Милый друг Натаниэл П. - Адель Уолдман

Автобус качнулся, и Нейта едва не вырвало от запаха фастфуда.

К автобусной станции подкатила Кристен. Нейт сосредоточился на подгонке лямок рюкзака. Невинная ложь давалась ему обычно легко, как и всякому, кто успешен и популярен, но когда дело касалось чего-то личного, искусного вруна из него не получалось. Произносимые слова звучали неестественно, словно позаимствованные у кого-то цитаты, словно он и сам брал их в кавычки, желая отстраниться от того, что говорил.

Бросая сумку на заднее сиденье, Нейт напомнил себе, что вовсе не обязан врать. Все, что нужно, – это просто опустить некоторые подробности. В машине он впал в состояние тихого ужаса. Позднее ему крупно повезло: когда они легли, Кристен извинилась и заявила, что устала и хочет спать. Секс был бы еще одной изнурительной полуложью, но и отказать Кристен, если бы она выступила инициатором, он наверняка бы не смог из-за чувства вины…

Через несколько дней, когда они ехали в пригородный торговый центр, Кристен внезапно повернулась к нему:

– Ты ведь в Нью-Йорке останавливался у Джейсона, так?

Он застыл, как будто сзади, к затылку, приложили лед.

– Да.

Кристен нахмурилась, и Нейт, ожидая продолжения, успел вспотеть.

– Я так и думала, – сказала наконец она, поворачивая налево, на Делавэр-авеню. Сигнал поворота умолк. – Но потом почему-то решила, что ты ведь мог остановиться и у Уилла Макдорманда. Интересно, какая у Уилла квартира? Может, у него камин, как у нас, и картина Эндрю Уайета в гостиной, а в спальне зеркальный потолок?

– Так, наверно, и есть, – фыркнул Нейт.

Хуже всего во всем этом было не то, что ему пришлось тяжко, а то, что ему пришлось недостаточно тяжко. Да, он чувствовал себя виноватым, но понимал, что от того, чего Кристен не знает, душа у нее не болит, и в результате переносил измену даже легче, чем проступки несравненно менее тяжкие, например, резкий ответ, когда она отвлекала его от чтения неуместным, пустяковым вопросом: пойдут ли они на выходные в «Икеа» или позвонит ли он в телефонную компанию насчет ошибки в присланном счете? В таких случаях реакция была незамедлительной, и раскаяние давало знать о себе мгновенно. После же куда более серьезной провинности ожидаемый им внутренний ад так и не наступил, и он понял, что обман может легко сойти с рук и стать если не рутиной, то, по крайней мере, делом вполне практически достижимым. Несмотря на все презрение к себе, несмотря на что-то слегка отвратительное, что было в той девушке и, как ему представлялось, – в большинстве других, с кем тянет переспать, новое своим разнообразием удовольствие манило: жить, как есть, с Кристен, и время от времени, иногда, отведывать того, неведомого и незнакомого…

Возможности для этого были.

Он подумал о хмурой готичке-официантке в ближнем баре, которая, похоже, давно с ним флиртовала.

Останавливало только понимание, что дорожка эта нехорошая и ведет вниз. Он не только привыкнет врать и делать это без какого-то особенного дискомфорта, но и научится оправдывать свое поведение перед собой самим: мысленно выставляя Кристен в карикатурном виде, преувеличивая ее ограниченность и чопорность, повторяя популярные мантры насчет несдержанной природы мужской сексуальности, как делают определенные мужчины средних лет, мужчины, всегда казавшиеся Нейту не только порочными, но и жалкими, и совершенно непривлекательными. К тому же такое поведение, несомненно, испортило бы отношения с Кристен. Конечно, нельзя страдать от того, чего не знаешь, но, скрывая немаловажные грани личной жизни, ему приходилось бы постоянно быть настороже, обдумывать каждое слово, чтобы не попасться на противоречии и не проболтаться в порыве откровенности. К тому же шел 1999-й, и тень Клинтона маячила над всеми, напоминая о том, как высший государственный деятель превратился в анекдот из-за того, что не смог удержать пружинку в штанах. В конце концов Нейт принял осознанное решение никогда больше так не делать – не врать.

Вернув в карман карточку Грир, он повернулся к Джейсону:

– Почему бы тебе не сказать Мэгги о своих чувствах?

Джейсон удивленно уставился на него:

– Ты разве не знаешь?

Судя по всему, Нейт действительно не знал чего-то, но списал свое незнание на общую странность отношений Джейсона с женщинами.

– Нет. Расскажи.

Джейсон приник к кружке с пивом, и кадык его задвигался вверх-вниз. Сделав несколько глотков, он поставил кружку на стол и подался вперед.

