Операция «Сострадание» - Фридрих Незнанский

— Та клиника, о которой идет речь, существовала в городе Видное, — медленно, постепенно перешел к сути дела Николай Никитич. — До развала СССР она находилась на высшем уровне западных медучреждений, а для наших больниц и научно-исследовательских институтов это вообще была ого-го какая высота! Великанов не прогадал, что ему довелось там поработать… Ну потом, конечно, пошел развал, как по всей стране, клиника еще кое-как работала, правда, новейшее оборудование уже не закупали. А в конце концов выяснилось, что в бюджете ФСБ нет средств для продолжения ее финансирования, и клиника была ликвидирована. Ее помещение передали в управделами центрального аппарата ФСБ. Правда, доктор Великанов, опираясь на свои заслуги, попросил оставить одно из помещений за ним. Там, он так объяснил, будет производить свои опыты, а если нужно, то и оказывать услуги старым товарищам. Мол, при необходимости всегда сделает операцию сотруднику ФСБ. Кому поправит веки, кому нос. Но это уже по-дружески, не по-служебному. Наше руководство не возражало.

— Так, значит, после 1995 года он с вами уже не сотрудничал? — встрял все-таки с вопросом Турецкий, заслужив обеспокоенный Костин взгляд — то ли предупреждающий, то ли разочарованный.

— Ни-ни! — замахал руками Карпушин. — Пластические хирурги, которые подтягивают морщины знаменитым дамам, — они ведь вроде актеров, вечно в свете прожектора. Доктор Великанов не желал, чтобы о его многолетних контактах с органами КГБ — ФСБ знали его обычные постоянные пациенты. Желал, чтобы и семья не знала.

— Семья и не знала, — подтвердил Турецкий.

Теперь им было известно, как Великанов стал владельцем и хозяином собственной небольшой клиники в Подмосковье. Конкретно, в городе Видное. И наведаться туда не помешает. Причем как можно скорее.

Вечером Александр Борисович имел возможность с удовольствием убедиться в безошибочности своего чутья на погоду: в половине десятого, сразу после программы «Время» повалил такой густой снег, что, когда огни в окнах дома напротив вспыхивали и гасли, то за этой снежной пеленой казалось — там включалась и выключалась новогодняя иллюминация. Деревья стройно вытягивались в белых барашковых шапках, точно генералы на параде. Идеальная атмосфера для экранизации сказки «Снежная королева» или другой какой-нибудь симпатичной детской сказки, где снежные хлопья украшают темную пахучую зелень новогодней елочки. Приятно смотреть на это праздничное убранство природы, если ты отгорожен от него оконным стеклом, в отлично обогреваемой квартире. А вот стоит представить, что по такой погодке (весьма вероятно, восемьдесят процентов гарантии!) придется завтра разогревать машину и тащиться в подмосковный городок Видное, черт его знает в какую глушь, и сразу сказочная умиротворенность сменяется раздражением, и по коже, несмотря на то что батареи в квартире обжигающе-горячие, начинают бегать мурашки.

— Чем это ты, Шурик, так залюбовался? — спросила, неслышно приблизясь сзади, Ирина Генриховна. — А меня что-то беспокоит Антоша…

Супруга не уставала поражать Турецкого легкостью перескакивания с одной темы на другую. Иногда она (должно быть, для упрощения общения) совмещала в одной реплике две темы, предоставляя собеседнику выбирать, какую из них обсуждать. В данном случае Александр Борисович предпочел обе. В порядке очередности.

— Залюбовался я на проезжую часть в условиях снегопада: нам со Славой Грязновым завтра тащиться за город. А кто такой Антоша и с какой стати он тебя беспокоит?

Ирина почему-то обиженно сложила губы, хотя Турецкий не заметил, что сказал ей что-нибудь обидное.

— Неужели ты до такой степени безразличен, с кем водится твоя единственная дочь?

— Ага! — До Турецкого стало доходить. — Так, значит, Антоша — это тот самый хмырь, с которым сейчас Нинка гуляет, дружок ее. А позвольте, почему он вдруг стал Антоша? Я всю дорогу был уверен, что его зовут Сережа.

— Ты, как обычно, все перепутал, — укорила мужа Ирина. — Сережа — это прежний ее приятель, такой высокий, худой брюнет с плохими зубами. Он у нас уже больше года не показывается. А Антоша — среднего роста, телосложение скорее как у мистера Пиквика, но мускулы есть…

— А зубы? Как у него с зубами?

— С зубами? У него — отлично. На меня произвел неизгладимое впечатление треск, с которым он у нас при солидных и уважаемых гостях на дне моего рождения пожирал куриные кости из холодца. Антоша мог бы перекусывать колючую проволоку.

— Здорово! Рад за Антошу. По крайней мере, предметом твоего беспокойства послужили не его зубы, и это уже кое-что.

