Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника - Александр П. Берзан

с лисьим следом, вокруг дома. Лисица прошла вдоль всех стен нашего дома! По периметру.

– Поживилась нашей полёвкой и поискала ещё? – улыбаюсь я, рассматривая изящные лисьи следы на свежем, белом снежке, – Все стенки дома обнюхала! Молодец, лиска!

Густой туман стоит с утра. Сегодня, у нас с Сергеем – экскурсия к речке Ночка. Это, примерно, два километра вдоль берега океана, на восток…

Пока, всё закрыто снегом! Сейчас – по дороге не пройдёшь, только по литорали, берегу океана…

На пределе видимости, я навожу свой бинокль на огромный валун, что стоит в прибое, недалеко от устья речки. Он большой, как половина дома… На валуне сидят бакланы.

– Та-ак, посчитаем, сколько вас… – тихо говорю я в бинокль, – Два, четыре… Восемь штук, Серёж!

Мы шагаем вперёд, по песочку приливной полосы…

По мере нашего приближения, бакланы начинают тревожно вертеть головами. Наконец, они тяжело снимаются со скалки и на бреющем полёте, низко-низко, над самой водой, уходят в море.

– Осторожные! – замечает Казанцев.

– Молодцы, – одобряю я их.

Побережье острова, на нашем участке острова представлено исключительно песчаными пляжами. Получается, что на всём этом протяжении, нет скал для отдыха таких морских птиц, как бакланы. Имеются всего три одиночных, огромных валуна, стоящих в первой волне прибоя. Между этими одиночными камнями – километры и километры расстояния. Следовательно, это – действительно, дефицитные места! Когда бы мы ни проходили мимо – всегда эти валуны облеплены бакланами. Вот и повелось у нас: «бакланий камень», да «бакланий камень».

Перед моими глазами – всё та же морская терраса…

Метрах в пятидесяти перед нами, стайка скворцов планирует в низкие заросли морского шиповника.

– Црррр! Црррр!

Я смотрю, в бинокль, на их профили…

– Серёж! Скворцы! Вон там, стайка села!

– Почему скворцы?

– Ты посмотри – они на самолётики похожи, когда планируют. Ну, точно острокрылые ястребки! И стрекочут. Слышишь? Они не свистят, как другие птицы, а цырчат! Скрипучими голосами.

Перед устьем Ночки, не дойдя до речушки метров пятьдесят, мы заранее замечаем на снегу вмятины крупных следов!

– О! Наверняка медведь прошёл! – я спешу к следу, – Точно медведь! Смотри, какой след!

– Угу, – кивает головой Казанцев, – Крупный!

– Первый в этом году! Сейчас, запишу в дневничок.

Стоя на снегу над следом, я делаю запись в своём дневничке…

Медведь пересёк низкую морскую террасу, по брюхо проваливаясь в тяжёлый, набрякший водой снег.

С устьевого переката Ночки, в морской прибой, суетливо трепеща своими коротенькими крылышками, гурьбой бросаются чёрненькие утки.

– Каменушки! – вздёргивается Казанцев.

Я считаю уток, в бинокль: «Две, четыре, шесть… Чёрт! Серёж, сколько ты насчитал?».

– Четырнадцать!

– Блин! А, я – не успел! Они, так скопом повалили!

– А, ты что хотел? – язвит Казанцев, – Чтобы они попарно построились, для удобства счёта?

– Да, ладно тебе! – беззлобно отмахиваюсь я, от ершистого Казанцева.

Мы возвращаемся домой, всё по той же низкой морской террасе, стараясь прижиматься к первой волне прибоя – тут, метра три морского песочка свободны от повсеместного метрового снега…

Небо проясняется лишь к шестнадцати часам дня. Теперь, мы отправляемся по берегу океана, в противоположную от нашего дома сторону – к устью Тятиной. Здесь, недалеко – около пятисот метров, по песчаному берегу океана…

С устьевого переката речки, при нашем приближении, легко снимается уточка средних размеров.

