Комната смеха - Анна Данилова

– Представь себе, нет. Он твердо стоит на своем и утверждает, что труп женщины, обнаруженный на даче, не имеет никакого отношения к его покойной жене. Знаешь, он так уверенно об этом говорит, что у меня у самого начинают возникать подозрения: а не причастна ли к смерти Эммы, к примеру, Лиза Гусарова? Я уже просто не знаю, что и подумать… Понимаешь, я же не был знаком лично с Эммой, я знаю ее лишь по фотографиям, и мне думается, что в морге – именно ее труп. Но тогда что же мешает Алексею признать это? Чего он боится? Понимаешь, в смерти его жены кроется какая-то тайна, и я чувствую, что Алексей что-то скрывает…

– Ты узнал что-нибудь о завещании?

– Да! Пришел ответ на запрос из нотариальной палаты: завещания нет. И это лишний раз подтверждает, что Эмма была женщиной довольно легкомысленной или же просто предельно доверяла своему мужу. К тому же надо учесть и то, что немногие женщины в ее возрасте составляют завещание. Она была молода, красива и не думала о смерти. Это естественно.

– Конечно, естественно, хотя и очень глупо. Вот я тоже молода и не думала о смерти, однако чуть не погибла… А Баська! Завещание надо составлять с пеленок… Но это я сейчас так говорю, когда вся моя жизнь – это страх смерти, и именно под знаком смерти я вижу сейчас все, что меня окружает… Я иначе воспринимаю абсолютно все и оцениваю тоже… Но я уверена, что, когда все забудется, я и не вспомню о своем желании составить завещание. Больше того, само это слово будет теперь ассоциироваться у меня со смертью Баськи, с кладбищем, с больничным запахом и видом перерезанного горла Анны Майер. И мне не захочется идти к нотариусу. Вот так-то…

– Получено разрешение на эксгумацию трупа Эммы Майер…

– Вадим, там не Эмма… Я уверена, что там та самая женщина, которую я видела…

– Ты можешь ее описать?

– Да, конечно! Она – вылитая Эмма Майер, но только не лицом, а скорее типом… Красивая стройная длинноволосая шатенка с белой нежной кожей. Не зря же ее опознали как Эмму Майер.

– Да что там было опознавать, кроме роста, обгоревшей головы да остатков синего платья…

– Думаю, именно по платью ее и опознали.

– Но ты-то видела ее лицо!

– Да, видела и смогла бы узнать эту женщину. Я уверена в этом.

– Тогда у меня для тебя есть небольшая работа. Буквально на пару минут. У меня есть фотографии шести женщин, которые пропали в Москве в начале ноября. Я понимаю, конечно, что женщина, о которой мы говорим, которую никто, кроме тебя, не видел и о которой никто, кроме, возможно, Алексея, ничего не знает, могла быть и не москвичка. И все же… Смотри…

Вадим разложил на столе передо мной шесть компьютерных фотографий женщин. Все они были явно выведены через принтер, а потому не отличались хорошим качеством, но среди них я без труда нашла портрет именно той женщины, которой я была некоторое время, находясь в ванной комнате в квартире Алексея Тарасова.

– Вот она, – я ткнула пальцем в портрет. – Это она, я узнала ее. Так сразу и не скажешь, что она похожа на Эмму, но это она, точно! Тебе что-нибудь известно о ней?

– Да. Ее зовут Оксана Сударева. Она стала москвичкой не больше года назад. Приехала из Ростова, жила какое-то время в гостинице со своей сестрой, думаю, что зарабатывала проституцией, потом сестра ее вернулась обратно в Ростов, а Оксана купила себе комнатку в коммунальной квартире, получила московскую прописку и жила последний год там. О том, что она пропала, заявила ее соседка по коммунальной квартире. Тоже молодая женщина, подруга, ее фамилия Величко. Наташа Величко. Судя по всему, они ладили, и когда Оксана пропала, Наташа уже на следующий день обратилась в милицию.

– Ты собрал такое подробное досье на всех шестерых пропавших женщин?

– Если честно, только на Судареву. Она больше всех была похожа на Эмму, поэтому я и навел справки лишь о ней.

– Значит, это лишний раз подтверждает, что я способна что-то видеть… – напомнила я ему. – И что же ты теперь будешь делать?

– Буду допрашивать Тарасова, чтобы выяснить, что связывало Оксану Судареву и его, точнее, когда именно он видел Оксану последний раз и при каких обстоятельствах.

– Но у тебя же нет доказательств, что они знакомы.

