Замогильные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Таким образом, нечестивое покушение повредить бессмертной славе мистера Пикквика обрушилось всей своей тяжестью на главу его клеветника. Семьдесят ученых обществ единодушно и единогласно одобрили все мнения президента и вписали его имя в историю антикварской науки. Но знаменитый камень остается до сих пор неистолкуемым и вместе с тем безмолвным свидетелем поражения всех дерзновенных врагов президента Пикквикского клуба.

Глава XII. Весьма важная, образующая, так сказать, эпоху как в жизни мистера Пикквика, так и во всей этой истории

Уже известно, что лондонская квартира мистера Пикквика находилась в Гозуэлльской улице. Комнаты его, при всей скромности и простоте, были очень чисты, комфортабельны, опрятны, а главное, приспособлены как нельзя лучше к пребыванию в них человека с его гением и обширными способностями к наблюдательности всякого рода. Кабинет его (он же и гостиная) помещался в первом этаже окнами на улицу, спальня — во втором. Таким образом, сидел ли он за своей конторкой с пером или книгой в руках, или стоял в своей опочивальне пред туалетным зеркалом с бритвой, щеткой и гребенкой — в том и другом случае великий человек имел полную возможность созерцать человеческую натуру во всех категориях и формах, в каких только она могла проявляться на многолюдном и шумном переулке. Хозяйка его, миссис Бардль, — вдова и единственная наследница покойного чиновника лондонской таможни, — была женщина довольно статная и ловкая, с приятной физиономией и живейшими манерами, мастерица разливать чай и стряпать плом-пудинги — кухмистерский талант, полученный ею от природы и развитый продолжительным упражнением до значительной степени гениальности. Не было в доме ни детей, ни слуг, ни кур, ни петухов; кроме самой хозяйки единственными жильцами были здесь большой человек и маленький мальчишка: большой человек не кто другой, как сам мистер Пикквик, а мальчишка составлял единственное произведение самой миссис Бардль. Большой человек, постоянно занятый философическими упражнениями вне домашнего очага, приходил в свою квартиру в десять часов ночи, когда рукой заботливой хозяйки изготовлялась для него мягкая постель на складной кровати; маленький человек вертелся постоянно около своей матери, и гимнастические его упражнения не переходили за порог родительского дома. Чистота и спокойствие владычествовали во всех углах и закоулках, и воля мистера Пикквика была здесь непреложным законом.

Всякому, кто знаком был с этими подробностями в домашней экономии великого человека и с его необыкновенной аккуратностью во всех мыслях, чувствах и делах, показались бы, вероятно, весьма таинственными и загадочными физиономия, осанка и поведение мистера Пикквика ранним утром накануне того достопамятного дня, когда вновь должна была начаться его ученая экспедиция для исторических, географических и археологических наблюдений. Он ходил по комнате взад и вперед с замечательной скоростью, выглядывал довольно часто из окна, посматривал на часы и обнаруживал другие очевидные знаки нетерпения, весьма необыкновенного в его философической натуре. Было ясно, что предмет великой важности наполняет его созерцательную душу, но какой именно — неизвестно. Этого не могла даже отгадать сама миссис Бардль, чистившая теперь его комод, стулья и диваны.

— Миссис Бардль! — сказал, наконец, мистер Пикквик, когда его хозяйка, после затянувшейся уборки, остановилась посреди комнаты с половой щеткой в руках.

— К вашим услугам, сэр, — сказала миссис Бардль.

— Мальчик, мне кажется, ходит слишком долго.

— Немудрено, сэр, дорога дальняя, — отвечала миссис Бардль, — до Боро не сразу дойдешь.

— Правда ваша, правда! — заметил мистер Пикквик.

И он опять впал в глубокое раздумье, между тем как миссис Бардль принялась мести пол.

— Миссис Бардль, — сказал мистер Пикквик через несколько минут.

— К вашим услугам, сэр.

— Как вы думаете, миссис Бардль, расходы на двух человек значительно больше, чем на одного?

Миссис Бардль покраснела до самых кружев своего чепца, так как ей показалось, что глаза ее жильца заморгали искрами супружеской любви.

— Что за вопрос, мистер Пикквик! Боже мой, что за вопрос!

— Как же вы думаете, миссис Бардль?

Хозяйка подошла к самому носу ученого мужа, который сидел в эту минуту на диване, облокотившись на стол.

— Это зависит, добрый мой мистер Пикквик, — сказала она, улыбаясь и краснея, как роза, — это зависит от особы, на которую падет ваш выбор. Если, примером сказать, будет она бережлива и осторожна, тогда, конечно… вы сами знаете, мистер Пикквик.

— Справедливо, сударыня, совершенно справедливо; но человек, которого я имею в виду… (Здесь мистер Пикквик пристально взглянул на миссис Бардль.) Человек этот владеет всеми свойствами, необходимыми в домашнем быту, и притом, если не ошибаюсь, он хорошо знает свет, миссис Бардль: его проницательность и опытность могут принести мне существенную пользу.

