Здравствуй, комбат! - Николай Матвеевич Грибачев

приплясывает, помахивая куском трофейной плащ-палатки, надетым на штык. Эффектнее был бы красный флаг, да где его взять? Чем богаты, тем и рады. Главное, это значит — высота взята.

Подходят к переправе первый и третий батальоны калганниковского полка. Видимо, комбаты гнали их на аллюре три креста — гимнастерки солдат на спинах мокры от шеи до ремня, пот проступает под мышками и под коленками на брюках. Одновременно с другой стороны, из леса, к Дону вываливаются пленные итальянцы, человек пятьдесят. По верхнему канату пропускаем на ту сторону калганниковские батальоны, по нижнему на нашу сторону — пленных. Сопровождают их всего два солдата с автоматами — один ведущий, второй замыкающий. На середине реки оживление нечаянной встречи:

— Привет, Италия!

— Муссолини капут!

— Это вам не Абиссиния…

— Еще по канату… Самоплавом пускай! Притопали на Дон — пусть учатся плавать!..

— Рота, прекратить болтовню! Темп давай…

Кондратюк при помощи скудного своего словесного запаса и разговорника, с пятого на десятое, спрашивает щуплого сержанта, мокрого и напуганного:

— Имя?

— Марко Блазетти.

— Часть?

— Батальон «Вестоне», дивизия «Челере».

— Как дела?

— Наш батальон уничтожен… Сильно била артиллерия… Остатки сдались в плен… Там у вас командир — красный дьявол…

— Что значит — красный?

— Советский… Ворвался в окоп, голова перевязанная… Мне по шее пистолетом тук-тук…

Полностью картина выясняется позже, при допросе в разведотделе дивизии. Лейтенант Джильи покажет: «Мы не верили, что русские форсируют Дон. Мы считали, что это несерьезно — такая река… — Получилось очень неожиданно. Батальоны «Вестоне» и «Верроне» понесли большие потери от артогня… Мы имеем славную боевую историю, сражались в горных районах Франции и Албании, но нигде не терпели такого позора. Но плацдарм вы не удержите, у нас здесь дивизии «Сфорцеско», «Равенна», «Пассубио»…

Однако все это будет чуть позже. А сейчас мы отправляем пленных в штаб дивизии — при тех же двух конвоирах. Не разбежались за Доном — здесь не разбегутся и подавно. А у нас солдат и так мало. Итальянцы лениво плетутся по песку, ко всему равнодушные и покорные. Некоторые, быть может, даже и довольны — лучше быть живым в плену, чем мертвым там, на задонских высотах… Мы же, посоветовавшись с Кондратюком, решаем вызвать Самородова с трактором — единственным колесным трактором в нашем батальоне, да и то приблудным, переправившимся через Дон спустя три дня после того, как правый берег заняли немцы. Трактор должен подвезти из Еланской с десяток ржавых железных бочек, а также доски и бревна для парома: может быть, к вечеру, если не подбросят армейские понтоны — да еще и есть ли они! — придется переправлять легкую артиллерию и минометы. Там, за Доном, тяжко…

О Шубникове ничего достоверно не известно.

По канатам уходит полк Затонова. Теперь уже наша переправа работает как часы. Правда, откуда-то из глубины все время ведет огонь тяжелая итальянская артиллерия, но у нее «выбиты глаза» — наблюдательных пунктов на высоте не осталось. И артиллеристы напрасно вводят Муссолини в расходы — снаряды падают с перелетом через Дон и левее, корчуют молодой ракитник. Солнцепек, монотонность обстрела, переливчатый блеск и однообразное журчание донской воды вгоняют в сон. В закрытых глазах плавает красноватая с желтыми искорками темнота — свет пробивает веки, — голова оловянно тяжелеет, клонится, клонится, в сознание медленно, убаюкивающе затекает песня вполголоса — «Реве та стогне Днипр широкий, сердитый витер завива». Это поет при «зенитке» Антон Прибылко. При таком состоянии и марш буденновцев сойдет за колыбельную…

Но сна не будет, придется перепланировать на «час икс». Снова связной, вызывают на КП. Там ждет меня начштаба соседней дивизии и приказ: принять и переправить два их полка. Она форсировала напротив Матвеевского, и не очень удачно, немного лучше нашей шестой роты. Теперь плоты, что и были, все на той стороне, возвращать их — адская работа, сбивает течением. Да и кто их будет перегонять? Полк, который переправился, ведет тяжелый бой, каждый человек на счету… Коренастый, раздобревший на сидячей жизни начальник штаба дивизии обещает — что полковнику капитан! — обещает мне снисходительно, как ребенку:

— Завалю трофеями. Какими угодно.

— Например?

— Ну, авторучки, плащ-палатки.

— У меня есть свои.

— Шоколад миланский… Вещь!

— А я не ем шоколада.

— Мотоцикл с коляской.

— Лошадей дайте.

— Трофейных? Пожалуйста. Сколько?

— Своих. Сейчас. Или трактор.

— Зачем тебе? Возьмем трофейных…

— Материал подвезти. На второй паром. И настил для дороги. В песке тонем.

— Не могу… Да и при чем тут паром? Напротив Матвеевского уже мост строят.

— Пока солнце взойдет, роса очи…

— Нет, не могу. Все занято.

— А если и я «не могу»?

— Врешь, капитан. Придется. Приказ. Дан — выполняй.

Вру. Пытался приторговать, попытка не пытка, не вышло — кончай базар. Договариваемся о графике и на том расстаемся. Тут же, едва покончив с полковником, узнаю: в мое распоряжение, не знаю, по чьим приказам, поступили два начальника инженерных служб полка, армейский саперный батальон, инжбат. Сработало чье-то воображение. Переправа на войне — страшное место, громят ее всем, чем могут достать, а ни рассредоточиться, ни укрыться, ни сдачи дать. Уже на подходе у офицеров и солдат легкий ознобец на душе. А поскольку у нас батальоны и полки — с купанием, правда, — уходят за Дон, как по конвейеру, при неправдоподобно мизерных потерях — подбегай и валяй настолько быстро, насколько успеваешь руками перебирать, — то кому-то и представилась она во всем, по наставлениям, богатстве технической оснащенности и защиты.

Это при двух-то голых канатах, при голом песке! И «зенитке» на тележном колесе. И все еще без телефона — запаса нет, все распределено, а кто в такую пору отдаст свой?.. По чести сказать, мне и самому все это кажется не более чем курьезом. И при таком положении я решительно не знаю, как распорядиться всеми этими «сводными братьями», тем более что и своя вторая рота уже сидит без дела. Отправляю их Кондратюку, а тот ругается и гонит прочь: «Сам справлюсь, они мне только авиацию накличут!» Спрашиваю у Доломанова — что делать?

— Тебе прислали, ты и думай. Я не просил…

Соломоново решение:

— Ждите распоряжений…

А командиры «сводных братьев» тому и рады, отводят подразделения в лес, сами толкутся возле КП, уши торчком в ожидании новостей. Поскольку же новостей нет, пробавляются анекдотами:

— Приезжает майор после ранения на побывку к молодой жене, ложится спать, а под кроватью кто-то ворочается и вздыхает. «Кто там?» — спрашивает майор. «Это я, Трезор».

— Старо.

— Борода от Еланской до Клетской…

— Приезжает Муссолини к Гитлеру. На осле. Привязывает его к ограде, заходит. Начинается