Васёк Трубачёв и его товарищи - Валентина Осеева

— А где колхоз — там и председатель! — засмеялась Марина Ивановна.

— А мы тоже около Сергея Николаевича всегда! У нас тоже школа! — закричали приезжие.

Пионерский костёр начался торжественно.

Оба отряда построились в линейки.

— Костёр посвящается первому знакомству и дружбе пионеров Москвы с пионерами колхоза «Червоны зирки»! — громко объявил Митя.

Честь зажигать костёр выпала на долю Саши Булгакова. Он с волнением поднёс спичку к сухой ёлке. По жёлтым иглам пробежал быстрый огонёк, и ёлка вспыхнула, с треском рассыпая вокруг золотые искры.

— «Широка страна моя родная…» — дружно запели ребята.

Взрослые весело подхватили знакомую песню. Когда всё смолкло, Митя сказал короткое приветствие. Закончил он его так:

— Широка наша страна родная, а куда ни поедешь — везде ты свой человек. Вот мы к вам приехали, а уже вроде как дома или у родных…

— А я ведь тут рос. И всё мне тут дорого. И язык украинский, и воздух вот этот с полей… Что значит родина!.. — задумчиво сказал Сергей Николаевич.

Завязалась беседа. Колхозники наперебой расспрашивали о Москве.

— Москва наша с каждым днём растёт и украшается, — сказал Сергей Николаевич. — Иногда проходишь по улице и видишь — забор стоит какой-то. За забором экскаваторы работают, грузовики рычат, растёт этаж за этажом. А снимут забор — и ахнешь! Стоит перед тобой дворец — глаз не отвести! Как в сказке!

— А мы под самой Москвой живём, на электричке туда ездим… — мечтательно сказала Лида.

— У нас городок тоже хороший! У нас и театр свой, и кино, и школы! — зашумели ребята.

— Расскажите про нашу школу! — неожиданно попросил учителя Мазин.

— Ну что же я буду рассказывать! Вы сами про свою школу расскажите.

Ребята зашевелились, зашептались:

— Одинцов, Одинцов!.. Нет, Зорина! Лида Зорина, расскажи!

Лида Зорина встала.

— У нас очень хорошая школа… — бойко начала она.

— Самая лучшая! Замечательная школа!.. У нас все учителя хорошие и директор хороший! — перебивая Зорину, закричали ребята.

Мазин подбросил в костёр ветку и встал:

— Наша школа на весь Советский Союз, может быть, одна… У нас знаете как учат — ого! Чего не знаешь, так хоть в класс не ходи! Например, географию…

— Из нашей школы уже герои вышли! — крикнула Синицына.

— У нас второгодников почти нет!

Марина Ивановна крепко пожала руку Сергею Николаевичу, глаза её при ярком свете костра влажно блестели.

— Школа, которую так любят ребята, — хорошая школа! Нам всем это очень радостно слышать!

Игнат Тарасюк сдвинул набок кубанку и встал:

— Оно, конечно, каждому своё… Я скажу, что наша школа лучше, а вы будете говорить, что ваша лучше… Ну, так это может и ссора получиться. А так как вы у нас гости, то всё ж таки неудобно будет…

Ребята всполошились, приготовились к отпору, но Жорка, задремавший было на коленях матери, вдруг вскочил:

— Гармонь! Гармонь идёт!

Все зашевелились, раздвинулись. Мазин и Саша подбросили в костёр сухих веток. В отблесках пламени нежно зарумянились берёзы, высоко взлетевшие искры осветили кудрявую листву дуба.

Из темноты вышла баба Ивга и подала Степану Ильичу гармонь:

— Играй, Стёпа! Нехай гости нашу музыку послушают.

Степан Ильич встал, широко развернул гармонь, склонил набок голову и пробежал пальцами по жёлтым, истёртым ладам.

Гармонь тихо, протяжно вздохнула, запела что-то грустное и нежное… Пела для всех, а слышалось каждому, что поёт она только для него. Вспоминалось что-то хорошее, дорогое, своё…

Лида Зорина молча прижималась к плечу новой подружки. Васёк вспомнил вдруг отцовский галстук, съезжавший на сторону, тёплые большие руки отца. Сева Малютин, глядя в пламя костра, откуда-то издалека услышал голос матери, как будто не гармонь, а она пела что-то своему сыну. Саша, посадив на колени толстого хлопчика, гладил его по голове и шептал ему на ухо, пытаясь говорить по-украински:

— А у меня дома такие, як ты, людыны тоже есть.

В глубокой, тёмной вышине ярко светились звёзды. В ответ на гармонь в лесу тихо защёлкали соловьи, и по овсу, словно на цыпочках, прошёл ветер.

Степан Ильич взглянул на лица, освещённые пламенем костра, усмехнулся и заиграл гопак.

Молоденькая учительница встала, приглашая девчат и хлопцев.

Плясали попарно и в одиночку; один танцор сменялся другим.

— Татьяна! Татьяна! — вызывали развеселившиеся колхозники.

