Стихея - Нана Рай

а на раскладушке в углу спала женщина. Раз в сутки пленницу выводили на свежий воздух, кормили три раза и даже разрешали смотреть телевизор и читать книги, чтобы она не сошла с ума. Элизабет не нужна была спятившая ведьма. Ей нужны были ответы.

– Здравствуй, Ребекка.

Женщина пошевелилась и приподнялась на кровати. Шерстяной плед сполз с ее груди, оголив потрепанный льняной саван, который держался на ней лишь с помощью пояса. Некогда длинные, белокурые волосы были коротко подстрижены на уровне ушей, а голубые глаза смотрели равнодушно, словно Ребекка стала бездушной куклой.

– Давно тебя не было, – вместо приветствия произнесла Ребекка и села на кровати, свесив босые ноги на холодный пол.

– Почему ты не надела теплую одежду? – Элизабет кивнула на черную груду тряпок в углу темницы. Еще не хватало, чтобы ведьма умерла от переохлаждения раньше, чем расскажет правду.

– Мне не холодно.

Элизабет стиснула зубы и со свистом втянула воздух. Манера Ребекки отвечать односложно и безразлично не просто злила, бесила.

– Тогда, наконец, расскажешь свой секрет?!

Ребекка вскинула брови:

– Ты не ведьма. Не поймешь.

– К счастью не ведьма, – фыркнула Элизабет.

– Но мы были «Огненными девами».

Тихое замечание Ребекки полоснуло по сердцу.

– Решила напомнить о своем предательстве? – прошипела Элизабет и шагнула к темнице.

Они создали «Огненных дев», чтобы укрепить их дружбу, но Ребекка забыла упомянуть, что родилась ведьмой.

– Поздно говорить, что я не знала… – Она встала с раскладушки и подошла к прутьям темницы.

Они стояли лицом к лицу, и Элизабет выдерживала взгляд Ребекки только усилием воли. Она не должна показать, как ей страшно. Стиснула кулаки, невольно задержала дыхание.

– Да, поздно, – прошипела Элизабет и все-таки на короткое мгновение отвела взгляд. – Древняя и ведьма никогда не будут дружить.

Ребекка молчала. Лишь подняла глаза и смотрела куда-то поверх головы Элизабет.

Расскажешь, как пережила огонь? Ты должна была сгореть!

Элизабет снова пережила тот миг, когда увидела, как пламя охватило тело бывшей подруги. Ужас, паника вместо привычного наслаждения. И безграничное облегчение, когда огонь схлынул, а Ребекка так и осталась невредима. Элизабет до сих пор было стыдно за свои чувства, и она никуда не могла от них деться.

– Зачем тебе?

– Затем, что это еще на один шаг приблизит меня к разгадке! – В запале Элизабет схватилась за прутья, но тут же отпрянула, когда Ребекка посмотрела на нее с легкой улыбкой.

До сих пор веришь, что найдешь ответ, почему прах ведьм исцеляет? Как зло может приносить добро? – Она впервые произнесла такую длинную фразу и к ее концу словно опустела.

Тебя не касается, что я хочу узнать! Но отчасти ты права. – Элизабет отступила на безопасное расстояние.

В мире все взаимосвязано, – тихо заметила Ребекка, и Элизабет поняла, что бывшая подруга вновь ничего не скажет.

Тебе повезло, что у тебя нет дочери, иначе я бы тебя быстро разговорила. На лице Ребекки не дрогнул ни единый мускул, и Элизабет добавила: Но ничего, в Вэйланде объявилась Стихея. Представляешь? И когда я ее поймаю, я узнаю все секреты ведьм. И даже те, о которых не знала ты, Ребекка.

Элизабет отвернулась и зашагала прочь от темницы, поэтому она не видела, как Ребекка обхватила себя за плечи и упала на колени. Беззвучные слезы потекли по бледному, словно гипсовому лицу.

Охотничий Пес влюбился в ведьму. Что ж, не он первый, не он последний. Главное – самой ведьме не поддаться на чувства, потому что такой союз обречен.

Мари остановилась возле окна и уставилась на полную луну. Если подумать, ведьма ни с кем не будет счастлива. Мужчина ей нужен, только чтобы родить дочь. Оставить потомство.

Мари прикрыла глаза и снова представила, чтобы сказала мама:

«Ты слишком мрачно смотришь на мир, Мария Ребекка. Гордись тем, что ты – ведьма. И будь сильной».

В пустом коридоре на втором этаже не было ни души. Все веселились на вечеринке, а Мари, как прокаженную, доставили в общежитие. Сама виновата. Надела бы костюм дохлой бабочки и затерялась бы в толпе. Но необъяснимое желание объявить всему Вэйланду, что ведьмы вернулись, зудело под кожей, отравляя кровь.

Мари еще раз взглянула на луну и направилась к своей комнате. Снова что-то произойдет. Она улыбнулась. Мертвые ведьмы мстят, но…

Улыбка погасла. Они могут убить невиновного, как ту девушку на посвящении в студенты. Она ведь ни в чем не была виновата.

– А мы были? Многие из нас даже не прикасались к людям, но их заклеймили и сожгли. Не дали и шанса оправдаться. Приговорили еще до суда.

Знакомый шелестящий голос вновь ворвался в мозг, и Мари застыла на месте. Прямо перед ней растекся по полу туман, похожий на жидкий дым. Из сизого болота выросла знакомая фигура девушки с длинными черными волосами. Они намертво спутались и словно стыдливо прикрывали грязный саван. В глазах горели языки пламени, а в морщинках на бледном лице скрывалась неутолимая жажда мести.

– Снова ты? – Мари прищурилась.

В этот раз ей не было страшно. Дух ведьмы не причинит зла другой ведьме.

– Ты не помнишь меня… – прошелестел призрак.

– Так напомни?

– Не могу. – Ее лицо скривилось, словно в судорогах.

Призраки не могут раскрывать секреты живых, – кивнула Мари. – Тогда раскрой мне секрет мертвых.

На этот раз призрачная девушка улыбнулась, и Мари поежилась. В улыбке не было ничего приятного. Наоборот, от нее появилось чувство, будто по коже провели наждачной бумагой.

– Мертвые мстят. Мертвые ждут голубую луну!

Мари не успела ничего сказать. На этот раз она ошиблась. Разгневанные духи не смотрят, кто перед ними: человек или ведьма. Они мстят всем. Поэтому Тина переживала за Эллиота и Дейзи.

Острая боль в затылке в очередной раз лишила ее зрения, и Мари провалилась во тьму.

Германская империя, 1849 год

Вилда всегда оправдывала свое имя. Дикая, необузданная. Плевать хотела на правила приличия, волосы носила распущенными и запрещала к ним прикасаться. Для немки была слишком миловидной и нежной, зато щучий характер служил прекрасным контрастом. Она с восторгом встретила революцию и ратовала за становление Германской империи, не особенно разбираясь в политических играх. Вилду забавляли изменения в стране, поэтому, чтобы уберечь жену от городских бурь, герр Шульц вывез ее в свой особняк в тихой провинции, и весну 1849 года они встретили среди хвойных лесов, альпийских лугов и любимых нежно-розовых цикламенов.

Три года совместной жизни Ансельм каждый день благодарил Бога. За то, что жена еще жива и коварная судьба не разлучила их. Постепенно, по крупицам, Ансельм рассказывал Вилде правду о прошлом. Это