Проклятие Гиацинтов - Елена Арсеньева

Алёна изумленно уставилась на него. И впрямь — тесен мир! Да ведь на этого симпатягу она налетела в коридоре Советского отделения милиции не далее как вчера! Ничего себе, только вчера, а кажется, столько дней прошло…

— Выходит, так, — хмыкнула она. — Если он не бежал за мной с криком — держи, лови, значит, сам бог мне велел спастись.

— Не бежал, — согласился симпатяга. — Я нарочно заглянул к нему в кабинет, говорю — что это от тебя красивые женщины такими пулями вылетают, а он сидит весь печальный, ну что за чушь, говорит, с этим делом, почему, как непонятки какие-то, так дело непременно ко мне на стол ляжет? Я его, конечно, спросил, в чем там суть. Заковыристая ситуация, ничего не скажешь!

— Я так и подумала, что вы там свой, в этих коридорах внутренних органов, — усмехнулась Алёна.

— Неужели на мне стоит некая печать? — обеспокоенно схватился симпатяга за свой высокий лоб.

— Клеймо, совершенно точно, — кивнула Алёна.

— Это плохо, — вздохнул ее собеседник. — Именно поэтому мне никогда не стать своим в преступном мире.

— Милостивый боже, — растерянно пробормотала Алёна. — А вы хотите стать в нем своим? Зачем?!

— Ну, так, вообще, — туманно отозвался он. — К примеру, мне приспичит сделаться оборотнем в погонах.

Алёна посмотрела на его плечи. На нем была забавная рубашка со множеством карманов, погонами и манжетами с хлястиками. Она здорово напоминала бы гимнастерку, если бы не была белоснежной. Бывают же такие аккуратные мужчины! Интересно, к концу дня она такой же незапянанной остается? И кто его рубашки содержит в таком состоянии? Кто-то, наверное, жена, которая считает, что главное предназначение женщины — делать мужнины рубашки ослепительно-белыми, а вовсе не романы писать. И тем паче — не заводить их с кем ни попадя!

И она глубоко права, эта женщина…

— А вы в самом деле та самая Алёна Дмитриева, которая распутала дело в Художественном музее с той картиной Васнецова? — с любопытством спросил симпатяга в сияющей рубашке. — Лихо у вас получилось! Несмотря на то что я глубоко равнодушен к изобразительному искусству, а художников вовсе на дух не выношу, примите мой респект! Мне о вас еще тогда Сашка Бергер рассказывал, он просто глаза от восхищения закатывал. Помните такого?

— Еще бы не помнить! — обрадовалась Алёна. — Если бы не он, не его упертость, у меня ничего не получилось бы.

Вы ему привет передайте при случае, хорошо?

— Передам. Позвольте пожать вам руку, — сказал ее собеседник и протянул раскрытую ладонь, но Алёна не торопилась вложить в нее свою.

— Не могу я вот так просто руку подавать незнакомому человеку! — усмехнулась она.

— Тогда пожмите знакомому, — усмехнулся и он. — Меня зовут Илья Вишневский. Я адвокат.

— Непохожи вы на адвоката! — покачала головой Алёна. — Скорее на опера какого-нибудь. Мобильного такого, соображучего и интеллигентного. Как в кино.

— В жизни тоже такие бывают, — возразил Вишневский. — Вот хотя бы Витю Афанасьева возьмите. Мобильный, соображучий, интеллигентный — один в один!

— Этот ваш соображучий изо всех сил соображал, как на меня статью натянуть, — с досадой проговорила Алёна, и у Вишневского глаза стали большие-большие:

— Боже, где вы такой ужасной фени набрались?!

— Да и сама не знаю, — пожала она плечами. — Вычитала где-нибудь, наверное. Я вообще-то люблю иногда этак вот… эпатировать окружающих.

— Эпатировали, — кивнул Вишневский. — Я даже… как это… фраппирован, во как.

— А вы где набрались таких словечек? — расхохоталась Алёна. — Это же такой плюсквамперфект, что дальше некуда!

— Всем лучшим во мне я обязан книгам, — скромно заявил Вишневский. — Худшим, кстати, тоже.

— Слушайте, это мое любимое выражение! — восхитилась Алёна. — Инночка, ты слышала, что он сказал?

Она обернулась — да так и замерла. Инны рядом не было. Алёна заполошно глянула вдоль Покровки — может, Инна уже неторопливо шествует в сторону кафе? Но и в той стороне никого не было. Повернула голову в другую сторону — и ей показалось, что обширный костюм брусничного цвета мелькнул за окном уходившего трамвая.

Это была двойка, маршрут — «Городское кольцо», и шел трамвай как раз в ту сторону, где жила Инна.

— Господи боже ты мой… — растерянно пробормотала Алёна. — Она ушла. Она обиделась! Вот и еще одну подругу я теряю из-за мужчины! Я, как дура, заболталась с этим типом, а на Инку ноль внимания…

— Этот тип — надо полагать, я? — с интересом спросил Вишневский, и Алёна поняла, что забыла о его существовании и нечаянно ляпнула это вслух.

— Извините, — огорченно пробормотала она, но Вишневский великодушно махнул рукой:

— Да ничего. Я сам виноват, что прилип к вам, как банный лист. А какую еще подругу вы потеряли и из-за какого мужчины?

— Дела давно минувших дней, — объяснила Алёна, изо всех сил пытаясь говорить как можно веселее. — Преданья старины глубокой!

Ни с кем она не собиралась объясняться на эту тему! Ни с кем! Да и не до воспоминаний ей было сейчас, тем паче не до таких, которые душу разъедают. Ведь тот мужчина-то достался не ей, а подруге. А этот, стало быть, ей? Больно нужно!

— Черт, что же мне теперь делать? — пробормотала она растерянно. — Инка ушла, у кого я теперь о Коржакове узнаю?

— О Коржакове? — уставился на нее Вишневский. — О каком Коржакове?

— Да уж не о том, который пытался в коробке из-под ксерокса полмиллиона вынести, — фыркнула Алёна. — О Сергее Коржакове, убитом несколько дней тому назад самым невероятным образом на углу Ошарской и Октябрьской.

— А, ну да, — кивнул Вишневский. — Вы же подозреваемая номер два по этому делу. А может быть, даже номер один. У меня такое ощущение, что следственные органы никак не могут решить, к кому крепче прицепиться, к вам или гражданину Смешарину.

Вся симпатия, которую Алёна испытывала к этому человеку, улетучилась, как с белых яблонь дым.

— Не начинайте заново, я вас умоляю, — пробормотала она с досадой. — Ни за что не поверю, что хоть один здравомыслящий человек может допустить, будто или я, или Смешарин могли таскать с собой кураре, или от чего там его такой невероятной судорогой свело, этого бедолагу?

— А откуда вы знаете про кураре? — подозрительно спросил Вишневский, и Алёна почувствовала, что у нее слезы на глаза наворачиваются от злости.

— Такое предположение высказал один из милиционеров, прибывший на место убийства. Он фильм видел… вроде о Шерлоке Холмсе, вроде «Знак четырех», ну и ляпнул. И я сейчас ляпнула — не более того. Знать ничего не знаю и ведать не ведаю! Поразительна эта лень ваших сыскарей, их нежелание хоть что-то делать! — вдруг воскликнула она, окончательно потеряв терпение. — Я сто раз сказала, что нос у меня был разбит, мне вообще не до убийств было! Смешарин стоял рядом и измывался надо мной по-всякому! А между тем мимо «Газели» прошли три человека или даже четыре, точно не помню, каждый из которых мог запросто кольнуть Коржакова в его правый локоть, выставленный из кабины.