Мышеловка капитана Виноградова - Никита Филатов

Потом стали видеться реже, и Виноградов только по телевизору в репортажах из горячих точек высматривал с тревогой, не мелькнет ли в кадре знакомое лицо с лихим разлетом усов.

А теперь — заместитель министра, не хухры-мухры! Хотя какой был — такой и остался, с болгарским огненным темпераментом и милицейской хваткой.

— Пошли! Прощаться не надо, пусть спят.

— Как скажешь…

По привычке ускоряя шаг, они направились по просыпающемуся городу на вокзал.

— Еще раз спасибо, дружище. На эту валюту мы сможем купить столько всего для госпиталя — это даже не представить! Серьезно.

— Я знаю. Поэтому и подписался.

— Эх-ма! А может, обойдется? Давай мы бумагу от министра пришлем… Хочешь — расписку официально оформим?

— Ага. И еще прессу подключим — газеты, телевидение. Этакий легкий скандальчик всем на потеху.

— Ладно, выгонят — перебирайся к нам. Начальником отдела сразу же, квартиру изыщем. Восстановим в органах — имеем право.

— Буду иметь в виду.

— Я серьезно.

— Я тоже не шучу. Лишь бы не посадили.

— Отобьем, Саныч! У нас теперь такие «коммандосы» есть — любую тюрягу по кирпичикам разнесут, хоть слона выкрадут и сюда доставят… А в Приреченске — поди достань тебя!

— Сплюнь три раза! Трепло ты, а не замминистра.

— Ну не скажи… Ты мне вот что, Саныч, проясни напоследок… Все эти конспирации, комбинации, акции — мастурбации, мать их! — словом, все это движение — как, серьезно? Или, блин, очередная авантюра, после которой опять всех с голой задницей оставят? Может, это там наверху кабинет побольше и кусок пожирнее поделить не могут? Только честно!

— Честно… Не знаю. Идея вроде благая, лозунги тоже — но это же, сам понимаешь, шелуха. Из координационного совета никого не знаю, с режимом секретности у них все в порядке, а что касается своих, питерских… Мужики стоящие, я думаю лучшее, что в нашей системе сохранилось. Вам-то уже помогли чем-нибудь?

— Присылали людей, оружие… Формы милицейской через Москву подкинули. На прессу, чувствовалось, влияли — словом, грех жаловаться. Ну, и ты тут с зеленью, тоже факт!

— Так и плюнь. Не напрягай мозги — жизнь покажет.

— Постой! — Кинчев придержал Владимира Александровича за рукав. Они находились уже на территории станции, между беспорядочно перемешанными платформами, истекающими вонью цистернами и бурыми товарняками.

— Будь здесь, не двигайся!

Сергей решительно, но аккуратно, стараясь не запачкать щеголеватый джинсовый костюм, нырнул куда-то вниз, под мазутное брюхо вагона. В руке его Виноградов разглядел матовый брусок пистолета.

Коротко прошуршал гравий, и теперь уже сам Владимир Александрович услышал звуки, привлекшие внимание его спутника; они доносились, судя по всему, от грузового двора: мужские нервные голоса, приглушенные вскрики, металлический лязг.

Посмотрев на часы и тревожно вздохнув, Виноградов полез вперед за старшим по званию…

— A-а, все-таки не удержался? — удовлетворенно спросил спрыгнувшего с очередной подножки Владимира Александровича Сергей. — Ничего, сейчас уже пойдем…

Он откинул в сторону недокуренную сигарету и, не прерывая движения освободившейся руки, коротко и сильно ударил в живот стоявшего рядом с ним мужчину. К еще большему удивлению Виноградова, мужчина не упал, а только конвульсивно дернулся, мотнув безвольно свешенной головой. Вглядевшись, капитан понял причину — правое запястье задержанного было приковано никелированным наручником к ржавой скобе, торчащей на двухметровой высоте из пыльного бока вагона-рефрижератора.

Стоящие рядом милицейский сержант с усталым небритым лицом и вохровец в синей тужурке внимательно рассматривали подошедшего.

— Взяли, наконец, — счел необходимым пояснить Кинчев. — Четвертую ночь в засаде, и не зря! Молодцы ребята, орлы! Понимаешь, Саныч, гниды такие, повадились потрошить станцию — мясо, водку, детское питание… Вся Россия от себя последнее отрывает, шлют, чего у самих в магазинах нет, а эти с-суки… — Кинчев еще раз приложился кулаком, теперь к окровавленной физиономии вора. Брезгливо вытер руку о его же куртку. — Одного задержали, двое самое меньшее ушли, вот что плохо.

— Молчит, собака, как пионер! — возмущенно, но не без уважения сказал вохровец.

— Точно… Скажешь, гад? — приблизился вплотную к задержанному милиционер.

Тот, ощерившись, мотнул головой.

