Призрак шимпанзе - Фредерик Браун

— Хочешь пропустить стаканчик? — предложил дядя Эм.

— Нет, спасибо.

— Тебе понравилась игра в детектива? Надеюсь, ты убедился, что это малопривлекательное занятие?

— Почти такое же грязное, как и само убийство. Мне страшно жаль Мардж. Но если бы пришлось начать все сначала, я поступил бы точно так же. Для меня это не игра, дядя Эм. Я думаю, из меня получился бы настоящий детектив.

— Ты обрекаешь себя на адскую жизнь. Это не совсем то, что ты читал в романах. В реальности тебе предстоят долгие часы нудной и неблагодарной работы за мизерную плату.

Большинство дел, которые ты будешь расследовать, не стоят и выеденного яйца. Я никому не пожелаю такой жизни.

— То же самое ты говорил о жизни бродячего цирка, пока мы не начали работать вместе. Однако она мне понравилась. И все же я думаю, что не смог бы всю жизнь оставаться циркачом.

— А как же Рита? Если ты действительно собрался стать сыщиком, то вряд ли твое решение придется ей по вкусу.

— Я пока не знаю.

Этот вопрос поставил меня в тупик. Дядя Эм был прав: планы одного из нас шли вразрез с планами другого. Я вздохнул и сказал:

— Хорошо, я постараюсь забыть. — Но, спохватившись, подумал, что он может ложно истолковать мои слова, и добавил: — Я имел в виду, что постараюсь забыть о профессии детектива.

Дядя Эм внезапно встал.

— Мне нужно ненадолго уйти, Эд. Увидимся позднее. После его ухода я стал размышлять над своей жизнью.

Наверняка он ушел, чтобы где-нибудь напиться. Я с удовольствием сделал бы то же самое, но мне не дано находить забвение в выпивке. «Есть ли у меня действительно данные для того, чтобы заниматься этой профессией? — спрашивал я себя. — Смогу ли я выдержать обычную слежку? Хватит ли у меня терпения? Ведь я в жизни никогда ни за кем не следил!»

И вдруг мне в голову ударила шальная мысль. Я вскочил и выбежал из палатки. Почему бы мне не попробовать хотя бы шутки ради? Дядя Эм ушел всего пару минут назад. Я проверю, смогу ли я следить за ним, одновременно не теряя из виду и ничем не выдавая своего присутствия. Я увидел его, когда вышел с ярмарочной площади на улицу. Он шел по направлению к городу. Стараясь держаться от него на почтительном расстоянии, я ни на минуту не спускал с него глаз. В то же время я пускался на всевозможные уловки, чтобы он не смог меня заметить.

Дядя Эм направился в город пешком, хотя вскоре мимо нас промчались рейсовый автобус и несколько такси.

На городских улицах, несмотря на поздний час, кое-где мелькал народ, и я осмелился подойти поближе. Я был горд собой, потому что дядя Эм так меня и не увидел.

Он остановился у входа в большое здание. И тут я понял, что был полным идиотом. Я думал, что он искал в городе какую-нибудь забегаловку, чтобы напиться на свободе, а он шел в церковь. Эта церковь была открыта всю ночь. Он хотел помолиться за упокой души Мардж, а может быть, и самого Хоги.

Я постоял недолго у входа, соображая, нужно ли мне выдавать свое присутствие, но потом все-таки решил этого не делать. Мне было стыдно признаться, что я шел за ним по пятам, потому что затеял детскую игру в сыщика.

Я сел в случайное такси, оказавшееся возле церкви, и вернулся. С одной стороны, я был страшно недоволен собой, но с другой — мой первый опыт слежки доказал, что люди могут прятаться от посторонних глаз не только для злых дел, но и для самых благородных.

Весь следующий день мы работали в балагане. Это была суббота. По субботним и воскресным дням на ярмарке всегда полно народу, и мы крутились как сумасшедшие, не замечая, как летит время. В воскресенье вечером ярмарка закрылась. Из-за огромного наплыва публики нам удалось погрузиться на грузовики только в три часа ночи. Мы с дядей Эмом страшно устали. Чтобы попасть в Милуоки поездом, нужно было тащиться среди ночи на вокзал. Поэтому мы решили перекочевать вместе с ярмаркой. В одном из фургонов мы наткнулись на сложенные кучей палатки, повалились на них и проспали всю дорогу до Милуоки.

Мы прибыли туда в полдень и сразу же начали спешно ставить палатки. Мне хотелось закончить работу как можно скорее, чтобы успеть помыться и привести себя в порядок до того, как позвонит Рита. Как только мы прибыли в Милуоки, я сбегал в дирекцию ярмарки и удостоверился, что телефон работает исправно. И все-таки я опоздал: Рита позвонила в тот момент, когда я начал мыться. Дядя Эм сообщил мне:

— Она только что приехала и собирается снять комнату в отеле «Висконсин» на Третьей улице. Примерно через час она будет ждать тебя в баре отеля.