— Да не буду я, нехай кто другой спляшет! — смеясь, упиралась Татьяна.

Степан Ильич, крепко прижимая к себе гармонь, кивнул головой жене:

— Выходи, Татьянка!

Татьяна вдруг сорвалась с места, ударила в ладоши и пошла в пляс. Отсвет от костра играл на её оживлённом лице, под чёрными круглыми бровями задорно блестели глаза.

— «Гоп, кума, не журися, туды-сюды повернися!» — подпевала она в такт музыке.

Татьяне хлопали долго, вызывали её ещё, но она, смеясь, схватила на руки сына и спрятала за ним разгоревшееся лицо.

— Она больше не будет плясать, — обнимая мать, объявил Жорка. — Ось я зараз! — Он вырвался из рук матери и под бойкий плясовой мотив, кувыркнувшись в траве, болтнул в воздухе босыми пятками. — Эй, московские, дывиться! От як я можу! Гоп, гоп, гоп! — Он высоко подпрыгнул и упал на траву. — Эй, московские!..

Кто-то из женщин дал ему легонько шлепка. Ребята хохотали до слёз. Потом девочки сплясали русскую, Одинцов смешил рассказами, Белкин показывал фокусы.

Учительница Марина Ивановна подсела поближе к костру, протянула над огнём руки и задушевно, тихо запела:

…Полюшко-поле,Полюшко, широко поле…

Ребята дружно подхватили припев знакомой песни:

Ехали да по полю герои,Эх, да Красной Армии герои…

Наконец, усталые и довольные, все разошлись.

В ушах у ребят долго ещё звучали песни, музыка и бойкий голос хлопчика: «Эй, московские!.. От як я можу! Гоп, гоп, гоп!»

Глава 4

ДНЕВНИК ОДИНЦОВА

Вчера Митя сказал, что пора начинать вести дневник, только теперь он будет называться не «Жизнь нашего класса», как было в школе, а «Жизнь нашего отряда», а если жизнь — значит, всё, что есть, то и писать. Нам всем это очень понравилось, и мы сначала решили писать по очереди, а потом все ребята сказали, чтобы писал я один. «Одинцов, — говорят, — лучше всех умеет писать». Я, конечно, говорил: «Нет, нет, все умеют!» А Нюра Синицына и тут выскочила: «Конечно, все умеют, почему один Коля Одинцов?» Подумаешь, какое её дело во всё вмешиваться! Всё равно ребята меня назначили.

Вообще лучше бы Нюрка поменьше воображала, а то как приехали, так и пошла командовать. Вчера собрала все тапочки и спрятала. «Можно, — говорит, — и босиком ходить, тут тепло!» Подумаешь! Нам родители купили, а она распоряжается. Я раньше и сам хотел босиком бегать, а тут назло ей взял да и надел. Теперь из-за неё ногам жарко.

Больше с ней ни в какую республику не поеду!

А здорово тут гостить! Наша жизнь идёт хорошо. Три дня мы только и делали, что веселились. По-украински это называется «гуляли». Вчера выступали у костра, никто не боялся, и всё сошло хорошо. Ребята довольны. Митя — тоже. А Сергей Николаевич ходит с нами купаться, шутит — говорит, что здесь уж, так и быть, он нам волю даст, а в школе подтянет.

А сегодня мы ходили в село Ярыжки. Было жарко, девчонки немного раскисли. Ярыжки всё-таки далеко: туда ребята из нашего колхоза зимой бегают в школу по реке. В Ярыжках хороший клуб — его построили комсомольцы. Заведующий клубом тоже комсомолец. Его фамилия Коноплянко. Он такой тихий, сутулый, лицо бледное, а глаза голубые-голубые. Митя взял да подарил ему свою самопишущую ручку. Чудной… Сам её на дорогу купил и в вагоне всё нам показывал.

Марина Ивановна тоже комсомолка. Игнат говорит, что она ещё почище нашего учителя: кого хочет — того и подтянет.

А когда мы шли по селу, нам показали старую, сгоревшую конюшню. А дед Михайло и рассказал, что в прошлом году весной ударила молния в дуб и загорелась конюшня, а старшие все на поле были. Так его внук Гена всех лошадей вывел, а одного жеребца сильно опалило, и Гена за ним ухаживал.

Вот так Гена! Сейчас этого Гену послали на МТС зачем-то.

А Игнат сам из Ярыжек. У него там родители.

Мы в клубе всем пионерам подарки раздавали: книжки, шёлковые галстуки и Севину картину им подарили. А они посмотрели и говорят: «Хорошая картина, про героев». И Севу похвалили.

Комсомольцы из Ярыжек все на лесозаготовки уехали, остались только Коноплянко да учительница. Они с Митей и с Сергеем Николаевичем составили какой-то обоюдный план. Завтра на сборе будем обсуждать. Петька Русаков уже всё подглядел — говорит: «Сначала в поход пойдём, а потом будем вместе с их пионерами помогать во всяких работах».