Просто о любви - Татьяна Алюшина

Вот только ничего из их жизни, энергетики, фанатичной уверенности в истинности своих правил, восприятия мира, характеров не совпадает с миром Степана Больших.

Совершенно чужая ему женщина — уступающая во всем, принимающая его, но так и не понявшая — хронически не его женщина!

Такими вот тропами водит его жизнь за страх вляпаться в серьезные отношения и боязнь переживать еще раз предательство, за строгую охрану своей свободы моральной, душевной, физической — любой!

И Ванечка, такой замечательный мальчишка, которого Степану постоянно хочется защитить от всего на свете, чужой ребенок, и это его жизнь! Это его мама и бабушка, он родился именно в этой семье, и это его жизненный путь. И никакой дядя Степан ни улучшить, ни сделать эту жизнь другой не сможет, особенно если женится на его матери, которую не любит и, по большому счету, не уважает.

Твою мать! Как он дошел до такой жизни?

«Страх — сильнейшее боевое оружие! — говорил древний римский полководец. — Он корежит и ломает людей! Испугайте своего врага — и вы победили!»

Больших достал из медицинского чемодана пухлую записную книжку, которую все собирался, но никак руки не доходили переписать на мобильный, полистал странички в поисках нужной фамилии, нашел, набрал номер и вышел в кухню.

Поговорить.

Вернувшись в комнату, застал ту же живописную группу из трех человек, не изменивших позы, настороженно смотрящих на него в три пары глаз.

— Значит, так. Сейчас мы поедем в больницу, к моему хорошему знакомому. Тебя обследуют.

— Нет, сегодня я не могу! — холодно отрезала Вера.

Такое поведение пациентов кротости характера и так уже тихо сатанеющему доктору Больших не прибавляло никогда!

— Или ты сейчас встанешь и соберешься, или я сгребу тебя в чем есть и затолкаю в машину! — твердо изложил варианты развития событий Больших.

Предупреждение, высказанное таким тоном, не оставляло путей к спорам, сопротивлению и глупому упорству.

— Мама… — обратилась она к последней инстанции за помощью.

— Степан Сергеевич! Мы сегодня никак не можем! — собираясь заплакать, умоляюще вступилась Ольга Львовна. — Сегодня придет папа Ежика, им с Верой надо обсудить очень важные вопросы, они так долго договаривались об этой встрече!

— Я подозреваю, что у Веры серьезное заболевание. Вы это понимаете?

— Да, да, раз вы говорите! Только давайте завтра! Ведь можно завтра? Мы съездим, съездим! Можно с этим доктором на завтра договориться? — как о пощаде просила Ольга Львовна.

— Хорошо, — согласился Степан, остывая в один миг.

Он позвонил, передоговорился на завтра, написал на листке координаты, к кому и куда ехать и как найти, на другом листке написал несколько названий лекарственных препаратов для облегчения болей и сразу ушел.

Он не забыл про Стаську, но передумал ехать к ней — не сегодня!

Не в таком состоянии раздражения, усталости, злости на себя по большей части, а заодно и на баб неразумных!

Как только он отъехал от Вериного дома, позвонила сестричка:

— Ты в Москве еще?

— Да, в ней, — вздохнул Степан.

— Ты занят?

— Уже нет.

— Степочка, приезжай ко мне, если тебе очень уж трудно, а? Мне так тоскливо, ужасно! Приезжай, поговори со мной!

— Тоскливо что-то нынче, — разворачиваясь, пожаловался он в ответ.

Они проговорили полночи. Почему-то про Стаську он ей не рассказал. Про Веру и ее проблемы со здоровьем, про свое решение расстаться с ней и понимание их полной чуждости, про работу свою — легко и с чувством освобождения.

А про самое важное — нет!

Да потому, что знал прекрасно, что Анька живым его не выпустит — такого наговорит! И отчитает по полной программе, устроив моральную порку за то, что упускает свой шанс, за то, что обидел единственную женщину…

Найдет слова и поводы для прочищения мозгов, можно не сомневаться, и, что особенно неприятно, выскажет все то, что он сам себе уже мысленно сказал сто раз!

Самому-то признать себя неправым проще, даже некую гордость испытываешь: дескать, вот я какой честный с самим собой, но, когда кто-то называет твои поступки и поведение своими именами, это вызывает стойкое раздражение и неприятие!

Вот поэтому и не сказал! А может, и по другой причине…

Он остался у сестры ночевать, а утром помчался домой — ожидался приход сантехников, можно сказать, эпохальный, поскольку он никак не мог с ними состыковаться, а необходимость назрела — подтекала ванна на первом этаже, и всерьез.

И сегодня чудо соединения трубы с разводным ключом имело все шансы состояться. Сантехники приехали грамотные, из серьезной фирмы, провозились до глубокого вечера, заодно уж проверив все трубы и соединения в доме.

Часам к шести Степан понял, что сегодня ему не выбраться и никуда он уже не поедет.

Встреча со Стаськой отложилась в очередной раз.

Он позвонил Вере проверить исполнения выданных им приказаний.

— Сдала анализы, — неохотно ответила она на его вопросы.

— Когда результаты?

— Послезавтра.

Что-то было в ее тоне — отчуждение, раздражение, сомнение?

Он не стал разбираться и выяснять — не интересно. Для себя Больших уже все решил, если у нее есть повод обижаться, значит, так тому и быть.

А назавтра его срочно вызвали на работу, на большую аварию на подмосковном заводе. Он вернулся домой глубокой ночью полуживой от усталости и завалился спать.

Рано утром следующего дня, начальство отправило Больших на серию новых тренировок на полигон, в казарменный режим.

Весело.

Он все время помнил о Стаське! Думал о ней каждый день — с утра до вечера и ночью. Когда не работал, думал только о ней!

И надо же случиться такой засаде? А?

В тот момент, когда он понял все, решился, набрался смелости, как птица перед полетом, — и такая невезуха глобальная!

Он несколько раз пытался позвонить ей, набирал номер, но в последний момент нажимал «отбой».

Что он ей скажет по телефону?

Все, что он хотел, рвался ей сказать, можно говорить, глядя в глаза! Сказать — и заграбастать ее, и больше не отпускать от себя!

Вера, когда он позвонил, холодно и отстранение отчиталась ему, что результаты анализов получены, ей поставили диагноз: пиелонефрит, назначили лечение и какие-то дополнительные обследования.

— Ничего страшного. Спасибо тебе за заботу и что настоял на посещении врача, — произнесла она чужим ровным тоном.

— Не расстраивайся, — подбодрил Степан, — пиелонефрит — это излечимо и действительно не так страшно.

— Да, — согласилась тем же тоном она.

И первый раз в своей практике доктор Больших не довел дело до конца — не перезвонил врачу лично узнать результаты обследования, не съездил и не посмотрел сам.