– Правильно. Буду блефовать… И если у него рыльце в пушку, он и сам расколется. К тому же он сейчас в таком состоянии… Предстоит эксгумация трупа, поэтому необходимо как можно скорее попасть в комнату Оксаны и найти, предположим, расческу с ее волосами, чтобы сделать анализ на ДНК и сравнить его с результатами анализа трупа… Или же попробовать установить личность погибшей женщины, связавшись с ее дантистом или протезистом. Словом, нам надо доказать, что женщина, которая сгорела в машине Тарасовых – Оксана Сударева. Тогда мы прижмем Алексея к стенке, он вынужден будет сказать, что заставило его отказаться от того, чтобы опознать собственную жену.

– Вадим, мне тоже есть что рассказать тебе… – Я принесла завернутый в носовой платок красный пластмассовый шарик-вишенку, часть клипсы, обнаруженной на лестничной клетке рядом с моей дверью. – Вот. Только не трогай руками… Я нашла это рядом со своей дверью. Соседка моя видела, как к моей двери подходила женщина, в ушах которой были такие клипсы, и звонила. По времени это совпадает как раз с той минутой, когда была убита Анна… А поскольку в мою дверь звонили только один раз, можно предположить, что Анна пошла открывать дверь именно этой женщине.

– Ты хочешь сказать, что это она убила ее?

– Не знаю… Но звонок-то был один!

– И твоя соседка может это подтвердить?

– Откуда я знаю. Так, во всяком случае, она мне сказала, когда я подняла эту клипсу и спросила ее и еще одну соседку, Раю, не они ли обронили ее. Они возмутились и сказали, что не носят такую дешевку.

– И кто же эта женщина? – Вадим выглядел удивленным. – Вот уж никак не думал, что Анну могла убить женщина… Я подозревал Алексея и того человека, который убил твою подругу, но чтобы женщина?!

– Пожилая женщина в черном берете, темном пальто… Еще у нее неприятное лицо с такими темными усиками…

– Да твоей соседке надо работать в милиции! Надо же, какая внимательная, все, вплоть до усиков, разглядела…

– Это не соседка, а я разглядела… по телевизору… – И я рассказала Вадиму о том, где и при каких обстоятельствах видела похожую женщину.

– Репортаж… Можно связаться с телевидением и просмотреть еще раз этот репортаж. Слишком уж большое сходство этой женщины с той, которую успела увидеть соседка рядом с твоей квартирой. Выходит, она выглянула, чтобы посмотреть, кто звонит в твою дверь, потому что думала, что это звонят к какой-то там Рае, и увидела толстуху в берете. Что же было потом? Скорее всего, она снова скрылась в своей квартире, и в эту самую минуту женщина с усиками нажала на кнопку звонка еще раз, дверь отворилась, точнее, ее открыла Анна… Усатая тетка достала из своей хозяйственной сумки (в которой у нее была капуста и подсолнечное масло, к примеру) большой кухонный нож, причем хорошо заточенный, и полоснула им по горлу Анны Майер… Ты можешь себе представить такого убийцу?

– Нет.

– Тогда что же произошло на лестничной клетке?

– Если предположить, что эта тетка приходила по мою душу, что убийца должен был убить меня, и если сопоставить этот факт с тем, что именно эта тетка первая обнаружила труп Веры Кулик на Озерковской набережной и она же давала интервью журналисту, то это вряд ли можно назвать совпадением. И тогда версия о том, что она приходила, чтобы убить Анну Майер, отпадает. Анна Майер погибла случайно. Вместо меня. Если бы мне удалось заполучить хотя бы берет этой женщины, может, я и увидела бы что-нибудь из ее жизни…

– Берет… Кстати, о головных уборах. Черная шапочка. Помнишь, ты бегала в морг, чтобы, по сути, выкрасть черную шапочку, которая была надета на голову женщины… Эммы Майер? Где ты ее взяла?

– На полу, в морге, естественно, а что?

– А то, что я еще вчера вспомнил, что, когда труп Эммы грузили в машину, чтобы привезти с дачи в Москву, на голове ее шапочки уже не было… Думаю, она осталась в доме Тарасовых. Шапочку с головы покойницы снял еще доктор, там, в доме, я звонил ему, и он подтвердил это. Шапочка, как мне удалось выяснить, сейчас находится у экспертов. Быть может, с ее помощью удастся что-то выяснить об убийце Эммы Майер. К тому же она была черного цвета, а та, которую принесла ты и которую надевала, была не совсем черной, а скорее темно-синей. Еще на ней был орнамент, если ты помнишь, черный с голубым, едва заметный, потому что шапка полиняла.

– И чью же шапку я взяла? Врача? – Мне стало не по себе при мысли, что я могла взять чужую вещь.

– Нет. Эту шапку, по словам патологоанатома, принесла на следующий день после смерти Веры Кулик некая Утешина, хозяйка той самой квартиры, где была убита девушка. Она сказала, что эту шапку она нашла на полу, за пылесосом в прихожей, и что она никогда прежде ее не видела. Другими словами, можно предположить, что эта шапка имеет отношение к убийце твоей Баси, но никак не Эммы Майер…