Аннигилятор (ЛП) - "РуНикс"

Она резко вдохнула.

— Куда ты ушёл?

— Никуда, я был везде.

Его пальцы провели по ее обнаженной спине под футболкой.

— Они оставили меня на улице, и я оставался там некоторое время, воруя, что придется. Какое-то время я жил в школе, притворяясь одним из их учеников, пользуясь их ресурсами. Школа была какая-то специализированная, и у них были занятия по боевым искусствам, которые они проводили для детей во внеурочное время. Это меня заинтересовало, поэтому я тоже туда записался. Потом я поселилась в одном из пустующих домов в богатом районе, когда хозяева куда-то уезжали.

Для нее это звучало дико и абсолютно пугающе. Быть таким молодым и оказаться на свободе.

— И никто ничего не заподозрил? — спросила она, одновременно потрясенная и напуганная мыслью о том, что он пережил все это.

Она увидела, как дрогнули его губы, как одна из его рук поднеслась к ее челюсти и провела большим пальцем по ее губам.

— То, что я настоящий с тобой, не значит, что я такой со всеми, маленькая flamma, — сказал он ей почти ласково. — Я обманываю людей. Для меня это вторая натура. Даже тогда я точно знала что нужно сделать, чтобы очаровать всех, чтобы они мне поверили, и они ели у меня из рук. Мальчики хотели подружиться со мной, и я использовала их. Девочки хотели трахнуться со мной, и я использовал их.

О.

Она задалась вопросом, что было бы, если бы в другой реальности она училась с ним в той школе. Посмотрел бы он на нее хоть раз? Стал бы он манипулировать ею, заставляя поверить в то, что она ему нравится, хотя все это время хотел чего-то другого? Манипулировал ли он ею сейчас?

Чем дольше она смотрела на него, тем сильнее его губы кривились в улыбке, тем крепче он сжимал ее челюсть.

— Вторые мысли?

— Если бы я была одной из них, — сформулировала она свой вопрос, но тут же оставила его, не желая знать.

Он перекатил ее под свое тело, его рот был в дюймах от ее рта.

— Если бы ты была там, я бы тебя трахнул. Потом я бы преследовал тебя и сделал бы тебя своей. Нет такой реальности, где бы мы с тобой не существовали, где бы мы не оказались там вместе. Её нет.

Глубоко вдохнув, она позволила своим напряженным мышцам расслабиться, пока он целовал ее, его язык захватывал ее рот, его руки — ее тело, его дыхание — биение ее сердца.

— А если бы я не хотела быть твоей? — провоцировала она его, потому что ей нравилось, когда его глаза вспыхивали так, как сейчас.

— Давай не будем об этом, Лайла.

Мягкое предупреждение в его словах что-то с ней сделало.

Его нос коснулся ее носа, он крепко сжал ее челюсть.

Она знала, что он имел в виду. Он бы заполучил ее, крючком или хитростью, с ее первоначальным согласием быть его или без него. По какой-то извращенной причине мысль об этом не повергла ее в ужас, как должно было быть. Нет. Она никогда не чувствовала себя такой желанной, такой желанной, такой сильной, как сейчас, когда он сказал ей это. И она не знала, сказал ли он это, чтобы манипулировать ею, или потому, что действительно имел это в виду, но, учитывая последние шесть лет, которые он провел, делая именно это, у нее не было причин сомневаться в нем.

Он целовал ее несколько минут, как бы закрепляя свои слова, а затем снова лег на бок, на этот раз глядя в потолок, закинув одну руку за голову, а другой обнимая ее. Она прижалась к нему, ожидая, когда он снова начнет рассказ, и наслаждаясь тем, как его рука провела по всей ее попке, прежде чем его пальцы начали поглаживать ее позвоночник.

— Я никогда не забывал, что сделал Синдикат, — снова начал он. — Они совершили огромную ошибку, когда отпустили меня. Открыв меня внешнему миру, они лишь заставили меня осознать, сколько силы у меня было, и сколько еще я мог бы иметь. Внутри дома я был ограничен в своих возможностях. А на улице? Возможности были безграничны.

Наверное, так оно и было для него. Опасный мальчик, которым он был, должен был вырасти в еще более опасного мужчину.

