Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский

– Да тридцать, не больше…

– Сорок с хвостом, вот сколько! – глянула на девушку прачка.

– Да что ты, тетенька!

– Ей-богу, не вру! Вон ее сын, лейтенант Егор Палыч.

– Красивенький! Женатый?

– Где там! Сурьезный парень. Ученый. Адмиральский толмач. Он по-турецкому может говорить.

– Охти мне! А мать его такая веселая.

– А чего ей не быть веселой: живет на готовом!

– Адмирал! Адмирал!

– Федор Федорович идет! – пронеслось в толпе.

К пристани по дорожке, обсаженной тополями, шел сам адмирал Ушаков. Энергичное лицо его было озабочено. Он что-то говорил шедшему рядом с ним высокому, полному контр-адмиралу Пустошкину, а сам не спускал глаз с бухты, где чуть покачивались его суда.

– Здравствуйте, батюшка Федор Федорович! – раздалось в толпе.

Ушаков прервал разговор и снял шляпу, кланяясь во все стороны.

– Здорово, севастопольцы! Здравствуйте, бабоньки! – приветствовал он. – Пришли провожать нас?

– Пришли, ваше превосходительство!

– Счастливого плавания!

– Побыстрее вернуться! – слышалось отовсюду.

– Спасибо! – благодарил Ушаков, сходя на каменные плиты пристани. Он подошел к ожидавшей его группе.

Федор Федорович постоял с провожающими одну минуту и стал прощаться. Жена Пустошкина и Любушка поднесли ему цветы.

Любушка поцеловала сына:

– Доверяю вам его, дорогой Федор Федорович.

– Будьте спокойны, Любовь Флоровна! – ответил Ушаков. – Пашенька, поспеши, голубчик, с кораблями! Не задерживайся долго, – просил он друга.

– Будем работать не покладая рук! – ответил Пустошкин.

Ушаков пошел к шлюпке.

Егор Метакса следовал за любимым адмиралом.

Для тех, кто стоял на берегу, последняя склянка тянулась томительно долго.

А на кораблях, где было много дела, незаметно пересыпались последние песчинки.

И вот на «Св. Павле» взвился сигнал: «Сняться с якоря!»

На всех судах залились свистки, затопали сотни ног. Через пять минут эскадра оделась парусами и плавно двинулась из родной бухты. С берегов раздалось «ура».

Впереди распростерлось безбрежное море. Оно переливалось под солнцем разными цветами – от голубого до черного.

Эскадра адмирала Ушакова шла навстречу новым победам.

II

Двое суток Ушаков благополучно шел к румелийским берегам. Эскадра была в трех обычных колоннах.

Сколько раз ходили так к этим же берегам, зорко всматриваясь в каждое облачко на горизонте – не турецкий ли парус?

А теперь плыли спокойно.

Впрочем, адмирал Ушаков не был спокоен. Ему начинал не нравиться ветер: он постепенно усиливался и развел большую волну.

– Ох, раскачает нашу старую посудину! – беспокоился Ушаков.

А ветер становился все крепче.

Наутро пришлось приказать стать под берегом на якорь всей эскадре. Два дня ветер продержал эскадру на месте.

«Я и говорил: не надо было выходить тринадцатого – все равно потеряли двое суток», – рассуждал сам с собой Федор.

18 августа ветер ослабел. Суда починили повреждения и снялись с якоря. 23 августа подошли к проливу. Но «Панагия» еще не вернулась с ответом – входить в пролив или нет. Пришлось лавировать у пролива, ожидая известий от Томары.

Наконец, 24-го вернулась «Панагия». Она привезла чиновника посольства, который сказал, что турки давно с нетерпением ждут русский флот.

25-го вошли в пролив. При входе каждое судно салютовало из семи орудий. Турецкие крепости отвечали столькими же выстрелами.

Берега были усеяны народом, радостно приветствовавшим союзников.

На русских судах все бросились к портам и на верхнюю палубу, чтобы наконец посмотреть на Босфор, о котором всегда было столько разговоров.

Он оказался похожим на величественную реку, текущую между двумя рядами холмов, поросших лесом. Их склоны были все в садах и красивых загородных домах и дачах.

Местами пролив причудливо извивался. Он образовывал прелестные бухточки и заливы, в него выдавались зеленые мысы с кипарисами и платанами.

После неспокойного Черного моря, где вечно бушуют и бьются в берега волны, здесь царила поразительная тишина: скалы и горы защищали Босфор от ветра.

– Вот, братцы, где стоять на якоре – спи, не хочу! – удивлялись моряки.

– А дельфинов-то, дельфинов сколько!

– Смотрите, вон цапли! И откуда их так много?

– А какие кипарисы! Словно веретенце с пряжей!

