Седьмой лимузин - Дональд Стэнвуд

— Не надо лишний раз напоминать мне об этом, мистер Эшер.

Тед обнял ее.

— Мы ни о чем не забыли. Но у нас занятия, скоро наступит сессия… одним словом, жизнь продолжается. Ну, вы сами понимаете.

Расскажи нам об этом, парень. Мы с Джилл переглянулись, обменявшись одновременно и мыслями. Мы с ней уже договорились не касаться новонаметившихся подозрений. Люсинда и Гарри, Люсинда и Элио. Одному Богу известно, что Карри или даже Теду делать с эдакой ношей.

Но Тед заметил только, что мы мрачны, и поспешил неверно проинтерпретировать эту мрачность.

— Может быть, мама, время сейчас и не самое подходящее, но мы начали, знаешь ли, готовиться к свадьбе. Я заработал кое-что, сверхурочно помогая профессору Роше, но нам хочется подождать до июня, когда закончатся занятия…

Джилл отнеслась к этому сообщению легкомысленно.

— Дорогой, ты абсолютно прав. Сейчас не время.

— Вечно ты так! Вечно ты меня отговариваешь!

— Нам надо поговорить. Мы с Аланом кое-что узнали… — Она искоса посмотрела на Карри. — Рассказать этого я не могу. Но знаю вполне достаточно, чтобы за тебя испугаться.

— И всегда-то ты обо мне волнуешься. Всегда-то действуешь исключительно в моих интересах.

— Если бы ты был в состоянии понять…

Глаза Теда яростно прищурились. Он посмотрел на меня в упор. Я понял, что мы идем ко дну. Мне и не нужно было для этого ничего говорить. То, что я сижу рядом с Джилл, сижу в тандеме с нею, заставляло его беситься.

— Разве вы друг с дружкой не перенапряглись за последнюю пару дней? Почему бы вам не отправиться домой и не перевести дух?

Мне показалось, что Джилл его сейчас ударит. Теду — тоже. Он увидел, как в глазах у матери вспыхнул гнев, и застыл, беспомощный, едва не подставив ей подбородок.

— Мы с Аланом не собираемся ничего от тебя скрывать, — сказала она ему убийственным шепотом. — Мы хотели все объяснить. И я знала, что это будет непросто. И все-таки надеялась на лучшее. А ты ведешь себя просто по-хамски.

Материнская любовь и материнская ненависть: оба эти чувства одинаково трудно выносить. Мать умеет высветить насквозь наш нынешний взрослый облик и увидеть внутри жалобно верещащего младенца. Тед и впрямь едва не расплакался как ребенок. Его рот задрожал, в конце концов ему удалось выдавить из себя мало-мальски достойный ответ.

— Мама, ты слишком многого от меня ждешь. Конечно, я веду себя по-свински, я сам понимаю это, но не могу же я просто поглядеть вам обоим в глаза и сказать: «Ах ты, Господи, как хорошо, что вы спелись?» Я ведь постоянно вспоминаю об отце… и обо всем. — Тед закрыл глаза. — Кажется, у меня голова сейчас лопнет. — Он встал, взял Карри под локоть, заставил тоже подняться. — Нам надо идти. Нет-нет. — Его трясло, и он не мог справиться с этим. — Извините, но это недостойно.

— Тед! — я потянулся к нему. — Ради бога…

— Нет, Алан! — Он вывернулся у меня из рук. — Это ваша проблема, на хер! Что ж это вам шило в зад всадили?

Бросив эти слова, он отступил, увел с собой Карри. Я мельком увидел ее лицо, прежде чем они оба исчезли на лестнице. Бледное, словно бы оглушенное. Взрыв чувств вне семейного гнезда Сполдингов; возможно, такое было для нее в диковинку.

Джилл сидела, широко раскрыв глаза. Сейчас ее тоже трясло.

— Не волнуйся, Алан, я не расплачусь. Может, и стоило бы, но не буду.

Я поцеловал ее в лоб.

— С ним все будет в порядке. Вспомни, как ты впервые услышала о том, откуда берутся дети. Ты ведь наверняка попробовала вообразить своих родителей в постели?

Джилл резко рассмеялась. Для меня это было облегчением.

— Так что дай Теду какое-то время. В эти дни нам всем пришлось пережить гораздо больше, чем мы рассчитывали.

Она в знак благодарности обняла меня, потом осмотрелась по сторонам.

— Теперь, когда малолетки отвалили, неплохо бы выпить.

Наша официантка оторвалась от стойки, заинтересовавшись переменой в нашей диспозиции, впрочем, не слишком. Пьяные прощания — такое ей наверняка доводилось наблюдать не раз. Взяв Джилл за руку, я сказал:

— У меня есть идейка получше. Когда тебе надо идти на регистрацию?

Она сверилась с часами. Без четверти девять.

— Отлично. Значит, у нас почти пять часов. Пошли. — Я подошел вместе с нею к диспетчеру и попросил дать мне билет на более поздний рейс.

