За голубым порогом - Ольга Хлудова

Я подхватила стрелка и сунула в мешочек. Это был альфеус, или рак-шелкун. Природа наградила его клешней водометом, издающей к тому же громкий звук. И то и другое должно отпугивать или даже оглушать приблизившегося врага. Ученые считают, что альфеусы таким же способом оглушают свою добычу — мелких морских животных.

Я поймала еще одного щелкуна, прежде чем мое внимание привлек округлый камень с плюмажем короткой и пышной водоросли на вершине. Что-то пестрое виднелось под ним. Что это? Коричневатая мясистая мантия, пятнистая, как шкура леопарда, поспешно втягивалась внутрь «камня». Рапана! Самая крупная хищная улитка наших морей. Это ее завезли нечаянно на Черное море, и там, на свободе, не имея врагов, она расплодилась и теперь уничтожает других моллюсков. Есть предположение, что путь во много тысяч километров проделали не взрослые рапаны, а кладки яиц, прилепленных моллюском к корпусу судна. Молодые рапаны вывелись уже на месте, в Новороссийской бухте. Именно там впервые были они найдены в 1947 году.

Раковину рапаны покрывали обрастания. Под слоем губок, домиков червей, мшанок скрывались ее отчетливые, граненые завитки. Это было крупное взрослое животное, погубившее на своем веку немало устриц, петушков и других моллюсков.

А вот еще рапана, поменьше первой. Я застала ее на месте преступления — она ела устрицу. Мясистая нога плотно обволакивала приоткрытую раковину жертвы, где почти ничего уже не осталось, кроме студенистой массы по краям.

Прежде чем отправить в сумку рапану, нужно было сфотографировать ее вместе с устрицей. Только тогда я заметила, как помутнела вода и снизилась видимость. Коричневатый туман наплывал клубами, затягивая дно. Водоросли на камнях извивались, как восточные танцовщицы.

Первый раз за все время я подняла голову из воды и огляделась. Волны, крутые и белогривые, вместе с ветром бежали вдоль бухты. Однако далеко же я забралась!

С поверхности воды не было видно ни песчаной косы, ни лодки. Крошечная фигурка человека маячила у берега, как казалось отсюда, по пояс в воде. У человека в руках был почему-то флажок. Я не сразу догадалась, что это Николай со своим сачком, вероятно обеспокоенный моим исчезновением. Я помахала ему рукой, но он мне не ответил, не заметив сигнала.

Волны били в маску, накрывали с головой и уносили все дальше от косы. Пока глубина была около двух метров, можно было плыть. Я выбрала направление немного под углом к ветру, чтобы не лезть напролом.

Метров сто удалось проплыть без особого труда. Ласты, маска и трубка — верные помощники в переделках такого рода. Но дальше начинались уже заросли зостеры. Вот это было плохо! Пробиваясь сквозь траву против волн и сильного ветра, скоро выдыхаешься. А стоит ослабить усилия — тебя сносит назад.

Время от времени я наматывала на руку прядь зостеры и делала маленькую передышку, пока в руках не оставался пучок оборванных листьев. Мешочки со сборами не мешали — они были в сумке у пояса, но герметическая камера, висевшая на шее, доставляла немало хлопот. Было страшно потерять ее в этом кипящем котле из волн, травы и ветра. Придерживая одной рукой камеру, другой приходилось все время снимать длиннейшие космы травы с маски, трубки и той же камеры.

Не знаю, откуда появились целые плавучие острова вырванной зостеры. Они колыхались на волнах, преграждая путь к берегу. Иногда, не заметив вовремя опасности, я получала на голову целую охапку мокрых, длинных листьев.

Еще метров через сто с лишним стало так мелко, что плыть было уже невозможно. Пришлось идти, с трудом выпутывая из зарослей ноги в ластах. Пройдя десяток шагов, я плюнула на все, села на дно и, предоставив волнам беситься у меня на голове, стащила ласты. На счастье, кроме ласт на ногах еще были купальные тапочки, хоть немного спасавшие подошвы от обломков ракушек и каких-то острых корешков и камешков, таящихся среди зостеры.

Из всех способов передвижения в бухте способ пешего хождения, право же, был наименее приятным. Я поминутно спотыкалась, а волны только этого и ждали. Они старались сбить с ног неожиданными ударами, закатать в траву, сдернуть маску и вырвать из рук ласты и камеру. Иногда им это удавалось, и тогда я барахталась в зарослях, непрерывно выбрасывая из дыхательной трубки фонтаны попавшей туда воды. Мутные потоки и листья, прилипшие к стеклу, отнюдь не увеличивали его прозрачности. На зубах хрустел песок.

Медленно, очень медленно приближался берег. Уже видно было лодку. Волны прыгали вокруг, доставая лишь до пояса. Николай шел мне навстречу по отмели, где перекатывалась вода, коричневая, как кофе.

— Привет тебе, Афродита пеннорожденная, — приветствовал меня любящий муж. Он не мог сдержать смеха. Я рассердилась было на такое бесчувствие, но, взглянув на себя, тоже принялась хохотать.

Костюм, руки, ноги, да и лицо, надо полагать, были в грязных потеках, быстро подсыхающих на ветру. Липкая травяная труха, размокшая в воде, и гирлянды свежих листьев вносили в мой туалет особо живописную черточку.

В маленьком затончике у косы воды не было видно под толстым слоем все той же размокшей трухи, нанесенной туда волнами. Если влезть в эту кашу по колено и разгрести в ней окошко, можно было добраться до относительно чистой воды. Я отмылась там кое-как, утешая себя мыслью о том, что это грязь чистая, от самой матушки природы.

На берегу ветер прохватывал до костей. Даже солнце, казалось, больше не грело. Скорее в ватную куртку и на теплую землю, под прикрытие высокой, сухой травы! Ссадины, полученные в этой переделке, горели от соленой воды. Я жевала хлеб и прислушивалась, как ворчит Николай, разбирая мою добычу. Губки, сложные асцидии и звезды были помяты, и некоторые из них раскрошились. Один рак-шелкун, к счастью, отсиделся в своей ракушке. Второго я по ошибке сунула к звездам, и его уже поедала темно-вишневая звезда эвастерия. Моллюски, как и следовало ожидать, совсем не пострадали.

Бумага для рисования билась в руках, как птица, стремясь улететь в бушующие волны. Небольшие смерчи из трухи и песка засыпали акварельные краски и наши неповинные головы. Мы ушли в ложбинку подальше от берега и там, лежа в затишье, рисовали пойманных животных.

Незаметно прошло время. Солнце уже клонилось к вершинам сопок, когда вдали показалась темная точка. Ветер донес длинный гудок. Опасаясь волн и встречного ветра, мы потащили плоскодонку вдоль берега, по мелководью. Вот тут лодка показала, на что она способна. Это неуклюжее сооружение повело себя с неподобающей игривостью. Она поминутно пыталась выброситься на берег или ударить нас по ногам тяжелым, шершавым днищем. Николай вел ее за обрывок веревки, привязанной к кольцу на носу, я придерживала корму. В общем, удовольствие было небольшое. Мы скоро выдохлись, промокли и махнули рукой на эту затею.