Укрепить престол - Денис Старый

он хочет помять Фросю, посюсюкаться с сыном. Но все мы слуги, а многие так и рабы. Я слуга России, Ермолай мой раб, пусть и большими допущениями и вольностями.

— Что расстроился⁉ Давай-ка разомнемся, да шпагами помашем, иль вон, новеньких телохранителей давай проверю! — я улыбнулся и обратился к стоящей рядом и рассматривающей красно-зеленый тюльпан, Ксении. — Царица, посмотришь, сколь резв твой муж?

Сразу в голове родились несколько скабрёзных шуточек, но их я при Ермолае не озвучу.

Новичков проверил, не всех двенадцать, а лишь троих. Есть куда расти им, да и я не всепревозмагатор, пропустил несколько уколов затупленной шпагой. Благо фехтуем в защите, а то после одной такой тренировки, нужно было бы неделю лечиться.

Ксения отправилась по своим делам. И мне это нравится. Она деятельная натура и пусть тратит свою энергию на нужное дело. А у меня был вынужденный разговор. Прибыл тот, кого я игнорировать не могу, чревато. И не потому, что патриарха так же называют «государь», или что Игнатий имеет на меня серьезное влияние. Нет, даже напротив. Это я диктую ему свою волю. Но моя воля — это стратегия. А где же его оперативные решения, где действия? Ксения мне рассказала, что Игнатий в мое отсутствие не шипко активничал. А должен. Или у нас все гладко и четко в церкви? Или монастырские земли дают столь много зерна, что могут накормить всех голодных?

— Игнатий, а как там поживает митрополит Гермоген? — с порога начал я жесткий разговор.

Уже то, что я не назвал патриарха «владыко», что не испросил у него благословения, да и не воскликнул «Христос Воскресе», что нужно говорить и через три недели после Пасхи, многое говорило для патриарха. А еще и упоминание неугомонного Гермогена. Пусть сейчас этот деятель притаился, но именно вокруг его уже концентрируется некоторая оппозиция Игнатию, может и мне, но я пока не вижу признаков, чтобы Гермоген начал влезать в политические расклады.

— И чем я успел прогневать тебя, сын мой? — степенно говорил Игнатий, но было все же видно, что он взволнован, руки подрагивали и не от Альцгеймера.

— Ничегонеделанием, владыко, безразличием. Тебе эти слова понятны? — спросил я.

— Что же ты ждешь от меня? Или такой работы, как от князя Пожарского, который порой и спит в своей усадьбе воеводы, жены не видя? Или как твой бумажный пес Лука? Хворь с ним приключилась от того, что не спал и не ел, а и денно и ночно работал, — сыпал обвинениями Игнатий.

— Ты смеешь меня обвинять, в том, что мои люди делают жизнь лучше? Каждый из нас… да и я такоже, должны работать, — сказал я и впился глазами в патриарха.

У меня не было раболепия перед церковью. Она должна работать и точка. И в этом времени церковь не только про спасение души, это еще и мощнейший образовательный, промышленный и сельскохозяйственный инструмент русской державы. И этот инструмент лежит отполированный, красивый внешне, но в кладовке.

— Сядь, Димитрий Иоаннович, испей со мной чаю, да поговорим, — сказал Игнатий и я обмяк.

— Что? С Китая чай, али травяной сбор? — спросил я, действительно заинтересовавшись вопросом.

Не было тут чая, о чем я переживал, но не так, чтобы сильно. Травяные сборы с чабрецом, зверобоем, мятой, вполне заменяли этот напиток. Мне бы кофе… Но то, что патриарх чаи гоняет? Пьет один из самых дорогих продуктов этого времени, по крайней мере, для Европы!

— Поговорим под чаек, да с сушками, — сказал я, чем вызвал удивление у Игнатия, так как мои слова звучали, как присказка, ранее не раз говоренная.

— Ты, Димитрий Иоаннович, так говоришь, как будто пьешь китайскую траву кожный день. Мне из Тобольска прислали. Туда в прошлым годе бухарский купец приходил, так и чаем торговал, — между делом, сказал патриарх, не осознавая, что это серьезная информация.

В Европе сейчас ищут напиток. Такой, чтобы можно было создать какой-то церемониал, чтобы пить при разговоре, да чтобы и эффект был. Можно ли в будущем обойтись без чая или кофе? Если для того, чтобы утолить жажду, конечно. Но сколько церемониала вокруг напитка! Можно пригласить женщину на чашечку кофе. И она понимает, что дело не в кофе, в во флирте, но такая интерпретация устраивает всех. Или пятичасовой чай в Англии. А сколько в России подписано соглашений под чаек? Сильно больше, чем под водочку.

И я такой напиток придумал. Дешевый, вкусный, мегаполезный, даже можно сразу продавать с сиропом из того же растения. Это цикорий. Еще до отправки посольств, я интересовался, что пьют в Европе. Цикорий пока не распространён. Может в Османской империи его употребляют, но так же вряд ли массово. Цвет цикория созреет к концу лета и его можно собрать… очень много. Сорняк он, на каждом лугу тьма произрастает. Корешки на сахар и очень вкусный сироп, цветки на напиток.

Производство наипростейшее, корешки цикория собрать очистить, размельчить, проварить, отжать… почти все. И вот вам еще один товар из России!

— Чем ты недоволен, Димитрий? — спросил Игнатий, когда я отпил зеленого чая.

— Скажи, патриарх, а что нынче происходит в православной церкви? Я пока не про нашу, русскую? Ты же грек, должен знать, — спросил я, наслаждаясь вкусом невкусного чая, как говориться, на безрыбье…

— Знамо что: Александрийский патриарх обособился, Иерусалимский такоже не хочет Константинопольскому подчиняться. От того и разлад идет, но сие и раньше было, — удивленно рассказывал Игнатий то, что мне не было известно ранее [разлад и упадок роли Константинопольского патриарха зашел так далеко, что султан пригласил на константинопольскую кафедру Александрийского патриарха].

— Это очень интересно. Нужно будет обдумать еще. Я же о другом, — я отпил чай и окончательно успокоился, то ли чай такой тонизирующий и успокаивающий, то ли организм не избалован всякими напитками и получает эффект от малого. — Я тут узнал, что нет у православной церкви ни одного университета, али иного заведения, чтобы учились там иерархи нашей церкви. Вот ты из Афона, жил в Риме, учился там. Чему? [Игнатий проживал и в Риме и в других городах Италии, а после вошел в близкий круг к Константинопольскому патриарху]

Игнатий закашлялся, подавившись чаем. Я уже знал, что он жил в Риме и, скорее всего, учился там. А это значит, что он принял Флорентийскую унию, в другом случае, Игнатий не мог бы