Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев

не могу достать полноценно, — они в Швейцарии, — гонорары мои за «Няню» и проч. — не могу я — и не хочу — брать у Юли… — я еще в силах работать! Я дважды уже отклонил предложения — купить у меня авторские права. Все это также отзывается на душевном состоянии. Я ни в чем не нуждаюсь, слава Богу, и всегда отклоняю излишки, которые мне предлагают. Эти дни у меня тепло, 18 градусов, топят, и еще я топлю железную печурку в камин труба. Я так люблю тепло, так оно мне необходимо.

Олёк мой, напиши о себе, я в тревоге за тебя, и бессилен помочь… — да что же это с тобой. Тебя губит голландский сырой климат, — столько работы почкам! Должно быть почечные болезни — чаще всех других и опасней — в Голландии. Уверен, перемена климата или места — твое спасение. Если бы ты пожила с год хотя бы в сухом климате, — ты оправилась бы. Здесь же ты не можешь вылечиться, надо дать отдых почкам. — Не смей же есть все, оправдываясь «луженым желудком». Не от желудка зависит, а и… от переваренного им и — вредного почкам. Ты ешь много соли, острого, пряного… пьешь крепкое что-нибудь — и выделения в почку — ее возбуждают, воспламеняют. Помни, ты же все знаешь сама… Ты посади себя на молочное и легкое, и оставь пока мясное и жирное. Назначь режим для больных почками и сосудами. И — увидишь. Я попробую найти для тебя таблетки «Виши», а теперь и в Париже нет вод Виши — все нет, где ни спросишь. Пишу в большую лабораторию, друзьям. Не шути с настоями из березы, можжевеловых ягод и проч. — могут быть и обратные результаты. Напиши мне, куда ты уезжала, «приготовив всем им праздник». Что это? Ты снова себя ухлопываешь трудом? да? Или твои этого _н_е_ понимают?! — ты так уж сама поставила, приносить жертву?! — На днях закончу переписывать для тебя «Михайлов день», первую часть послал дня два тому, и еще письмо. «Парижский вестник» нельзя послать, печатное не принимают на почте. Я уже напечатал два подвала «Именин», 1 ч. — «Преддверие», сейчас кончаю и пойдет 9 янв. II ч. — «Торжество»169а. Потом дам «Черствые именины»170, и… начну с болезни отца и до конца. — Эти посетители! Сейчас один отнял у меня полчаса… му-ка это моя! Я урываю час-другой, чтобы уйти в себя, в работу… пока не мешают отрыжки, томленья… да еще часами надо лежать, после еды… Не сетуй, если мало тебе пишу — ну, нет сил, воли, времени…

Целую твои глазки, детка… да смилуется Господь над нами, незадачливыми. Вот, уже чувствую, как крутит в желудке, будто там пружины развертываются. А надо нести на почту, а потом до глубокой ночи писать — закончить ко 2 янв., чтобы поспело к рождественскому парижскому No. «Новому слову» я дал — «Рождество в Москве» — новое мое. Кажется, _ч_т_о-т_о_ вышло… а м. б. и ошибаюсь. Ну, м. б. прочтешь… хотя не уверен. Жду встречи с племянником. Узнаю кое-что мне нужное и — беспристрастное. Нет, я все еще болен… и будет ли улучшение?!.. — я ото всего откажусь, стану полным аскетом, только бы окрепнуть и закончить работы. Мои «Именины» — слышу — захватывают читателей, будят _р_о_д_н_о_е_ в душах. Когда-то появится вся книга «Лета Господня»?! Увижу ли..? Она будет ярче 1-ой. _З_н_а_ю. Ее считают — 1-ую-то — «классической», все чаще слышу, а в одном из NoNo парижской газеты она так и названа. Нет ее в продаже, мне надоели запросами, где достать. _Н_е_г_д_е_ и нигде.

С Новым годом, светлая моя, дружка моя, — о, не во всем, _н_е_ всегда. Это мне больно. И не я в этом виноват…

Все жду миндаля, — мне помогает миндальное молоко. Нет миндаля! Разослал письма друзьям в ту зону — там есть.

Поцелуй маму и Сережу. Прими мой поцелуй в цветах, прими нежно, не как в прошлом году!

Я так был бы счастлив, если бы они тебя порадовали. Найдут ли то, чего я хотел — ландыши или белую _ж_и_в_у_ю_ сирень.

Жду приезда Фасиной «дубины». М. б. он возьмет книгу мою — тебе и духи.

Целую. Твой Ваня

Как нежно, как глубоко люблю тебя, моя радость… как _ж_д_у_ _т_е_б_я! Если бы я поправился, я поехал бы к тебе, детка!

Дни стали _п_р_и_б_ы_в_а_т_ь… Тепло у тебя? Для почек это так нужно! И — ванны, ванны. Ищу «Виши» для тебя. Ванёк

27

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

7. I. 43

25. XII

Мой дорогой, мой милый Ваня!

Так я полна сегодня тишины и мира, какой-то растроганности душевной, что хочу вот сейчас же поделиться всем этим и с тобой, хотя устала до крайности, глаза слипаются, — я спала всего 3–4 ч. сегодня, не больше. Ванюшечка, оставь мрак и увидь меня той, какою прежде видел. Нельзя, Ванюша, не поговорив точно обо всем лично, делать выводы, что будто я уж и другая стала. Я не люблю выражения о «ризах», дружок, — оно совсем ко мне не применимо. Все-таки ты не представляешь меня себе ясно. Если бы лично знал, то не сказал бы так. Ну, оставлю. Я только хочу сказать тебе, что всей душой хочу тебе света и тепла и ласки. Твои праздничные письма мне — не праздничные. И, — прости голубок, но это верно, — ты там сам себе противоречишь. Ты, прости, раздосадовался на меня за что-то и., не мог писать, а м. б. работа? Но не страх того, что я уже умерла, ибо не могу себе представить у тебя такой холодной, леденящей реакции на подобное «событие». Согласись! Если мне поверить целиком этим письмам, то следует прийти к печальнейшим выводам. А я этого не могу и не хочу!

А потому: дай ушко, я выдеру тебя за него и поцелую красную раковинку и шепну что-то нежное и ласковое. И… будет! Сегодня я причащалась… Вчера выехала из дома в 2 ч., а приехала лишь около 6 ч. вечера в Гаагу. Всенощная уже кончалась. Убого пели, т. к. регента взяли на работы в Днепропетровск. Но все же пели. Как я люблю это дивное«…днесь воспреемлет Вифлеем…» — «…днесь ангели младенца рожденного боголепно славословят…»171 приводило меня ребенка в умиление, и казалось, что «Христосик» миленький, чуть ли не товарищ по играм детским. Казался близким, родным, доступным и… _В_е_л_и_к_и_м_ _Б_о_г_о_м! Слушала, и сжималось сердце. Ночевать ушла к одной армяночке, звавшей меня давно. Болтушка… «кавалеры», флирт и т. п. темы. Томилась