Крипт - Ника Ракитина

Что-то не нравилось Боларду в этой сцене. И не то, что Сабина сватает девчонку за Ивара. Чувствовал барон в голосе ведьмы напряжение и фальшь. И — будто она Майку проверяет.

— Ты что — слепая? — эти слова ведьмы трудно было расслышать. — Я что, не помню, как он на тебя смотрел, когда на бригантине прощался?

— Ага, — Майка сморщила нос. — Возьмем, мол, Настанг, тут же за тобой пошлю. А что я рыдаю в голос — ерунда. А что их всех… могут убить… — девчонка всхлипнула.

— Никого не убьют. И думать об этом не смей.

Майка почесала неровно стриженый затылок:

— Не, я лучше сама прослежу. Пусть уж и меня убивают за компа…

Сабина выдернула кинжал, наставив на Боларда, он же, выпрыгнув, поймал Майку за шею, прижал к себе, не позволяя трепыхаться:

— Тебе кто косу остричь разрешил, дура?! А ты, — барон грозно посмотрел на Сабину, — спрячь ковырялку, а то порежешься еще.

Ведьма послушалась. Сунула стилет за корсаж, надулась, как мышь на крупу.

— Ты зачем ее свела? А? — вопросил Болард грозно.

— Я сама…

— Молчи, — он встряхнул рыжую, зубы той клацнули. Но кричать, зовя на помощь, она не стала. — Рассказывай, голуба, как сюда попала.

— Тебя не спросила, — огрызнулась Майка.

— Выдеру, — Болард легонько шлепнул ее по заду ножнами.

— Закричу.

— И будешь окопы рыть.

— Да кто ты такой?!..

— Вот что, — дон уселся, рывком роняя Майку себе на колени, — или миром все рассказываете, или отведу обеих к Ивару, и пусть он с вами разбирается.

— Рассказывай, — кинула Сабина глухо.

— А чего, — ныла рыжая. — Заперли нас с нянькой в каюте. Я ее подпоила сонным зельем и сбежала через иллюминатор. Тогда все к отплытию готовились, никто по сторонам не смотрел. Доплыла до «Рюбецаля», влезла по веревке и спряталась в трюм. Сабинка позже мне переодеться принесла…

— Ага, — сказал Болард. И совсем неважно дону было, кто сварил для няньки зелье, кто спустил веревку за борт и приготовил для беглянки мужскую одежду. Ему хотелось мурлыкать от счастья. Его рыженькая, глупая, желанная не уплыла ни в какие дали. Она возилась, сопела у него на коленях, не зная, то ли вырываться и бежать, то ли злиться. То ли плакать от счастья. Как и он сам. Плевать, что поход, что война! Больше всего на свете хотелось Боларду сейчас завалить рыжую на сено, чтобы самым доходчивым образом подтвердить законность права на ней жениться.

— Там такие крысы… — Майка всхлипнула.

— И как тебя не обнаружили?

Она хихикнула:

— Варкяйцы думали, что я галичский, галичане — что от Шенье… А командирам я на глаза старалась не попадаться. А конюшенных мальчиков кто когда считал?

— И что с тобой теперь делать?

— А что хочешь, — худенькие плечи судорожно дернулись под рукой.

— Зря косу отрезала. — И под пристальным взглядом Сабины произнес: — Ступай к своему главному, передай, что дон Болард, барон Смарда, банерет Магистра, забирает тебя к себе оруженосцем.

— Ивар тебе голову снесет, если узнает, — Майка крепилась, но вот-вот была готова зареветь в голос.

— А, — Болард хмыкнул, — во-первых, не узнает. Во-вторых, раз козе смерть. И должен же я за невестой присматривать.

И с хохотом отвернул голову от Майкиных ногтей.

Глава 29.

1492 год, июль. Эскель

— Мне худо, Андрей.

— Раны? — Шенье с озабоченным видом подался к Ивару.

— Нет, душа.

— Плюнь, — убежденно сказал ренкорец. — Плюнь и разотри. У Варкяйца шкура толстая. И если его от гнева удар не хватит — переживет. Разве что на седло придется подушку подкладывать…

Кястутис, злобно толкнув висящий у пояса корд, широко зашагал по коридору. Отлипнув от стен, загремела спереди и сзади охрана. Шенье шагал вровень с князем.

— Болард сгинул…

Андрей ухмыльнулся:

— Хрен с ним, сегодня я за него буду.

В опочивальне следом за стражей осмотрел все углы, приподнял гобелены, сунул горбатый нос в камин и напоследок взглянул в узкое зарешеченное окно на далекий замковый двор и караульных, ходящих по стене. Отправив охранников, наложил засовы на двери. Раздул угли. Поставил греться на каминную решетку кубок с вином. Отстегнул Ивару пояс с мечом, помог стянуть сагум, кольчугу и сапоги. Налил теплой воды в таз, подвинул магистру под ноги. Взглянул на него снизу вверх, преклонив колена. Набросил на голову длинное полотенце:

— Ну что, сойду за кающуюся Магдалену?

— Не юродствуй!

— И не думал, — Шенье ладонью подпер острый подбородок. — Омой она тебе ноги, да вытри волосами, да все остальное… — тебе бы легче стало. А может, к этой ведьме за сонным зельем сходить?

— Пошел…

— Извини.

Командор помолчал. Слил Ивару на руки. Перенес на стол кубок. Выплеснул воду в камин. Посмотрел, как зашипели, подернулись сизым угли. Разворошил их кочергой. Подкинул сверху дров.

— Тогда будем пить вино. Переползай на постель. И я буду читать тебе стихи. Пока не уснешь.

Выполняя свою угрозу, Андрей вытянул из-за пазухи томик в синей с серебром обложке, раскрыл наугад.

— Люди меня бранят

И почти не верят,

Твердят, что в прошлое нет пути…

Но — открыты двери!

Хотите, я с вами туда пойду?

И, встав с коленей,

Мы вновь увидим Звезду

Над Бетлеемом.

Его таалинский со взрывными «р» и пришепетыванием на концах слов до боли напомнил князю молодость.

— Это чье? — спросил он хмуро.

Андрей перелистнул страницы, пальцем провел по титулу, поднеся к свече:

— Некто Варкяйский Лебедь. Запрещен у нас. Впрочем, у вас в Подлунье тоже. Я думал, это ты.

Ивар помотал головой. Сделал из кубка большой глоток.

— Мне оставь.

В тот день

Когда я увидел свет

Зимой в конце декабря

Звезда светила

Пять сотен лет

И больше гореть

Не могла

Ветхая сказка про трех мудрецов

Что шли на манящий свет…

Звезда была (в конце-то концов)

Была.

А может, и нет.

Ведь это глупо —

Идти за звездой

Мертвой

Но шлющей свет

Но я тоже пошел на этот огонь

И все еще иду на огонь

Опять иду сквозь ее огонь…

— Хватит! — шепотом заорал Ивар. Зажал кулаками ворот. — Всю жизнь… всю жизнь я иду за Звездой и не знаю, что важнее — вы или Звезда впереди. Я иду, а вы остаетесь на обочинах. У меня уже такая яма в душе… Вольно же двигаться во тьме, наощупь, когда слепой ведет слепых, и только совесть, как компас… впрочем, здесь совесть, кажется, не инструмент. Или? Ох, хотел бы я быть мудрым… Ты когда-нибудь думал, отчего меня сделали магистром?