— Видел? — пожаловался Кинчев. — Что ж поделаешь… Ты вроде из Южно-Чапаевки? Да? — подполковник назвал шахтерский городок на востоке республики, у самой границы с Украиной. — Вот пусть с тобой местные мои коллеги и разбираются… Отправим тебя сейчас туда — а чего тянуть? Недалеко, прямо с этим поездом и отправим. Только вот билеты на товарные поезда не продают, что за жалость! Ну ничего — рядом пробежишься… Понял?

Взгляд задержанного метнулся сначала к наручнику, затем в голову состава, наполнился ужасом.

— Вижу, понял. И ладушки…

Кинчев шагнул назад, от вагона, принял от милиционера желтый железнодорожный флажок и махнул в сторону локомотива. Трехсотметровый поезд лязгнул по всей длине громоздкими сочленениями и нехотя тронулся с места. Задержанный начал пятиться, но сразу же потерял равновесие и заскреб ногами по гравию.

Кинчев опять взмахнул флажком:

— Стой! Так не честно, надо тебя другой рукой перестегнуть, чтобы по ходу движения, как у порядочных водится… — огромную массу мгновенно остановить было невозможно, поэтому вора еще метров десять проволокло.

— Или, может, расскажешь нам что интересное? Чтоб зря твоего участкового не беспокоить, а?

— Отцепите… отцепите, сволочи! Я все скажу, все…

— Еще ругается… — удивился милиционер, доставая из кармана ключи.

— Осуждаешь, а, интеллигенция? — спросил Кинчев, когда они прощались у вагона скорого пассажирского.

— Не мое дело.

— Эт-то верно… Пойми, мы имеем право. Мы его не заслужили, мы его завоевали… Веришь ли, каждый раз действует! Уже третьего вора на понт берем, с помощью операции «Паровоз» — это я так назвал, действует безотказно. Тем более что времени нет по всем правилам колоть. Да ты, Саныч, не думай — мы ж не убийцы. Машинист свой парень, все равно далеко б не поехал!

А Виноградов в первый раз не знал, верить ему или нет…

3

— Значит, вы не можете объяснить, откуда у вас чеки Внешторгбанка?

— Почему не могу? Могу… Я ж говорил, — закончил высшую мореходку, сам за границу ходил, хотя и немного. Друзей — полпароходства, вето на курс младше выпускался, кто — раньше…

— А конкретно кто сколько дал — говорить не хотите?

— Отчего ж это не хочу? Хочу… Но как-то вот не вспоминается! Время прошло, голова другим занята; если б знал, что вам понадобится, обязательно все документировал.

— Но хоть кого-то должны вы вспомнить!

— А кричать зачем?

— Простите…

— Бывает!

— Хорошо, но ведь это же уйма денег — полтора миллиона нашими. Где все-таки они? Может быть, вы что-то купили — дачу, машину… я не знаю — акции, что ли?

— Ива-ан Павлович! Ну стоит ли по новой, а? Вопрос, куда я их истратил, — дело мое, личное… Даже налоговой инспекции тут ловить нечего, при таком раскладе этот доход не облагается… — Виноградов почувствовал, что он почти на пределе. Господи, третий день подряд — всю душу вымотали, это они умеют! Таких бы мастеров, да в райотделы, на борьбу с бандитами и жуликами, а они, суки, в инспекциях по личному составу штаны просиживают.

Опрятный, довольно молодой мужчина с бережно зачесанными на явственную лысину каштановыми волосами и плоским невыразительным лицом канцелярской крысы — Иван Павлович Николаев, инспектор по особым поручениям аж из самой столицы, — обернулся на скрип открывшейся двери:

— A-а! Вот и товарищ Храмов.

— Не помешаю? — начальник морского отдела робко топтался у порога собственного кабинета. Виноградов не в первый раз за эти дни пожалел этого высокого, сильного и умного человека, своего первого учителя и бессменного шефа на протяжении девяти лет. Все управление знало, что до окончания проверки подполковнику Храмову задержали документы на присвоение очередного звания — представление, говорят, вынули прямо из машинки. И в стремлении вернуть ускользающую из рук папаху, он стремительно терял лицо. Судя по тем объяснительным, которые Виноградов читал, учитель отдал его даже без особого трепыхания.

— Нет-нет, заходите! Виталий Степанович, с вашими подчиненными совершенно невозможно разговаривать!

— Владимир Александрович, — пройдя и после некоторого замешательства решившись все-таки присесть на один из стульев, счел необходимым реагировать подполковник. — Ведите себя разумно.

Виноградов с трудом сдержал нервную усмешку. Сколько раз они с начальником теми же словами уговаривали, убеждали, обволакивали обнадеживающей паутиной кажущихся компромиссов, чтобы очутившиеся в кабинете подозреваемые по мере возможности собственными руками сокращали себе путь на скамью подсудимых. Что ж, умный учится на чужих ошибках.