Его голос не дрогнул.

— Вначале у меня не было никаких планов. Но я хотел заставить их заплатить за то, что они сделали со мной, и за то, что они делали с некоторыми детьми в том доме.

Она была на сто процентов согласна с этим.

— Что ты сделал?

Он бросил на нее взгляд.

— Я вернулся через несколько лет, когда узнал, что они не будут меня ждать. Каждый год всех детей водили на разные участки для проверки, а взрослые оставались дома.

— Ты пошел в тот день, — догадалась она, зная, что он хотел, чтобы дети не мешали ему.

— И что ты сделал?

— Я все сжег, — заявил он.

— Каждый дюйм этой земли, каждый кирпич этого дома, я поджег его. И я стоял снаружи, наслаждаясь пламенем, пока они забирали всех, кто был внутри. Живыми.

Она слегка вздрогнула от ярких образов, которые предстали перед ее мысленным взором, но не почувствовала сочувствия к тем, кто сгорел. Они заслуживали того, чтобы гореть в том аду, который они создали.

— И тогда Синдикат пришел к тебе? — Она собрала воедино кусочки из того, что он ей рассказал. — И ты работал на них некоторое время. Но зачем было преследовать их после этого, когда ты уже уничтожил тех, кто причинил тебе боль? Я не понимаю.

Он молчал долгую минуту, просто глядя вверх, его пальцы лениво двигались вверх и вниз по ее позвоночнику. Она уже почти подумала, что он не ответит, когда он снова заговорил.

— Я начал собирать информацию внутри организации. Я узнал о том, сколько у них операций в скольких местах, о различных профессиях, которыми они занимались, о влиятельных людях со стороны, которые были так или иначе вовлечены в их деятельность. Я брал всю эту информацию и сохранял ее. В конце концов, знание — это сила.

Хорошо. Это все еще не ответило на ее вопрос.

— Именно в последний год работы на них я понял структуру организации. Она похожа на пирамиду: внизу — кураторы, над ними — их менеджеры, потом их боссы и, наконец, сами лидеры Синдиката. Никто из нижних уровней не знает никого выше, кроме своего собственного связного. Так организация работала десятилетиями и держала все в секрете.

Лайла оставалась неподвижной, переплетая свои ноги с его ногами, чтобы дать ему понять, что она здесь, не нарушая его потока.

— Есть — или было — пять лидеров. Синдикатеры.

— Так они себя называют?

Темная усмешка покинула его.

— На носу, не так ли?

Так и есть. Но такие люди, занимающие столь высокие посты в организации, должны быть полны высокомерия, так что она не удивилась.

— Что значит, было пять лидеров?

— Четверо из них мертвы, — он повернулся, чтобы посмотреть на нее. — Сейчас жив только один.

Ее сердце заколотилось от его слов, от этого намека. Не может быть. Она приподнялась на локте и потрясенно посмотрела на него.

— Ты имеешь в виду, что если его убрать, то организация может… прекратить свое существование?

— Все гораздо сложнее, — объяснил он, не сводя с нее глаз.

— Если его уберут, кто-то другой поднимется и заполнит пустоту. И такая организация, которая существует уже более пяти десятилетий, не может быть уничтожена одним ударом.

— Но ты работал над этим почти два из этих десятилетий, не так ли?

— Работал.

Но почему? Она не понимала этого. Это было не из-за какого-то его морального компаса — она знала, что его мораль была столь же хороша, как и ноль, когда дело касалось кого-либо, кроме нее. Даже к детям он не был привязан, скорее их беспомощность заставляла его делать шаг навстречу. Но у такого человека, как он, одержимого идеей уничтожить организацию, должен был быть какой-то мотив.

Она не стала озвучивать свои мысли, терпеливо ожидая, пока он расскажет подробности.

Его челюсть работала.

— В тот последний год, когда я был там, среди собранных мною данных я нашел свое собственное досье.

О.

— Я был скрещен с несовершеннолетней девочкой и мужчиной тридцати лет, — констатировал он совершенно искренне. — Она покончила с собой после того, как родила меня, и я был помещен в приют. Мой отец…