Развод. После… - Дарья Белова

подло. И, возможно, меня ждет свое наказание, но Макс… Я не хочу, чтобы Брандт причинил ему вред.

– Так о чем твой разговор?

Я слежу за пальцами Оскара, которые цепляют маленькие пуговицы на рубашке и вдевают те в петли. Он куда-то собирается? Вряд ли Бранд захотел просто поменять рубашку, а сам остается дома.

Надо мной воздух сгущается и искрит. Даже перед глазами мерцает все, а в фокусе только образ Оскара: нахмуренный, с вечерней щетиной и мокрыми волосами.

Брандт красивый, очень. Но его мужская красота как никогда кажется мне хладнокровной маской.

– Я беременна, Оскар, – сипло произношу.

Руки становятся безвольными плетями, а ноги еле удерживают меня вертикально. Я как в болоте тону. И пахнет сейчас также: тиной и низиной. Мокро, противно, безвыходно.

Брандт хрипло смеется.

Не совсем та реакция, которую ждешь от мужчины. И это настораживает.

Выглядит подавленным, уязвленным. Будто в спину ему нож кто-то воткнул и прокрутил несколько раз. И очень похоже, что это именно я сделала.

Взгляд красноречивее его слов. И я медленно отступаю.

– Беременна, говоришь. И кто отец?

Пытаюсь перевести дыхание, ведь мне сейчас придется объяснять нюансы своего положения.

– Ты. У меня срок семь недель, Оскар.

– Да ты что? – издевательски спрашивает. В голосе такая болючая сталь, что мне на миг становится его жалко.

Делаю еще несколько шагов назад. Он толкает меня своим взглядом. Еще никогда светлые глаза Оскара не были такими темными и опасными.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– А я вот уверен, что ребенок не мой. Ты залетела от своего бывшего, пока трахалась за моей спиной, Оля.

Он. Все. Узнал.

Горло распирает ком, и все остальные слова пропадают из головы под влиянием открывшейся правды.

Господи, я же знала, что так будет.

– Оскар, ребенок твой. Я беременна от тебя.

Еще два шага назад. Может, сбежать? Я успею. Кошусь на лестницу, которая совсем близко. Потом входная дверь. Если повезет, лифт еще на нужном этаже.

А Брандт все не отступает, надвигается, как шторм.

– Твои духи, Оля. Я вычислил тебя по твоим духам. Ты была в номере у Кречетова до того, как я туда пришел. И не вздумай придумывать историю, как ты там оказалась, и что между вами ничего не было.

Мужчина говорит яростно и громко, уши закладывает. Оскар зол, непередаваемо зол. Все, что он хранил в себе с того момента, как узнал, словно выпрыскивается на меня со всей силы, сбивая.

– Я виновата. И прошу прощения. Но ты не прав, этот ребенок твой, – говорю как можно четче, но руки трясутся, а взгляд бегает и улавливает каждое движение Брандта.

И тем не менее пячусь.

Не знаю, как поступлю позже, сможем ли мы с Оскаром еще нормально поговорить и все выяснить, но сейчас я хочу от него сбежать.

Рука уже рефлекторно лежит на животе, защищая своего малыша. Крошечный, совсем еще маленький. Я слышала удары его сердечка во время УЗИ. У него уже есть ножки, ручки и даже тоненькие пальчики.

Уму непостижимо. Моему ребенку каких-то семь недель, о его существовании я узнала всего пару дней назад, а уже успела так полюбить!

– Да, я не люблю тебя, Оскар. И я была с Максом весь последний месяц. Но я не знала о беременности, – кричу, – это твой ребенок. Ты предпочел бы, чтобы я скрыла все? Обманывала бы и бывшего мужа, и тебя?

Делаю шаг назад и… не ощущаю больше опоры. Лестница оказалась ближе, чем я думала.

Падаю, ударяясь всем телом. Ступенька, еще ступенька. Перестаю что-либо чувствовать, кроме постоянных толчков.

– Оля! – слышу крик Оскара, перед тем, как отключиться.

глава 32

Макс.

Сердце вырывается из груди. Никак не успокоить эту бешеную мышцу. Как услышал, что Ольга в больнице, так словно тесаком по затылку рубанули с размаху. Еще в сознании, но мутит и болит.

Не помню, как добрался до клиники. Казалось, такси едет катастрофически медленно. Будто специально.

А я сидел, обездвиженный информацией, и тупо пялился в разрезанный чехол пассажирского кресла.

Альберт Лужин одно время работал в моем центре. Несколько месяцев назад он ушел в частную больницу. И я никак не ожидал услышать его звонок. А теперь думаю, как хорошо, что решил не сбрасывать.

Ольгу привезли к ним и определили в гинекологию. Альберт увидел списки поступивших, ему нужно было посмотреть сведения об одном его пациенте, и Лужин зацепился за знакомую фамилию – Кречетова.

– Добрый вечер, Кречетова Ольга к вам поступала? – быстро спрашиваю медсестру на посту.

Возможно, стоило убрать грубость в голосе, но, честное слово, если я не получу ответ здесь и сейчас, готов разнести эту клинику к чертям собачьим.

Страх за близкого мне человека так сдавил, что от тяжести выть готов.

– Не имею права разглашать информацию, если вы не являетесь родственником, – шустро отвечает и утыкается в свой монитор.

Теперь понимаю героев фильмов, которые от ядерного гнева выходят из себя. На своей шкуре сейчас это испытываю.

Как в закрытую дверь стучусь, и никто, сука, не думает ее открывать. А тебе нужно, смертельно нужно, туда попасть. От этого жизнь зависит.

– Я ее муж, – отрывисто произношу.

Цепкий взгляд проходится по мне. А я, черт возьми, только что из бара. Волосы взъерошены, глаза не отличаются спокойствием и безмятежностью, да и пивом, скорее всего, разит. Псих, одним словом.

– Я Кречетов Максим, а Кречетова Ольга – моя жена, – сделав выдох, говорю, – готов показать документы.

Несколько секунд мы смотрим друг на друга. Никогда не думал, что какая-то девушка с ресепшен будет решать, могу ли я узнать хоть что-то о здоровье Оли. Да и вообще, смогу ли я ее