Дамы и Господа - Terry Pratchett

Чудакулли протянул матушке маленькую остроконечную рюмку.

— Бренди?

— Что у тебя на голове?

Чудакулли осторожно ощупал макушку.

— Гм…

— Судя по запаху, мед и конский навоз. А это что такое?

Чудакулли снял с головы маленькую клетку. В ней были смонтированы «бегущая дорожка» и сложная конструкция из стеклянных стрежней. К прутьям крепились две мисочки для корма, а посреди клетки сидела маленькая мохнатая и в данный момент очень мокрая мышь.

— Это все молодежь экспериментирует, — несколько застенчиво объяснил Чудакулли. — Я согласился испытать… Мех мышки трет стеклянные стержни, появляются искры, и, ну, ты понимаешь…

Матушка осмотрела несколько поредевшие волосы аркканцлера и удивленно подняла бровь.

— Надо же, до чего только не додумаются…

— Я сам не совсем разобрался, как это работает. Тупс мог бы лучше объяснить. Я просто хотел помочь…

— В общем, твоя лысина пришлась как нельзя кстати.

В темноте своей больничной палаты Диаманда открыла глаза, если, конечно, это были ее глаза. В них появился какой-то перламутровый блеск.

Песня пока звучала на пороге слышимости.

И мир изменился. Небольшая часть рассудка, которая еще оставалась Диамандой, видела его сквозь пелену зачарованности. Мир представлялся ей узором серебристых, находящихся в постоянном движении линий, словно был окутан филигранью. За исключением тех мест, где было железо. Там линии были ломаными, изогнутыми. Там мир не был виден. Железо искажало мир. Нужно держаться подальше от железа.

Она встала с кровати, закутала руку в одеяло, повернула дверную ручку и открыла дверь.

Шон Ягг стоял почти по стойке «смирно».

В данный момент он охранял дворец и одновременно определял, Как Долго Он Сможет Простоять На Одной Ноге.

Потом ему показалось, что это не совсем подходящее занятие для знатока боевых искусств, и он принял позу № 19, для Двойного Удара В Падении Летающей Хризантемы.

Некоторое время спустя он вдруг осознал, что окрестности наполнил некий странный звук. Звук этот был ритмичным и чем-то напоминал стрекотание кузнечика. И доносился он из замка.

Шон осторожно повернулся — многочисленные армии из Заграничных Стран могли заметить, что он стоит к ним спиной, и напасть, воспользовавшись удобным случаем.

Ничего, никого. Но ситуация требовала разъяснения. В его задачу входило охранять замок от внешних врагов, а не от внутренних. «Стоять на страже» — значит охранять королевство от нападения извне. В этом и заключается смысл замков. Для этого и нужны стены, бойницы и все такое прочее. Шон регулярно покупал «Справашники Джейн» (вместе с последним, обозревающим осадные орудия Плоского мира, выдавался бесплатный плакат) и потому знал тему досконально.

Быстротой мышления Шон не отличался, но мысли его неуклонно возвращались к эльфу, заточенному в подземелье. Но он же взаперти. Шон лично запер дверь. К тому же кругом железо, по этому поводу мама выразилась вполне конкретно.

И все же…

Он решил действовать строго по инструкции. Шон поднял мост, опустил решетки, потом перегнулся через стену и долго-долго смотрел вниз, правда разглядел там только сумерки.

Но теперь звук пронизывал все окрестности. Казалось, сами камни излучают его, он действовал на нервы, как визг пилы.

Не мог же эльф выбраться! Конечно нет, ерунда какая. Подземелья строят вовсе не затем, чтобы из них выбирались все кому не лень. Звук то затихал, то становился громче. Шон прислонил ржавую пику к стене и обнажил меч. Клинком он владел умело. Каждый день по десять минут оттачивал свое мастерство, и после всякой тренировки мешок с соломой имел крайне жалкий вид.

Через черный ход Шон скользнул в центральную башню и стал пробираться по коридорам в сторону подземелий. В замке никого не было. Ну да, все же на Представлении. Но в любой момент могут вернуться, и тогда начнется пир.

Замок выглядел большим, старым и очень холодным.

В любой момент. Несомненно. Шум прекратился.

Шон выглянул из-за угла. Он увидел ступени и открытую дверь, ведущую в подземелье.

— Стой! — закричал на всякий случай Шон. Его крик эхом отразился от камней:

— Стой! Ой… ой… ой…

Спустившись по лестнице, Шон заглянул в арку.

Дверь камеры была приоткрыта, рядом стояла фигура в белом.

Шон заморгал.

— Госпожа Чокли?

Фигура улыбнулась ему. Глаза ее светились в темноте.