Думаю, я побил все рекорды по скорости одевания.

Когда я вошел в бар отеля «Висконсин», Рита уже ждала меня за столиком. Никогда еще она не казалась мне такой красивой. Я сел напротив. Тогда она слегка подвинулась и уступила мне место рядом с собой.

— Ты сел слишком далеко, Эдди! Мне хочется быть рядом.

— Нет, это совершенно невозможно, — твердо сказал я. — Вокруг нас люди. Если я сяду ближе, то за себя не поручусь. Мы так давно не виделись. Может, выпьем что-нибудь?

Мимо как раз проходил официант, и я заказал два мартини. Когда официант поставил бокалы перед нами, я решил произнести тост:

— За нас, Рита!

Она улыбнулась и спросила:

— Ты любишь меня, Эдди?…

— Еще не знаю. Я жду того момента, когда смогу это проверить. Сколько мы будем еще сидеть здесь и вести себя паиньками?

— Я совершенная бесстыдница, Эдди. Я сняла номер на двоих.

— Теперь я сделаю самое важное заявление в моей жизни: это замечательно!

— Как поживает Эм?

— Прекрасно, — сказал я. Во мне все ликовало от радости. Я все еще не мог поверить, что Рита наконец пригласила меня к себе в номер. — Это не может быть правдой, Рита. Ты, наверное, хочешь подшутить надо мной. Ты известная обманщица и хочешь казаться не такой, какая ты есть на самом деле. Ты…

И тут я осекся на полуслове. В ее глазах блеснуло нечто похожее на ужас. Она слегка наклонилась вперед и прошептала:

— Что ты хочешь этим сказать, Эдди?

Клянусь, эти слова вырвались у меня случайно. Я не был уверен в себе. Мне казалось, что она водит меня за нос, как всё девушки, которые много обещают, но редко исполняют обещанное. У меня не было никакой задней мысли. Я только хотел еще раз услышать от нее, что ее приглашение не розыгрыш.

Я посмотрел на Риту и не ответил на ее вопрос. Ее лицо приняло обычное выражение, и она небрежно сказала:

— Ты смеешься надо мной, Эдди!

Это была только шутка, и ничего более. Я пошутил. Но страх, мелькнувший в ее глазах, утвердил меня в страшном предположении, против которого восставала моя душа.

Смутные догадки перешли в уверенность, и мне пришлось взглянуть истине в лицо. Пути назад были отрезаны.

— Итак, Рита, ты знала о похищении?

Она так широко открыла глаза, что у меня отпали последние сомнения.

— Я не стану утверждать, что ты замешана в этом деле. Но ты столько времени проводила у них в фургоне, что не могла не видеть некоторые вещи. Пока карлик пять дней изображал обезьяну, ты наверняка догадалась, что у них происходит нечто странное. И ты испугалась. Вот почему той ночью у тебя в руках оказался револьвер. И когда ты наткнулась на карлика, ты знала, что его убийца — Хоги. Или по крайней мере могла это предположить.

Она провела языком по пересохшим губам и пробормотала:

— Конечно, Эдди, я подозревала неладное. Но, клянусь, я ничего не знала. Вернее, я знала, что Сьюзи — не настоящая обезьяна. Однажды, когда я ночевала у них в фургоне, я случайно услышала их разговор. Мардж смертельно боялась Хоги. Она умоляла меня никому ничего не говорить.

— Но когда карлика убили, ты прекрасно знала, откуда он появился — из обезьяньей шкуры, — сказал я. — И ты знала, кто его убил.

— Я ничего не знала. Я обещала Мардж.

Моя рука лежала на столе; она накрыла ее своей рукой. Я вздрогнул от этого прикосновения.

— Не будем больше говорить об этом, Эдди! Нас могут услышать. Если ты так настаиваешь, чтобы я тебе все рассказала, давай поднимемся в нашу комнату. Там мы будем одни.

Это было разумно, очень разумно с ее стороны. Оказавшись с ней в номере, я не стал бы говорить о смерти.

— Давай выпьем ещё что-нибудь, Рита. Мне нужно все это обдумать.

Я смотрел ей прямо в глаза. Но потом мне пришлось отвернуться, чтобы заказать официанту еще два стакана мартини.

Потом я опять посмотрел ей в лицо и подумал: «Все это не имеет никакого значения. Я могу ей верить. Вряд ли такой человек, как Хоги, стал бы посвящать постороннего в планы похищения. И газет она могла не читать. Она об этом ничего не знала. Даже если она подозревала, что происходит неладное, она ни в чем не могла быть уверена. И ей не с кем было поделиться своими сомнениями».

Пока я смотрел на нее, я ей верил. Но потом я закрыл глаза и совсем другие мысли забродили у меня в голове.