— Вы так думаете?

— Да, я почти уверен в этом, — продолжал мистер Пикквик, принимая важную осанку, отличавшую его во всех случаях, когда речь шла о каком-нибудь интересном предмете, — и если сказать вам правду, я решился, миссис Бардль.

— Так скоро? Боже мой, боже мой!

— Вам, может быть, покажется весьма странным, что я никогда не просил вашего совета об этом предмете и даже не упоминал о нем до нынешнего утра, когда я отправил вашего мальчика… не так ли, миссис Бардль.

Но миссис Бардль, вместо слов, могла отвечать только выразительным и нежным взором. Она поклонилась мистеру Пикквику, глядя на него издали, как на предмет недоступный, и вот теперь вдруг, совершенно неожиданным образом, он возводит ее на такую высоту, которая никогда не грезилась ей в самых бурных и слепых мечтах ее пламенной фантазии, развитой продолжительным вдовством. Итак — мистер Пикквик делал предложение… какой остроумный план! — отослать ее малютку в Боро, спровадить его с глаз долой… отстранить всякое препятствие… как это умно, деликатно!

— Что вы на это скажете, миссис Бардль?

— Ах, мистер Пикквик!.. Вы такой добрый!

— По-моему, миссис Бардль, это будет очень хорошо, во-первых, вы избавитесь от многих хозяйственных хлопот… не так ли?

— Об этом, сэр, не извольте беспокоиться, — возразила вдова, упоенная сладкой мечтой о близком счастии. — Пусть эти хлопоты увеличатся во сто раз, только бы вы были счастливы, мой добрый, несравненный мистер Пикквик! Ваше внимание к моему одиночеству…

— Ну да и это, конечно, пункт важный, — перебил мистер Пикквик, — хотя я о нем и не думал. Вам не будет скучно, миссис Бардль, потому что с вами будет человек разговорчивый и веселый.

— Вы меня осчастливите, я не сомневаюсь в этом, — сказала миссис Бардль.

— Да и вашему малютке…

— Господи, спаси его и помилуй! — перебила миссис Бардль с материнским вздохом.

— Вашему малютке, говорю, тоже будет очень весело. У него будет опытный товарищ, который станет его учить, наблюдать за его нравственностью. Под его руководством, я уверен, он в одну неделю сделает больше, чем теперь в целый год.

И мистер Пикквик бросил на свою собеседницу самую благосклонную улыбку.

— Милый! Милый!

Мистер Пикквик, совсем не ожидавший такого нежного эпитета, обнаружил изумленный вид.

— Милый, добрый мой толстунчик!..

И, не прибавляя больше никаких объяснений, миссис Бардль бросилась в объятия мистера Пикквика и обвила его шею своими дебелыми руками, испуская при этом катаракты слез и хоры глубоких воздыханий.

— Что с вами, миссис Бардль? — вскричал ошеломленный мистер Пикквик. — Образумьтесь… миссис Бардль… если кто-нибудь придет… оставьте… я ожидаю приятелей…

— О, пусть себе идут!.. Пусть придет весь свет! — кричала исступленная вдова. — Я никогда вас не оставлю, мой добрый, милый, несравненный друг души моей!

С этими словами миссис Бардль прижалась еще плотнее к могучей груди президента.

— Отстанете ли вы наконец? — говорил мистер Пикквик, вырываясь из насильственных объятий. — Чу, кто-то идет… шаги на лестнице. Миссис Бардль, ради бога, подумайте, в какое положение вы ставите меня…

Бесполезные мольбы! Миссис Бардль без чувств повисла на шее отчаянного старика, и прежде чем он успел положить ее на диван, в комнату вошел малютка Бардль, ведя за собою господ Снодграса, Топмана и Винкеля.

Мистер Пикквик остался прикованным к своему месту, без движения и языка. Он стоял посреди комнаты с прелестным бременем на своих руках и бессмысленно смотрел на лица своих друзей, не обнаруживая ни малейшего покушения объяснить им этот загадочный случай. Друзья в свою очередь глазели на него; малютка Бардль таращил свои глаза на всех вообще и на каждого порознь.

Оглушительное изумление пикквикистов и столбняк почтенного президента могли бы, нет сомнения, продолжиться в одинаковом положении до той поры, пока сама собой восстановилась бы прерванная жизненность интересной леди, если б через несколько минут возлюбленный сынок, осененный наитием внезапной мысли, не вздумал представить весьма чувствительное и трогательное доказательство своей детской любви. Пораженный тоже, в свою очередь, превеликим изумлением при виде неожиданной сцены, он сначала как вкопанный стоял у дверей без всякого определенного выражения на своем лице; но вдруг пришло ему в голову, что матушка его, по всей вероятности, потерпела какой-нибудь вред, быть может, побои от своего жильца, — и вот, не говоря дурного слова, он прямо вскочил на спину мистера Пикквика, дал ему тумака по голове и, в довершение эффекта, вцепился зубами в его плечо.