Тысяча Сынов - Грэм Макнилл

Махавасту покачал головой:

— Мне известно о возможной деградации физических и умственных способностей, госпожа Шивани, и поэтому я сегодня попросил сделать сканирование мозга. Импульсы проходят через нейроны и синапсы головного мозга и подкорковой области вполне нормально, и приборы не зафиксировали никаких признаков атрофии или поражения в височных и теменной долях. Единственная аномалия — это небольшое затемнение в поясной извилине, но оно никак не может объяснить то, что со мной происходит.

Лемюэль внимательнее присмотрелся к рисункам, стараясь найти разгадку в небрежных зарисовках и отрывочных записях.

— А ты уверен, что все это написано тобой? — спросил он, изучая странные символы, заполнявшие страницы.

Лемюэль не мог прочесть ни слова, но узнал язык и понял, что это не обычный блокнот летописца.

Это был гримуар.

— Уверен, — ответил Махавасту. — Это мой почерк.

— Откуда ты знаешь? — спросила Каллиста. — Ты же пользуешься устройством для записи с голоса.

— Да, моя милая, но прежде, чем применять подобный прибор, необходимо настроить его на манеру письма владельца. Не родился еще тот графолог, который смог бы отличить машинные записи от моих собственных.

— А что это? Я ничего не могу прочитать, — сказала Камилла.

— Я не знаю. Я никогда не видел этого наречия.

— Это енохианский,[51] — сказал Лемюэль. — Так называемый язык ангелов.

— Ангелов? — изумилась Камилла. — Откуда тебе это известно?

— В моей библиотеке на Терре имеется неполная копия «Liber Loagaeth»,[52] — пояснил Лемюэль. Заметив растерянность друзей, он продолжил: — Предполагается, что это сборник молитв, посланный через древнего ученого Старой Земли. Книга написана как раз на этом языке, и мне удалось перевести лишь крошечные фрагменты. Вероятно, существовала вторая книга, «Claves Angelikae»,[53] с таблицами соответствия, но мне так и не удалось ее отыскать.

— Енохианский, — задумчиво протянул Махавасту. — Интересно. Ты должен рассказать о нем подробнее.

— Может, вы забыли, но речь шла об опасности, грозящей Магнусу Красному, — напомнила Каллиста. — Давайте сначала разберемся с этим.

— О да, конечно! — воскликнул Махавасту и открыл свой альбом на последней странице.

Набросок был сделан короткими штрихами угольного карандаша. В центре картины изображалось нагое тело, показавшееся из густого леса. Присмотревшись внимательнее, Лемюэль понял, что это вовсе не лес.

Перед ним был огромный пучок извивающихся, похожих на змей щупалец, которые поднимались из гигантской впадины. Он без труда узнал Магнуса Красного, обвитого десятком этих ужасных созданий. Другие Астартес тоже отчаянно сражались с сотнями щупалец в гигантской пещере.

Внутри Горы...

— Что это? — поразилась Камилла. — Я ничего не могу понять.

— Представления не имею, — признался Махавасту. — Лемюэль?

— Не могу сказать наверняка, но согласен с тобой: выглядит скверно.

— А что это за слово под рисунком? — спросила Каллиста.

Под наброском было небрежно нацарапано одно-единственное слово, и Лемюэль, обнаружив, что это один из немногих расшифрованных им символов, замер от ужаса.

— Панфейдж, — произнес он, и Махавасту вздрогнул.

— Что? — спросила Каллиста. — Что это означает?

— Это означает «существо, поглощающее все», — ответил Лемюэль.

Глава 10

ГИДРА

ЧРЕВО ЗВЕРЯ

ВРЕМЯ ПОКАЖЕТ

Тело, когда-то принадлежавшее Ятири, продолжало двигаться навстречу Тысяче Сынов, поддерживаемое черными щупальцами. В его глазах мерцала абсолютная чернота, словно за ними открывалось царство вечной ночи. Магнус обнажил свой изогнутый меч, и Ариман ощутил его неимоверную силу.

Вокс раскалывался от фенрисийских проклятий и протяжных виршей Исчислений, но Ариман слышал только вкрадчивый шепот, всплывающий из черной массы в яме.

Магнуссс... Магнуссс...

Он вроде бы повторял имя примарха, но сказать наверняка было невозможно.

Магнус Красный сделал шаг навстречу Ятири, и сразу же напряглось щупальце, обвивавшее шею агхору. На лице вождя набухли вены, на побледневшей коже стали заметны натертые маской мозоли.

Лицо вождя было резким, с широко расставленными глазами, массивными бровями и высоким лбом, что предполагало хорошую защиту мозга костями черепа. Ариман вдруг вспомнил, что ни разу не видел без маски ни одного агхору, даже ребенка.

Тем временем щупальца, спускавшиеся с купола, тянулись к Астартес. Ариман решительно вытащил пистолет и крепче сжал посох-хеку.

— Если они подойдут слишком быстро, уничтожайте их, — приказал он.

В пещере загудели активированные цепные мечи.

Тело Ятири висело совсем близко к Магнусу, и Ариман непроизвольно напряг палец на спусковом крючке. От останков вождя веяло колоссальной силой, но эти волны, что ощущал Ариман, были лишь ничтожной долей энергии, которая просачивалась из недр мира.

— Мой лорд? — тревожно окликнул он примарха Тысячи Сынов.

— Я знаю, — произнес Магнус. — Я могу с этим справиться. Все это мне уже знакомо.

Рядом с Ариманом шевельнулся Утизаар, его хека ожил всплесками внутренней энергии. Лица Утизаара под шлемом не было видно, но весь его облик и каждое движение выдавали колоссальное напряжение.

Одним глазом Ариман наблюдал за Магнусом, а другим следил за опускавшимися ложноножками. Они переливались совершенно неестественным маслянистым блеском, и казалось, что их действия направляются чудовищным разумом.

— Мой лорд, — снова окликнул он примарха, — какие будут приказания?

Магнус смотрел на труп Ятири и ничего не ответил. Ариман ощутил возникшее между ними столкновение двух потоков энергии и сильнейшее напряжение в борьбе за превосходство. Развернулась безмолвная битва душ, и он ничем не мог помочь своему примарху.

А затем произошли сразу два события.

Тело Ятири неожиданно рванулось вперед, и его руки сомкнулись вокруг Магнуса в ужасающей пародии на братские объятия.

Черные змееподобные щупальца, свисающие с потолка, атаковали Астартес.

Ариман открыл огонь при первых же признаках движения.

Пещера наполнилась оглушительным грохотом болтеров, загремели взрывы, замелькали прерывистые вспышки выстрелов. Щупальца взрывались от любого попадания, и броня воинов быстро покрылась брызгами черного ихора. Но их было слишком много, и на месте одного уничтоженного противника вырастало несколько других.

Четырьмя прицельными очередями Ариман опустошил обойму пистолета.