Фреска судьбы - Евгения Грановская

— И как скоро вы намерены выбить большевиков из России? — громко спросил Алеша.

Слащев посмотрел на него насмешливым взглядом и ответил:

— Ну совсем скоро не получится. Слишком много болванов окопалось в ставке. А почему вы спрашиваете?

Алеша облизнул губы и изрек:

— Мне кажется, вы проиграете эту войну.

Побледневший Пирогов ткнул Алешу локтем в бок и испуганно зашептал ему что-то на ухо. По лицу Слащева пронеслось как бы темное облако, но он тут же улыбнулся и спросил:

— Отчего же так, господин пророк? Отчего же непременно проиграем?

— Оттого что вы — воинство Херлы, — твердо ответил Алеша. — Блуждающие призраки.

— Херлы, говорите? — Слащев усмехнулся и подмигнул притихшему Пирогову. — Уж не ругаться ли изволите, господин гимназист?

— Вы — неприкаянное войско, — сказал Алеша опьяневшим голосом. — Вот вы зовете народ воевать за единое и неделимое отечество, а народ не понимает, что это такое. Для русского крестьянина отечество — это надел земли с избой посередине. А рядом — река с рыбой и лес с грибами.

Слащев презрительно дернул губой.

— Банальная точка зрения, — холодно сказал он.

Алеша насупился.

— Ну хорошо, — примирительно проговорил Слащев. — Какой же лозунг вы предлагаете взамен? Свобода, равенство и братство?

— Я думаю, что нужный лозунг висит в каждой русской избе, — сказал Алеша. — Это икона, а под ней — фотокарточка царевича Алексея. Плюс — надел земли, дающий работу и пропитание.

— То есть ваш лозунг — за царя, веру и землю, так я понимаю? — прищурился Слащев.

— Мне кажется, это единственный лозунг, с которым можно победить. Дайте крестьянам землю, веру — в качестве нравственной опоры и царя-защитника, и крестьяне, а их в нашем отечестве большинство, пойдут за вами все как один.

— Прекраснодушная сказочка, — отрезал Слащев. — В нашем крестьянине не больше истинной веры, чем в гнилом пне. Это во-первых. А во-вторых: взгляните на наше белое воинство! Во всем корпусе едва ли десятая часть верует в Бога. Остальные — атеисты и позитивисты похлеще Маркса. И потом, мой юный друг, исход в битве решает не вера, а сила, решительность и внезапность. Это я вам утверждаю по собственному опыту.

— Решительность есть и у красных, — не сдавался Алеша. — Сила их растет. А воевать грамотно вы их сами научите. И тогда вам придет конец.

Лицо генерала помрачнело, а слепой ворон на шкафу, словно почуяв перемену в настроении хозяина, заворочался, щелкнул клювом, будто глотку прочистил, и вдруг гаркнул:

— Р-расстрелять сволочей! К чер-ртовой матери!

Алеша, артист и Пирогов изумленно уставились на ворона. Слащев протянул руку, пригладил птице перья широкой ладонью, и ворон снова успокоился.

— Расстрелять мы их всегда успеем, Калхасушка, — мягко сказал Слащев. — Но прежде нужно выслушать. Россия держится не на набожных мужичках, господин гимназист, а на дворянах и офицерах, имеющих понятие о чести. Вот вы читали рассказ Тургенева «Конец Чертопханова»?

— Читал… Но плохо помню.

— Когда у русского дворянина не остается ничего, кроме чести, честь становится метафизической величиной. А то, что говорите вы, глупость. Вредная глупость. — Слащев провел ладонью по усталому лицу, затем поднял голову к слепому ворону и с мрачной веселостью осведомился:

— Ну а ты как думаешь, Калхас?

— Вздернуть! — решительно и веско ответил ворон. После чего сомкнул клюв и замолчал.

— И все-таки я с вами не… — начал было Алеша, но тут Пирогов яростно пнул его под столом ногой, и он, поперхнувшись, замолчал.

Алеше вдруг стало душно. Он дернул ворот рубашки.

— Прошу прощения, господин генерал-майор…

— Яков Александрович.

— Яков Александрович, — послушно повторил Алеша. — Где здесь туалет?

— Вам плохо? Выйдите из вагончика и пройдите налево.

— Благодарю вас.

Алеша выбрался из душного вагона, зашел за угол, чтобы не видеть подозрительных физиономий казаков, и вдохнул полной грудью воздух. Однако это слабо помогло. «Сейчас бы ополоснуть лицо холодной водой», — подумал Алеша. И тут же услышал поблизости веселый плеск воды.

На вытоптанном, пахнущем мазутом пятачке земли стояли несколько сдвинутых китайских ширм. Из-за них-то и раздавался плеск.

Алеша хотел пройти мимо, но не удержался — уж больно заманчиво плескала вода. Он подошел к ширме и тихонько заглянул в щелку. Над тазом с водой, стоявшим на табуретке, склонился какой-то человек. По лежавшей на втором табурете белой кубанке с красным верхом Алеша понял, что это ординарец генерала Слащева — Никита. Алеша увидел гибкую, белую спину юноши с рядом позвонков и двумя ямочками на пояснице.

