Алекс Кросс. Территория смерти - Джеймс Паттерсон

К моему удивлению, Флаэрти ответил уже после второго гудка. Меня также шокировало то, что он мгновенно понял, кто ему звонит.

— Кросс?

— Флаэрти? Расскажите, как вы это делаете?

— Вы что — никогда не слышали об идентификационном коде абонента?

— Но…

— Мисс Танзи. Мы держим вашу подружку под наблюдением вместе с вами. Между прочим, я вас обыскался. Когда я говорю «вас», то имею в виду и мисс Танзи, поскольку она тоже человек в своем роде известный. Строчит противоречивые статьи одну за другой. Между прочим, считается здесь крупной специалисткой по части журналистских расследований. Кстати, нам нужно поговорить. Вы наконец пробудили у меня интерес. Как и ваш убийца по прозвищу Тигр.

— Не строчите как пулемет, Йен. Сбавьте скорость. — Я уже стал забывать, как ловко Флаэрти умел выставить меня идиотом. — Значит, вы разыскивали меня? И с какого времени, интересно знать? Я, например, звонил вам шестнадцать раз, но вы и не подумали снять трубку.

— С тех пор, как разжился информацией, которую вы хотели получить.

— Какую информацию? Что вы имеете в виду?

Он не ответил на вопрос прямо и сказал следующее:

— Я имею в виду, что выяснил одну интересовавшую вас вещь.

Мне вдруг пришло в голову, что он опасается прослушивания. Я помолчал, чтобы привести в порядок мысли, после чего взял со столика в коридоре ручку.

— Когда и где мы сможем встретиться?

— Давайте завтра — в то же время, что и в прошлый раз. Что касается места, взгляните на карточку, которую я вам дал. Надеюсь, вы поняли, что к чему, детектив Кросс?

Он намекал на банк на Брод-стрит, но явно не хотел называть его по телефону. Поскольку банк находился на острове Виктория, это подходило мне как нельзя лучше.

— Понял. Значит, там и увидимся.

— И еще одно, детектив Кросс. Оденьтесь получше. И галстук повяжите, что ли…

— Галстук? — удивился я. — Это еще зачем?

Но он уже отключил телефон.

Вот хрен собачий!

Глава девяносто седьмая

Аданна и ее родственники ждали меня в патио с бокалами пальмового вина в руках и с орешками кола на блюде. Интересно, что, пока я отсутствовал, никто из них ни к вину, ни к орешкам не прикоснулся. Я же говорил — чудесные воспитанные люди!

Когда я вернулся, отец семейства Ученна благословил орешки на языке йоруба — такая, оказывается, у этого народа традиция, — после чего племянники Джеймс и Келвин оделили орешками всех присутствующих.

У меня сложилось впечатление, что Аданна больше всех радуется моему визиту, поскольку она постоянно улыбалась и ее ротик ни на минуту не закрывался. Впрочем, возможно, она была счастлива, что вновь оказалась дома.

Потом племянники затеяли игру в футбол и вовлекли в это развлечение и меня. Судя по всему, они играли очень неплохо, но из вежливости позволили мне забить им пару голов. Впрочем, я и сам был в их годы неплохим футболистом и скоро вошел во вкус. Мне нравилось носиться с мячом по двору с симпатичными юношами, не похожими на подростков-убийц.

На обед подали тушеного цыпленка, называвшегося на йоруба egusi, и fufu — мясную похлебку с толченым ямсом. Вторая перемена состояла из жареных несладких бананов, сдобренных томатным соусом с такими острыми специями, что если бы кто-нибудь нанес эту жгучую смесь на крыло автомобиля, то с него наверняка облезла бы краска. Посиделки за семейным столом были для меня делом привычным и любимым, и хотя различия между «тут» и «там» все-таки были, я отлично проводил время и наслаждался экзотическими блюдами, показавшимися мне самыми вкусными из тех, что я пробовал в Африке.

Любимой темой разговоров Ученны была, конечно, его дочь Аданна, и я за несколько часов сидения за столом узнал о ней куда больше, чем за все проведенное вместе с Аданной время до возвращения в Лагос. Дочь поначалу тоже принимала активное участие в разговоре, корректируя рассказы отца о ее персоне, но когда в столовую вошла Сомадина с толстенным фотоальбомом, набитым фотографиями, запечатлевшими самые важные моменты жизни их дочери, Аданна сдалась и пошла на кухню прибираться и мыть тарелки.