— Ты в кольчуге, Шон.

— Э-э, что? — Он снова посмотрел на открытую дверь.

— Какой ужас, Шон. Немедленно сними ее. Ты же ничего толком не слышишь.

Шон явно ощущал пугающую пустоту за своей спиной, но обернуться не смел.

— Я все чудесно слышу, госпожа, — сказал он, стараясь как можно незаметнее прижаться спиной к стене.

— Ты слышишь совсем не то, — возразила Диаманда, подходя ближе. — Железо лишает тебя слуха, от него глохнешь.

Не каждый день к Шону подходила девушка в тонкой, просвечивающей одежде и с мечтательным выражением на лице. Похоже, пришло время воспользоваться тем, что боевые искусства называют Путем Отступления.

Тут Шон рискнул бросить взгляд в сторону.

В дверном проеме камеры стояла тощая фигура — вся какая-то сжавшаяся, словно окружение давило на нее.

Улыбка Диаманды была очень странной.

Шон сделал ноги.

Каким-то образом лес изменился. В былые времена, когда Чудакулли был молод, здесь росли колокольчики, и примулы, и… и опять колокольчики… и прочая всякая всячина. А не только огромные кусты шиповника. Колючки цеплялись за его мантию, а раз или два какой-то лианоподобный родственник шиповника сбил с него шляпу.

Но хуже всего было то, что матушке Ветровоск удавалось миновать все эти препятствия без особых потерь.

— Как это у тебя получается?

— Главное тут — всегда знать, где ты находишься.

— Неужели? Что ж, я знаю, где нахожусь.

— Нет, не знаешь, ты просто случайно присутствуешь здесь. А это не одно и то же.

— А нет ли более удобной дороги?

— Эта самая короткая.

— Может, она и короткая — если не заблудиться.

— Сколько раз тебе говорить, я вовсе не заблудилась! Просто у меня возникли небольшие сомнения, в ту ли сторону мы идем.

— Ха!

Его догадка подтвердилась. Похоже, что Эсме Ветровоск сбилась с дороги — если, конечно, в этому лесу не было двух одинаковых деревьев с одинаковым расположением веток, на одной из которых висел обрывок его мантии. Но Эсме обладала качеством, которое у людей, не носивших потрепанную остроконечную шляпу и древнее черное платье, называлось самообладанием. Причем, самообладание Эсме Ветровоск было абсолютным. Такие, как она, попадают в неловкие ситуации, только когда сами того хотят.

Он и раньше замечал это, но в те времена его привлекало лишь то, как идеально подходят ее формы к окружающему пространству. И…

Он снова запутался в колючках.

— Погоди минутку!

— Исключительно неудачный выбор одежды для сельской местности!

— Я же не думал, что придется бегать по лесам! Это парадный костюм!

— Так сними его.

— А как люди тогда поймут, что я — волшебник?

— Успокойся, я им скажу.

С каждой минутой матушка Ветровоск злилась все больше. Что ни говори, а она все-таки заблудилась. Но заблудиться между плотинами у порогов реки Ланкр и самим городом? Это же невозможно! Невероятно! Просто иди вверх по склону — и выйдешь куда надо. Кроме того, она ходила по здешним лесам всю свою жизнь. Это ее леса.

И тем не менее они уже второй раз проходят мимо одного и того же дерева. На ветке покачивался обрывок мантии Чудакулли.

Это все равно что заблудиться в собственном саду.

Пару раз матушка заметила единорога. Тут она не ошибалась — он шел по их следам.

Она попыталась проникнуть в его голову. С равным успехом можно было попробовать забраться на ледяную стену.

Ее собственные мысли тоже нельзя было назвать безмятежными, но сейчас, по крайней мере, матушка была твердо уверена: с ума она не сошла.

Когда стены между вселенными становятся очень тонкими, когда параллельные нити всевозможных Если собираются вместе, чтобы пройти сквозь Сейчас, возникают определенные утечки. Почти незаметные сигналы, которые воспринимает лишь очень чуткий приемник.

В ее голове возникали едва ощутимые мысли тысяч Эсме Ветровоск.

Маграт никак не могла решить, что же с собой взять. После того как она переселилась в замок, ее бывшие пожитки словно испарились, а брать то, что покупал ей Веренс, было, по ее мнению, неприлично. То же касалось и обручального кольца. Вряд ли его можно взять с собой.

Она уставилась в зеркало.

Довольно, хватит. Всю свою жизнь Маграт старалась быть незаметной, вежливой, она извинялась, когда через нее переступали, старалась быть воспитанной. И к чему это привело? Люди стали относится к ней как к незаметной, вежливой и воспитанной.