— Сэр, — предупредил услужливый молодой человек. — Следующий рейс на Сан-Диего будет только завтра, в девять пятнадцать утра.

— Вот и отлично. Могу я снять с рейса свой багаж?

Он сверился с бумагами.

— Проверьте у Шестого входа. Он там, если только уже не отправлен на погрузку.

Но судьба была за нас. Джилл, заинтригованная моим поведением, следовала за мной сквозь шипящие автоматические двери.

Мы вышли на стоянку такси.

— Алан, я не настроена шутить.

— Да и я никогда не был столь серьезен. Я знаю здешних ханжей и тебя, думается, знаю тоже.

Машина подъехала, ослепительно-желтая. За рулем сидел черный как уголь таксист.

— Куда, мистер? — понимающе ухмыльнулся он.

— В ближайший мотель. — Я улыбнулся Джилл, поставив ногу на свой миниатюрный чемодан. — Так это будет выглядеть вполне благопристойно.

Глава семнадцатая

И вновь домой, и вновь домой. Пространство между Солт-Лейк-Сити и Сан-Диего самолет покрыл, описав в небе гигантскую параболическую арку. Сперва порыв взлета, затем круассаны и черный кофе на головокружительной высоте, с небесами за иллюминатором. В конце концов толчок, означающий приземление. Торможение, торможение — как будто имеет место вынужденная посадка, а издали мигают огни взлетно-посадочной полосы. После того, как я увидел, что Джилл, благополучно поднявшись в воздух, улетела в Нью-Йорк, мои чувства описали сходную — то вверх, то вниз — траекторию.

Полет через часовые пояса всегда дезориентирует меня в той степени, которая никоим образом не сводится к простой подкрутке стрелок. Я бы не слишком удивился, обнаружив по прибытии, что в Бальбоа-парке пасутся динозавры или его, наоборот, обстреливают ракетами со стороны Линдбергова Поля. Но все оставалось точь-в-точь таким же, как и до моего отбытия, — запутанным и непонятным.

Самолет пошел на посадку; наш «Боинг-727» осуществлял сейчас заход в духе камикадзе над самым центром города. Наша тень тревожно нависала над остроконечными, в испанском стиле, крышами и телеантеннами. Затем случился благословенный — на три точки — толчок, и то, что могло бы оказаться пятьюдесятью тоннами мертвого груза, проваливающимися в пустоту, превратилось всего лишь в большой крылатый автобус.

Вернуться на землю. Мне была понятна самая суть этого выражения. Вернуться в студию, вернуться к неоконченным делам, вернуться к кроткому милосердию со стороны Фрэнсис.

Погода, выдавшаяся в ближайшие дни, не сулила мне облегчения. Теплые убаюкивающие ветра со стороны Санта-Аны превратили все графство Сан-Диего в страну лотофагов. Я уверил себя, что лучшим лекарством от всеобщей летаргии станет в моем случае какая-нибудь срочная работа, связанная с зарабатыванием на кусок хлеба с маслом. Поэтому я отснял целый разворот в местном зоопарке по заказу дилерской конторы джипов. Ногастые, в пестрых блузках, блондинки восседали, позируя, на капоте Си-Джи-5, а рядом невозмутимо и сонно высились слоны.

Проявив эти снимки, Фрэнсис присвистнула. — Алан, мне кажется, что на этих фотографиях вместо тебя работает твое подсознание.

И она сказала это не в обиду. Накануне я, отпечатав снимки «Атлантик-купе», принадлежавшего Джулиану, рассказал ей все, что мне было известно или о чем я подозревал применительно к Люсинде. Я ничего не утаил от Фрэнсис, и это, возможно, было моей ошибкой. С тех пор она принялась поглядывать на меня осуждающе или, как минимум, оценивающе.

— Давай займемся этим после ленча. — Фрэнсис выключила в фотолаборатории красный свет. — Я тебя приглашаю.

Мы отправились к Консуэло, где можно полакомиться лучшей мексиканской стряпней во всей этой части старого города. Над мясом с сыром по-чилийски и кувшинчиками с текилой Фрэнсис высказала то, что было у нее на уме.

— Ты мог и не рассказывать мне о Джилл. Я бы сама обо всем догадалась.

— Ты разочарована?

Она взяла тортилью, обмакнула ее в острый соус.

— Мне страшно за тебя, Алан. А что если Джилл права относительно Элио и этой старухи Сполдинг? Да и что еще стал бы он от тебя скрывать? — Она отодвинула тарелку. — Мне всегда казалось, что он был человеком чертовски скрытным. Да что я говорю, о малом ли свидетельствует хотя бы вся эта история? И неужели тебе следовало выдавать себя с потрохами его вдове? — Фрэнсис взяла меня за руку, чтобы я прекратил отчаянно теребить салфетку. — Солнышко, с таким же успехом ты мог бы нарисовать у себя на груди мишень.