Созвездие эректуса - Александр Розов

— Это соцмагия, — уточнил Спарк.

— А в чем разница? — ехидно спросила она, — Вот Асмунд агротехнолог по планктону. Где у него инженерия, а где магия?

— Планктон дело тонкое, — неохотно согласился тот, — Математическую модель придумали Лотка и Вольтерра лет сто назад, но в ней есть такая штука, как блуждающие критические точки. Параметрические катастрофы роста, иначе говоря.

— В нелинейной динамике иначе и не бывает, — вставила Санди.

— Ага, — сказал он, — А теперь представь: твое планктонное поле дало взрывной рост, и его плотная часть увеличилась от 2000 квадратных километров до 3000, а у фирмы заявленная промысловая площадь 2500. Попробуй, объясни директору, что иначе не бывает, пока суд будет ставить ему двухведерную клизму.

— И как тут выходят из положения? — поинтересовалась Келли.

— Ну, есть же эвристики. Например, рисунок края плотной части планктонного поля…

— Приметы, короче, — перебила Скатто, — я и говорю: магия.

— Не магия, а статобработка наблюдений, — обиженно сказал Асмунд, — У нас банк данных по морфологии планктонных полей 6 терабайт, не считая софта!

— Хорошо, что Верховный суд вышвырнул «Greenpeace» из Меганезии, — лениво заметил Спарк, — а то бы твой директор разорился на таблетках от нервов.

— Это точно, — согласился тот, — А Меганезия бы разорилась бы на нефти и газе. Кстати, у нас в офисе висит вот такое фото Джеллы Аргенти.

Расставив руки на предельную ширину, Асмунд показал размер фото и пояснил:

— Она была председателем на том процессе. Красивая женщина, между прочим.

— Джелла хорошо врезала этим продажным шкурам, — согласился Акела, — А то, видите ли, и атомная энергия им не нравится, и планктон, и ветряки, и соляроиды. Только от нефти для экологии никакого вреда, одна сплошная польза.

— Вы это про что? — спросила Келли.

— Да, была тут история несколько лет назад, — ответил Спарк, — президент «Greenpeace» заявил, что стимуляция размножения планктона нарушает экологию океана и усиливает парниковый эффект, так что их корабли будут устраивать налеты на наши планктонные фермы. Ну, ты же знаешь тактику «зеленых». Ясно, что этому уроду заплатили нефтяные картели. Мы, нашим топливным спиртом и биодизелем, делаем дырку в их монополии.

— И что решил суд?

— Да ничего особенного. Депортировал всех активистов и приравнял «зеленые» налеты к морскому пиратству.

— Это оно и было, — добавил Асмунд, — Представь, ты работаешь в своей промысловой зоне, соблюдаешь все меры защиты морских животных, контролируешь периметр, поставляешь органическое сырье, топливо, комбикорм. Тут вдруг какие-то дегенераты прут на баркасе через твое поле, срывают буйки, льют в воду какую-то дрянь вроде керосина…

— И что, теперь за это расстрел на месте? — поинтересовалась Санди.

— По идее, да, — признал Асмунд, — но реально никого не шлепнули. Копы потопили один их баркас, а этих засранцев вытащили из воды, и на депортацию. Еще морду набили, но уже не копы, а наши работяги. Копы наших оттаскивали, кому-то даже штраф вклеили.

Акела многозначительно поднял палец к небу

— Мы куда-то соскользнули, а разговор, вообще-то, был про кино, — напомнил он.

— Там, по сути, то же самое, — заметила Скатто, — наш маленький фест это локальное явление, а вот гиперфест, который на BDL, это уже глобально.

— Quo este BDL? — спросила Санди.

— ВDL este grand navio «Bandeira da liberdade»! Voce nao sabe?

— Primo ouvi, — подтвердила Санди. Она действительно впервые слышала про большой корабль «Флаг свободы», и про гиперфест. Это сообщение вызвало бурный и подробный рассказ об истории BDL и Free-art-hyperfest, поскольку, как оказалось, к этой истории имеют прямое отношение Скатто и Спарк.

