Острие скальпеля. Истории, раскрывающие сердце и разум кардиохирурга - Стивен Уэстаби

за него ответственность. Мне предстояло убедить сотрудников лаборатории, что эти анализы в интересах мальчика. Однако у меня были свои мотивы. С Филиппом все было в порядке. Я беспокоился о Джули. Гепатит был очень опасен, но СПИД был смертным приговором в 1980-х годах. Итак, я оставил Джули держать кровоточащую руку под струей воды, а сам отправился на поиски лаборатории.

Раньше врачи отсасывали кровь из колотой раны, думая, что это поможет устранить всю заразу. Они явно заблуждались.

Я ожидал скандала из-за разрешения взять кровь на анализ, но его не последовало. СПИД был редкостью в Саудовской Аравии, и анализы на него назначались нечасто, поэтому сотрудники брались за них с интересом. В ходе анализа крови измеряли не сам вирус, а антитела, которые вырабатывались у пациента в ответ на инфекцию. У меня возник очевидный вопрос: как скоро мне скажут, является ли пациент ВИЧ-положительным? Мне ответили, что результат будет через пару часов, но если у ребенка действительно обнаружат СПИД, что мне дальше с этим делать? Я чувствовал большую ответственность за Джули и искреннюю привязанность к ней. Ее веселый нрав сделал мою жизнь гораздо счастливее, чем она могла бы стать в более сложном окружении. Моя дорогая пожилая мама часто говорила: «Поставь себя на их место. Постарайся понять, каково быть ими». Она применяла этот принцип к больным, инвалидам, психически нездоровым и бедным (или, точнее, к тем, кто беднее нас). «У всех у них есть чувства», – говорила она. Эти несколько фраз характеризовали эмпатию.

К моменту моего возвращения в операционную какой-то идиот успел испугать Джули, сказав, что Филипп может оказаться ВИЧ-положительным. Ее рука уже была перевязана, и она умоляла нас сделать хоть что-нибудь, что могло бы немного ее успокоить. Я позвонил коллеге и спросил, есть ли в округе американские инфекционисты, которые знали о СПИДе и могли бы помочь нам. Затем я собирался поговорить с матерью мальчика. Пока Джули сходила с ума из-за риска заражения СПИДом, мать Филиппа с замиранием сердца ждала новостей из операционной. Думаю, мое лицо выглядело обеспокоенным, потому что она расплакалась при виде меня. Я протянул ей руку со словами: «С ним все в порядке, операция прошла хорошо».

Но обо всем по порядку. Я рассказал ей, что мы сделали внутри гниющего сердца, и сказал, что скоро она сможет посидеть рядом с сыном около часа. Я спросил, присоединится ли к ней отец мальчика, но она ответила, что он «где-то в Европе». Весьма неопределенно. Мне нужно было переходить к сути. Учитывая скандал, разгоревшийся в США и Европе из-за инфицированных препаратов крови, мальчика когда-нибудь проверяли на ВИЧ? Я извинился перед ней за то, что поднял эту тему, и объяснил, что молодая медсестра была заражена кровью Филиппа и что ей требовалось срочно убедиться в отсутствии риска заболеть СПИДом или гепатитом. Я тщательно продумал свой вопрос, чтобы не вызвать вербальной агрессии со стороны матери. Я был психологом в той же мере, что и психопатом, и простое наблюдение за переменами в выражении ее лица могло дать мне ответ.

Взгляд женщины, подобно стрелке часов, быстро перескочил на пустую стену. Я задал следующий вопрос: «Прошу вас, скажите. У Филиппа СПИД?»

Словно ища защиты в своем родном языке, она тихо пробормотала: «Oui».

Я взял ее потную руку и осторожно спросил, почему она не сказала нам об этом раньше.

«Потому что тогда вы не стали бы оперировать его, а я не хотела, чтобы он умер», – ответила несчастная женщина, бросилась на койку и зарыдала. Это был плохой день.

Нам требовалось быстро найти способ помочь Джули, но я понятия не имел как, потому что, откровенно говоря, ничего не знал о ВИЧ. Раньше я никогда о нем не думал, но мне нужно было получить полное представление, прежде чем говорить с Джули. Удивительно, но всего несколько недель назад США одобрили противовирусный препарат для лечения ВИЧ-инфекции, известный как AZT (азидотимидин). В случае уколов инфицированными иглами рекомендовалось принять AZT как можно скорее, не позднее семидесяти двух часов после ранения, чтобы обеспечить шансы на успех. Лечение должно было продолжаться месяц, и побочные эффекты включали почечную недостаточность, тошноту, рвоту и диарею. Когда я спросил у сотрудников лаборатории результат серологического анализа, они не смогли сказать мне, был он положительным или отрицательным. Это был их первый опыт. Я надавил на них и спросил, могут ли исключить положительный результат. Они ответили, что не могут. Я задумался, могло ли разбавление крови во время подключения к аппарату искусственного кровообращения или введение таких препаратов, как гепарин и протамин, повлиять на анализ.

Я решил сказать Джули, что тест отрицательный, но настоять на том, чтобы она в любом случае прошла курс AZT. Побережешься вовремя, не о чем будет жалеть после. Я старался минимизировать риски и найти оптимальный баланс между попыткой облегчить страдания Джули и тем, что реально стояло за признанием матери Филиппа о его ВИЧ-положительном статусе. Хотя симптомы заболевания маскировались под эндокардит, у него вполне мог быть СПИД, и мне нужно было предупредить об этом работников отделения интенсивной терапии, чтобы Филиппу выделили отдельную палату. Медсестры наверняка захотели бы надеть защитные скафандры, поскольку считали СПИД страшнее оспы или бубонной чумы.

Работая в палате с больным СПИДом, медсестры наверняка захотели бы надеть защитные скафандры, поскольку считали его страшнее оспы или бубонной чумы.

Мы зашли в тупик в поисках AZT. Мы связались с главным врачом, который ответил что-то вроде: «А что такое AZT?» Он больше всего боялся, что другие пациенты перестанут обращаться в больницу, если станет известно, что там находится пациент, больной СПИДом. Хуже всего, что он хотел проверить на ВИЧ всех, кто находился в контакте с мальчиком. Разумеется, операционную тоже требовалось промыть и продезинфицировать, прежде чем в ней снова позволят работать. Я принял решение как можно скорее отправить Джули в Сидней. Ей предстояло оказаться там не позднее следующего дня, чтобы AZT подействовал. Она вряд ли смогла бы позволить себе купить дорогой билет накануне вылета, поэтому я надеялся, что больница оплатит его, если я надавлю на руководство. Если они хотели скрыть историю со СПИДом, им следовало помочь Джули срочно покинуть страну, желательно в бизнес-классе.

Когда я снова увидел Джули в раздевалке для медсестер, она пребывала в шоке. Для молодой женщины чуть за двадцать этот инцидент был равен смертному приговору. В 1987 году никто не мог точно оценить риск заражения СПИДом после укола инфицированной иглой. Однако мы