– Воскресное утро, – начал он, сопровождая свои слова широким ораторским жестом. – Я открываю глаза и сбрасываю цветастое одеяло. Солнечный свет струится в окно и отражается от висящей на стене огромной фотографии Анселя Адамса. Где я? О! – Он приставил к уху ладонь. – Что я слышу? Чьи быстрые шажки? Мэгги! Она влетает вприпрыжку в свою спальню, очаровательная малышка, в футболке «Сьюэни» и фланелевых пижамных штанишках. В руках у нее тарелка со свежими, еще горячими банановыми маффинами. Она улыбается мне… – тут Джейсон сделал паузу и с неожиданной ловкостью похлопал ресницами, – морщит свой крохотный розовый носик – и мое сердце разбито. И знаешь, что случается потом? Мой член сморщивается, он похож на крохотную розовую креветку, он не больше пиписки малыша. Я хочу только одного: сбежать оттуда побыстрее, завалиться в какой-нибудь вонючий клуб с моделями и нюхнуть кокса. Хотя кокс не сильно мне нравится.

– Откуда ты знаешь, Джейс? Нет, серьезно. Откуда ты знаешь, что не будешь счастлив?

Джейсон провел пальцем по ободку кружки и лишь потом поднял голову и посмотрел на Нейта:

– Вот что, Мисс Лоунлихартс![71] Даже я мог бы это сделать, даже при шансах на успех около восьмидесяти. Мэгги – действительно хорошая девушка. Тебе, может быть, трудно в это поверить – ты ведь, гордец, считаешь себя единственным, на кого женщины западают, – но я и вправду ей нравлюсь.

Нейт начал отвечать, защищаться, но потом замолчал.

Чувствительная сторона натуры Джейсона, в те редкие моменты, когда она проявлялась, представала бесконечно хрупкой, как тончайшее стекло, которое могло треснуть даже от одной-единственной диссонирующей ноты.

– Нет. – Голос Джейсона вернулся в более привычный регистр. – Мне нужна модель с хорошими личными качествами. Жаль, что Бригита оказалась такой пустышкой.

Нейт сочувственно хмыкнул, и они вернулись к чипсам и гуакамоле.

Немного погодя Джейсон спросил, как у него с Ханной.

Нейт взглянул на откидную дверь между баром и кухней:

– Нормально. Хорошо.

После той ночи, когда они с Ханной пили бурбон, дела пошли на лад. Она перестала хмуриться и дуться. Реже звонила, а иногда не отвечала на его звонки, пока он не начинал беспокоиться. На день рождения он купил ей шарфик, выбрать который помогла Аурит. Все шло хорошо. И все же время от времени он ловил на себе ее взгляд – пристальный, внимательный, пытающийся понять его настроение, обеспокоенный тем, что ему скучно или неинтересно. Бывая особенно нежным, он ловил взволнованно-настороженное счастливое выражение, которое она безуспешно пыталась спрятать, как будто он – наркоман или картежник, а она – страдалица-жена, выискивающая признаки исправления. Для обоих это выглядело унизительно.

– Я иду в бар, – сказал, подавляя вздох, Нейт. – Ты еще будешь?

– Да.

– Мне вот интересно, действительно ли мода стала более ироничной, – сказала Ханна за бранчем несколько дней спустя. – Я имею в виду эти дурацкие очки, «мамочкины» джинсы и одежду в духе восьмидесятых.

Нейт рассеянно кивнул.

– Или она просто начинает казаться иронической по мере того, как стареешь, потому что ты уже видел, как приходили и уходили все эти тренды, и не можешь воспринимать их всерьез? Ты видел, как талия сначала повышалась, повышалась, повышалась, потом понижалась, понижалась, понижалась, а теперь вот опять повышается. А очки! Меньше, меньше и меньше – кажется, меньше уже и невозможно, а потом – бум, и вдруг снова огромные! Но, может быть, двадцатилетним, которые эти циклы еще не наблюдали, здоровенные очки кажутся крутыми? Ведь в девяностые люди нашего возраста с удовольствием носили джинсы-бананы.

Ханна еще говорила, когда в ресторан вошла симпатичная женщина с длинными, густыми и сияющими светло-каштановыми волосами – верный показатель хорошего здоровья и породы. Лицо у нее тоже было приятное. До образца классической красоты она не дотягивала (нос малость широковат, подбородок чуточку великоват), но мелкие недостатки нисколько ее не портили. Незнакомка была в приталенном и достаточно коротком блейзере, придававшем ей, с одной стороны, вид какой-нибудь аспирантки, а с другой – добавлявшем пикантности и зрительно удлинявшем ноги. Когда она проходила мимо их столика, Нейт успел отметить туго обтянутую джинсами задницу, формам которой определенно пошли на пользу верховая езда и лакросс.