— Вечно ты шутишь, Шурик. — Очевидно, сегодня вечером в телепрограмме не значилось никакого шоу, потому что Ирина намерена была говорить с мужем долго и всерьез. — А меня, откровенно признаться, насторожила история, которой поделилась со мной Нина. Ей почему-то кажется, что это смешная история, но лично я считаю по-другому…

— Отлично, Ириша, я готов выслушать эту несмешную историю. Только зачем нам разговаривать у окна? Давай сядем на диван.

Когда отпущенный Турецким край занавески полностью отделил комнату от снегопада, показалось, что вдруг стало тихо и тепло, хотя и раньше здесь не было шумно и холодно. Очутившись на диване, Александр Борисович привычно потянулся к очкам и газете, но Ирина Генриховна таким же привычным жестом, свидетельствующим о долгих тренировках, перехватила очки:

— Нет, Шурик, почитаешь потом, газета никуда от тебя не убежит. Ты же обещал выслушать эту историю!

— Да, и обещал, и выслушаю. Я хотел надеть очки только для того, чтобы лучше видеть тебя, красавица моя ненаглядная…

— Прекрати, Саша! — Ирина уже с трудом сдерживала смех. — Как будто я не знаю, что эти твои очки только для чтения, для дали у тебя другие…

— Так где же история? Я жду.

— В общем, Антоша купил себе собаку…

— Бультерьера?

— А почему ты так решил?

— Ну, не знаю. Просто попытался представить себе Антошу: среднего роста, широкий, мускулистый, зубы отличные. Какая собака ему подойдет? Скорее всего, бультерьер.

— Не помню я, как называется эта порода, но Нина сказала, что эти милые собачки, еще будучи щенками, прогрызли стену панельного дома и выбежали наружу гулять.

— Бультерьер. Помяни мое слово, окажется бультерьер.

— По-моему, Нинка по-другому называла породу, не бультерьер, но не важно… Одним словом, всех щенков разобрали, остался один. Его тоже хозяева пытались пристоить. Сначала за деньги, благо пес породистый, потом просто в хорошие руки. Но отовсюду его возвращали. Причина? Агрессивный, неуправляемый, кусает всех, кто попадает в поле его зрения. Одним словом, на нем поставили крест, собирались уже усыпить, когда на горизонте появился Антоша. Ему как раз Нина сообщила, что в детстве хотела завести собаку, но ей не разрешали, вот он и решил ей преподнести в подарок, практически бесплатно, это чудовище, то есть сокровище. И если, мол, у них в будущем сложатся отношения, ему тоже нужна собака: для престижа и дом сторожить. Когда Нина от прежних хозяев (они вдвоем с Антошей приехали к ним забирать собачку) услышала, что за зверь этот пес, она засомневалась, стоит ли с ним связываться. Но Антоша ее уговорил. «Не боись, — сказал, — я с ним справлюсь».

Ирина Генриховна сделала трагическую паузу.

— Собака укусила Нинку? — предположил Турецкий, уже зная, что это не так. Если бы какой-то пес нанес дочери серьезную травму («челюсти на ножках» — так в народе бультерьеров зовут), Ирка не болтала бы сейчас с мужем, а спасала бы, ухаживала, перебинтовывала, дежурила, кормила свое чадо. Чего бы ей это ни стоило.

Пауза продолжалась.

— Собака прогрызла стену в Антошином доме? — уже более заинтересованно выдвинул следующую версию Турецкий. Ирина отрицательно качнула головой.

— Ну так что же она такого натворила?

— Собака ничего не натворила, — раздельно, едва не по слогам, произнесла Ирина Генриховна. — Не успела. Антоша с ней справился. Хочешь знать, каким методом?

Турецкий хотел. Как знать, может, доведется иметь дело с разъяренными собаками.

— Так вот! — В голосе Ирины появились обвиняющие интонации. — Когда они привезли домой к Антоше это чудовище — а Нина поджимала ноги, чтобы он ее не искусал, — Антоша заперся с псом в отдельной комнате. Нина ждет-ждет, а они не выходят. Она уже в милицию звонить собиралась, думала, пес его загрыз. Вдруг открывается дверь и выходит Антоша. Пес идет рядом, тихий и смирный, смотрит на Антошу снизу вверх преданными глазами. Нина, конечно, спрашивает: «Как тебе это удалось?» А Антоша отвечает — Нина дословно процитировала, так что извини: «Мы как вошли в комнату, я ему отдал команду: “Сидеть!” А он не подчиняется. Еще возбух на меня, быковать начал. Ну, я его хрясь табуреткой по башке! Он — плюх на жопу и сидит, на меня пялится. Зато теперь понял, кто здесь главный»… Шурик, что здесь смешного?