Несколько лет назад, Скатто опубликовала в «Pacifica cultural revista» статью «Elegant-art as a prosumers property», содержавшую агрессивный манифест глобального фольк-арта:

«Развитая община сама производит то искусство, которое потребляет. Претензии касты псевдо-интеллектуалов от искусства на роль законодателя мод и ограничений, должны быть безоговорочно отвергнуты. У искусства один критерий качества: потребительский спрос, и один позитивный путь развития: абсолютно свободная конкуренция».

Подобные статьи множились на фоне роста популярности фри-арт-фестов (в которых уже начали участвовать не только меганезийцы, но и австралийцы, новозеландцы и гавайцы). Постепенно оформилась идея создать глобальный фри-арт-фест, который выступал бы в той же весовой категории, что и крупнейшие мировые дистрибюторы масс-культуры.

В это же время, шло становление маленького кладоискательского партнерства HTOPO. По заданию Оливии Минго, Акела «прошелся граблями по сети», и выдал огромный список известных кладов на океанском дне. Это были не те клады, о которых пишут авантюрные романы, а совсем не романтичные вещи: корпуса кораблей и самолетов, грузы цветных металлов и нержавеющей стали, ценного минерального сырья, и т. д. Классические клады (золотой песок, алмазы и пр.) не отвергались, но их было мало, и они не делали погоды. Затем Слай и Спарк прошлись по списку, вычеркивая объекты, подъем которых (с учетом возможностей партнерства) был невозможен, или нерентабелен, или слишком рискован. Нескольких таких объектов Спарку было жалко прямо до слез. Это были тяжелые боевые корабли II мировой войны, затонувшие в результате американо-японских сражений во всей меганезийской акватории от юга Филиппинского моря и Марианских котловин, до Кораллового моря и моря Фиджи. Спарк набросал эскизы проектов подъема некоторых из этих кораблей, но Оливия была непреклонна: «Валентайн, мы не можем нашими силами поднять с 500-метровой глубины 200-метровую стальную коробку весом 20 тысяч тонн».

При этом, она совершенно не возражала против открытой публикации проектов Спарка, (какой смысл сидеть на них, как собака на сене, вдруг кому-то пригодится).

Так на интернет-блоге Спарка появились схемы подъема двух авианосцев, затонувших в мае 1942 в битве за Коралловое море: американского «Лексингтона» и японского «Сехо». Третьей была схема для японского линкора «Нагато». Пережив войну, он стал кораблем-мишенью и затонул от атомного удара при испытаниях на атолле Бикини 29 июля 1946.

Спарк даже и предположить не мог, что в течение года все три схемы будут реализованы.

Собственно, это было совпадение. Спецназ ВМФ Меганезии проводил глубоководные инженерные учения «Deep pull», для которых бесплатные эскизные разработки Спарка оказались как раз кстати. Учения прошли успешно, военный координатор решил, что престиж флота пострадает, если автору концепт-идеи ничего не перепадет. Так Спарк получил престижную премию национального конкурса, а у ВМФ появились 3 «коробки», 270, 200 и 210 метров длиной. Самую большую, «Лексингтон», быстро переоборудовали и использовали в серии морских маневров, а «Сехо» и «Нагата» полгода торчали у самого дальнего терминала базы ВМФ на Бугенвиле. Вероятно, дело кончилось бы переплавкой, если бы не предвыборный флэш-моб фест-фанатов, из-за которого в карте общественного запроса появился фестивальный супер-проа «Bandeira da liberdade». Наличие уже готовых корпусов сделало постройку BDL сказочно дешевой, а получившийся корабль поражал воображение. На «коробках», ставших поплавками установили трехэтажный квадратный настил, каждый ярус которого был размером с 8 футбольных полей. Между «коробками» в кормовой части вмонтировали ходовой блок с силовой атомной установкой 150 МВт. Это тоже стоило дешево, поскольку было снято с устаревшего военного транспорта. Из модерновых элементов BDL получил только рубку управления с коммуникациями.