– О! Свиязь! – вздёргивается Сергей.

– Угу, – хмыкаю я, не отрываясь от бинокля, – Интересно, почему она одна?.. Давай, подойдём тихо. Может, ещё какие утки, есть?

С первой ямки речки, сверкая белыми зеркальцами на крыльях, вверх по течению, сильно и мощно стартуют крупные утки.

– Крохали!

– Два, четыре, шесть… – торопливо считаю я, по две птицы сразу, чтобы успеть, – Четырнадцать!

Большие крохали – не чета кряквам и свиязям. Эти – очень большие, крупные. При взлёте, они, как гидропланы, долго и стремительно разбегаются по поверхности речки. У них большой «взлётный вес», они не могут просто вздёрнуться в воздух. Мы стоим и смотрим им вслед.

– Ух! Сильно пошли! – восторженно говорит Казанцев, – Записал?

– Да! Здорово! – соглашаюсь я и дёргаю плечом, – Конечно, записал.

Мы выбираемся из заснеженных просторов поймы, на высокий гребень речной долины Тятиной. Здесь, на крутых склонах, уже кругом – оттаявшая земля. Здесь, на свет божий, уже пробились всходы черемши! Казанцев вытаскивает из ножен свой изящный, самозатачивающийся японский ножик и принимается подрезать им эти крохотные ростки.

– Серёж, да они ещё маленькие! – вяло протестую я.

– Зато – первые витамины! – задиристо парирует Казанцев.

Я не отговариваю Сергея, просто стою рядом с ним и в бинокль осматриваю речную долину: там, внизу, всё пространство поймы, ещё покрывает снег. Зима! Деревья ольхи и ивы – ещё даже и не помышляют почки раскрывать…

Всё. Мы дома. В природе разливается предвечернее успокоение…

Пока выдалась свободная минута, я снимаю с гвоздя на стене свой бинокль и шагаю за дверь нашего дома. Сейчас, я иду от дома не как всегда – вокруг, по тропинке, а напрямую, в сторону океана. Отсюда, с гребня высокой морской террасы, и вправо и влево, открывается такой обширный вид! Не только на нашу, Тятинскую бухточку, но и на всё, окружающее побережье…

Я поднимаю бинокль к глазам и замираю:

Сейчас абсолютный штиль. По спокойной глади нашего заливчика разбросано множество самых разных уток! Одни из них держатся парами, другие – небольшими табунками…

Орлан-белохвост парит в небе, над пологим мысом, слева. Второй орлан сидит на низкой присаде, на самой высокой точке гребня этого мыса. Я знаю, что это – местная пара. У них гнездо среди бурелома, километрах в двух вверх от устья Тятиной. Это матёрые птицы – у них однотонно-бурое оперение, чисто-белый хвост и соломенно-жёлтые голова и шея…

Весь следующий день тянет сырой, пронизывающий холодом, ветер с океана. Мы с Сергеем усиленно затыкаем щели в стенах нашего жилища и заготавливаем дрова. Выкроив время, я выхожу из двери нашего дома с биноклем в руках:

Один из орланов Тятинской пары, сидит на своём боевом посту – на коряге, на гребне мыса, слева от нас. Я знаю – от него открывается отличный обзор! Это позволяет орлану контролировать обширный участок побережья. И не с воздуха, а просто – сидя на присаде, то есть, совсем не затрачивая энергии на полёт.

– Молодец! – хвалю я орлана в бинокль, за находчивость, – А ведь, действительно, молодец! Мудрое решение проблемы…

Утро. Сегодня, мы направляемся от нашего дома в сторону леса, прямо к вулкану – нужно обследовать наши окрестности и с этой стороны. Интересно, ведь! Знать, что делается сейчас, в лесу…

Где – шагая по голым проталинам, а где – и по колено проваливаясь в мокрый, тяжёлый снег, мы пробираемся по лесу. Здесь, в основном, пихтарники. С подлеском из бамбука…

Метрах в четырёхстах от