Ординарец выпрямился и повернулся к табурету, чтобы взять полотенце. И тут пораженный Алеша явственно увидел перед собой белую женскую грудь с двумя маленькими розовыми сосками. Он отпрянул от щелки, попятился, споткнулся о камень и сел на землю, больно ударившись копчиком о шпалу. Из глаз брызнули слезы.

— Кто здесь? — окликнули из-за ширмы.

Алеша хотел убежать, но не успел. Край ширмы отодвинулся и на бывшего гимназиста глянули два чудных зеленых глаза.

— А, это вы, — усмехнулся «ординарец». — Чего надо?

— Я… Я просто проходил мимо.

— Мимо проходил? А угодил сюда? — Девушка (а в том, что это была девушка, Алеша убедился окончательно и бесповоротно) вдруг отодвинула рукой легкую створку ширмы. На мгновение Алеше показалось, что он стоит в Лувре перед статуей Венеры Милосской, так ослепило его нагое женское тело. Он смотрел и не мог оторваться.

Девушка усмехнулась.

— Нравится? — спросила она хрипловатым голосом.

Алеша судорожно сглотнул слюну.

— Что?

— То, что вы видите.

— Нет… То есть… Да, конечно. — Он поспешно отвернулся. — Простите меня, я не хотел… Я не должен был…

Алеша повернулся и хотел убежать, но она окликнула его:

— А ну постой!

Алеша остолбенел под этим властным окриком. Он замер, словно его прибили к месту гвоздями.

— Можешь обернуться, — сказала девушка. — Я уже одета.

Алеша обернулся и посмотрел на девушку. Она стояла в шелковом красном халате, надетом на влажное тело, и улыбалась.

— Подойди сюда!

Алеша и на этот раз не посмел отказаться. Он на негнущихся ногах, как загипнотизированный, приблизился к девушке. Она внимательно всмотрелась в его лицо и задумчиво проговорила:

— Совсем еще ребенок. — Затем подняла вдруг руку, и Алеша невольно отпрянул. Девушка улыбнулась, блеснув полоской белоснежных зубов. — Ну-ну. Не бойся, я тебя не обижу. — Короткие каштановые волосы девушки были влажными, капельки воды блестели на длинной белой шее, и это еще больше завораживало Алешу. Она коснулась пальцами его щеки и задумчиво произнесла: — Еще даже не бреется. Совсем ребенок. Сколько тебе лет, мальчик?

— Се… семнадцать, — ответил Алеша. И, по своей привычке всегда говорить правду, поспешно добавил: — Скоро будет.

— Может быть, и будет. А может, и не будет, — сказала девушка. — В наше время мужчины долго не живут. Некоторым, правда, удается, но ты не из них. На тебе уже стоит помета.

Алеша, завороженный красотой девушки, не понимал ни слова из того, что она говорила.

— Какая помета? — машинально переспросил он.

— Смерти, какая. Я это в мужчинах сразу вижу.

— Откуда?

— Оттуда. Как тебя зовут?

Алеша улыбнулся.

— Алексей.

— Алеша, значит. — Улыбка девушки стала грустной. — Как Алешу Карамазова. И такой же херувимчик с виду. А хочешь я тебя поцелую, Алеша?

— Нет. Я, собственно…

— Брось. К чему стыдиться? Здесь же никого нет, и никто нас не увидит.

Алеша хотел возразить, что человеку необязателен свидетель, чтобы испытать стыд, но не успел. Девушка обхватила его щеки ладонями, слегка пригнула его голову и крепко, по-мужски, поцеловала в губы. Рот у нее был теплый, ароматный и влажный. Полы халата распахнулись от движения, в лицо Алеше повеяло запахом фруктового мыла, он весь затрепетал и потянулся к ней, но девушка засмеялась и отпрянула.

— Ишь, какой горячий! Такой юный, а уже мужчина. — Она запахнула разошедшиеся полы халата и снова посмотрела на Алешу. Насмешливо улыбнулась. — Я слышала, вы поспорили с генералом. Это вы зря. Яков Александрович не любит, когда ему перечат.

— Я его не боюсь, — с вызовом сказал Алеша.

— И зря. Его следует бояться. Особенно такому нежному птенцу, как вы. — Увидев, как вспыхнули щеки Алеши, она с улыбкой добавила: — Впрочем, вы совсем не птенец. Целоваться, по крайней мере, уже умеете. Наверно, и с женщиной уже знались. У вас, гимназистов, это быстро случается. Ну, ступайте. Мне нужно одеться. И будьте осторожны в своих высказываниях. Ступайте, я сказала!

В вагон Алеша вернулся, слегка покачиваясь от пережитого потрясения. Он молча сел за стол, налил себе коньяку и молча выпил. Пирогов и Слащев о чем-то яростно беседовали, поэтому не обратили на него внимания. (Вернее сказать — генерал что-то яростно объяснял Пирогову, а тот с испуганной улыбкой на побелевших губах согласно кивал головой.)