Вскоре после того как Аданна удалилась, разговор принял более серьезное направление. В частности, ее отец заговорил о массовых убийствах христиан в северной Нигерии, а также о репрессиях по отношению к ним на востоке страны. Кроме того, он рассказал жутковатую историю о том, как ученики-мусульмане забили до смерти своего учителя-христианина.

Наконец Ученна заговорил о статьях Аданны, которые она регулярно публикует в «Гардиан». Они, на его взгляд, могут быть истолкованы как провокационные, поэтому представляют большую опасность. В первую очередь для автора.

Но как бы то ни было, в столовой в тот вечер большей частью смеялись и веселились. И довольно скоро я почувствовал себя здесь как дома. Еще раз мысленно восхитившись этим семейством, я попытался убедить себя в том, что подобных семей в Лагосе наверняка не так уж мало.

После того как Нкиру отвела сыновей спать, а их место за столом заняла вернувшаяся с кухни Аданна, разговор вновь переключился на серьезные темы, в частности, коснулся внутренних и политических проблем. Были упомянуты прогремевшие на этой неделе четыре взрыва самодельных бомб в штате Бейлза в непосредственной близости от нефтяных полей. По общему мнению собравшихся, в стране существовали некие влиятельные силы, стремившиеся разделить Нигерию на несколько независимых государств, из-за чего политическая обстановка здесь оставалась крайне нестабильной, а число преступлений с применением насилия росло с каждым днем.

— Насилие придумали мужчины, — сказала Аданна. — Поэтому женщинам давно пора выйти на передний план и взять управление этим миром в свои руки. Мы хотим созидать, а не разрушать. Я говорю все это, отец, потому что так думаю, а не потому что выпила слишком много вина.

— Это было пиво, — заметил ее отец с улыбкой.

Глава девяносто восьмая

Около полуночи Аданна отвела меня в небольшую гостевую спальню, находившуюся в задней части дома. Она впустила меня в комнату, вошла вслед за мной и опустилась на кровать.

Присев рядом с ней, я отметил про себя, что Аданна по-прежнему находится в приподнятом, даже почти игривом настроении и совсем не похожа на ту бесстрашную волевую женщину, с какой мне довелось совершить путешествие по Дарфуру. Точно так же она сейчас отличалась от умного въедливого репортера, с которым я говорил, посетив ее офис в редакции газеты «Гардиан».

— Вы очень понравились моим родственникам, Алекс. Особенно матери и жене брата. Не могу только взять в толк почему.

Я рассмеялся.

— Потому что имею немалый жизненный опыт и знаю, как произвести впечатление на женщин. Но скоро они раскроют мою тайну и поймут, чего я стою на самом деле.

— Совершенно верно. Именно это я и хотела сказать. Иногда мне кажется, что мы с вами одинаково мыслим. Коли так, скажите, о чем вы сейчас думаете, и мы сравним наши мысли. Только говорите правду, Алекс. Одну только правду.

Признаться, я не знал, что сказать Аданне. Разумеется, ответ у меня был, только мне не очень хотелось его озвучивать. Однако пришлось.

— Думаю, между нами есть сильное взаимное притяжение, которому, впрочем, мы не должны давать волю.

— Очень может быть, вы рассудили справедливо. А может, и нет.

Она наклонилась и поцеловала меня в щеку, задержав губы на пару секунд на месте поцелуя. От нее приятно пахло туалетным мылом, телесной чистотой и свежестью.

Продолжая улыбаться, Аданна слегка отодвинулась и некоторое время смотрела на меня в упор. Я отметил про себя, что у нее чудесные белые зубы.

— Честно говоря, мне вдруг захотелось полежать рядом с вами. Как вы думаете, такое нам позволительно? Побыть немного рядом, не занимаясь никакими интимными вещами? Ведь это у нас уже было, не так ли? А что вы скажете о второй такой же ночи?

Наконец я поцеловал Аданну в губы, но затягивать поцелуй не стал.

— Мне нравится эта идея, — сказал я минутой позже.

— Мне тоже, — отозвалась Аданна. — Дело в том, что у меня в сердце поселилась любовь к вам. Возможно, впрочем, это не любовь, а желание. Но все равно ничего не говорите по этому поводу, Алекс. Как бы это чувство ни называлось, не портите красоту момента.

Я подчинился. И мы лежали некоторое время в полном молчании, держа друг друга за руки, пока Морфей не смежил нам веки. Не знаю, что бы случилось, если бы один из нас не выдержал и заключил другого в объятия. Но ничего подобного не произошло, так что сожалеть нам было не о чем.