Чиновник посольства стоял на шканцах вместе с Ушаковым, капитаном «Св. Павла» Сарандинаки и другими старшими офицерами. Он давал объяснения.

– Это Буюк-дере, – указывал он на загородные дома, раскинувшиеся в прекрасной долине. – До Константинополя осталось двадцать пять верст. Здесь летом живут иностранные министры, консулы, чиновники миссий, купцы. Вон видите, на набережной, большой красивый дом в саду среди платанов и кипарисов? Это дом нашего посольства. Он построен министром Яковом Ивановичем Булгаковым, – с гордостью сказал чиновник.

Ушаков дал сигнал эскадре стать против Буюк-дере в линию на якорь.

И тотчас же на «Св. Павел» приехал сам посланник, обрусевший грек, носивший странную фамилию – Томара.

Это был небольшой, худощавый человек.

Ушаков встретил Василия Степановича Томару у трапа и повел в свою каюту.

– Вот вы уже у ворот Стамбула, – сказал, садясь, Томара.

– Меня обещали когда-то привезть сюда в клетке, а я приехал сам! – пошутил Ушаков.

– Это хвастался Саит-Али – пылкий и не очень умный господин. Он известен еще и тем, что однажды фрегат из его флота разбился во время бури у греческого острова Самос. Саит-Али заставил островитян уплатить ему все убытки на том основании, что если бы острова Самос не было, то фрегат остался бы цел. О словах Саит-Али теперь нечего поминать. Теперь вы здесь – самый желанный гость! Вот послушайте.

И Томара изложил Ушакову международную обстановку. Оказалось, что Франция готовила морскую экспедицию не для вторжения в Черное море, а для захвата турецкой провинции Египта: генерал Бонапарт три недели назад высадился с 36-тысячной армией в Александрии – английский адмирал Нельсон не успел ему помешать в этом, хотя потом все-таки разбил французский флот у Абукира. Томара сказал, что французы захватили еще остров Мальта. Царь Павел I, считавший себя покровителем Мальты, увидел в последнем действии французов вызов и предложил Турции военный союз против Франции.

Томара сказал, что турки очень напуганы последними событиями. Французы заняли Ионические острова, а теперь продвигаются к Каиру. Турки боятся, что французы прочно укрепятся в Средиземном море и постепенно превратят Турцию в своего данника. Французы помогали туркам заводить флот, строили им крепости и корабли, учили лить пушки, и турки привыкли считать, что французы всё знают и всё могут.

– Поэтому теперь все надежды они возлагают на русскую помощь, на Ушак-пашу! И на вас смотрят как на избавителя!

Напоследок Томара сказал Ушакову, как нужно держать себя с турками.

– Как обходиться с турками на море, вы и без меня отлично знаете, ваше превосходительство, – улыбнулся Томара, – но позвольте мне посоветовать вам, как держать себя с ними на суше.

– Буду вам очень благодарен, Василий Степанович! – ответил Ушаков.

– Когда придется иметь дело с каким-либо пашой, не старайтесь обходиться с ним почтительно: турки сочтут это за слабость и перестанут уважать вас. Если бей или ага входит к вам, а вы из вежливости подыметесь с места, он сочтет это за уважение христианина к мусульманину. Вы же хоть сто раз входите к нему, он не встанет. Если вы входите в комнату к паше, а он сидит и не приглашает вас садиться, то не ждите приглашения, садитесь сами, как бы свирепо ни смотрели на вас его окружающие. В следующий раз он посадит вас рядом с собой. Знайте, что кофеем угощают всех. Только трубка считается признаком равенства. Если вас угощают одним кофеем, но не подают трубки, прикажите подать.

– А что мне делать с трубкой? Я не курю, – улыбнулся Ушаков.

– Делайте вид, что курите. Помните: на Востоке нет середины между равенством и рабством.

– Понимаю.

– Вот пока и все. Приготовьтесь к тому, что вас приедут поздравлять с благополучным прибытием, – предупредил Томара, прощаясь с адмиралом. – Для угощения турецких вельмож я сейчас же пришлю вам лучшего табаку – македонского или латакийского из Сирии.

Ушаков велел повару приготовить кофе и варенья и приказал поставить на бак часовых, чтобы следить, кто пожалует к нему.

Вскоре после отъезда Томары часовой на баке крикнул:

– Шлюпки с правого борту!

Вся очередная вахта, сидевшая на верхней палубе, и вахтенный мичман с удивлением смотрели вниз. К «Св. Павлу» двигался целый караван. Корма первой шлюпки утопала в цветах. Среди цветов, поджав ноги, сидел в красной чалме и огромной шубе чернобородый турок. За шлюпкой тянулись шесть фелюг, нагруженных свежими овощами, живыми баранами, клетками с птицей.