Бог — император Дюны - Фрэнк Герберт

Лито окинул взглядом всю сцену, ища черный мундир своего Данкана, но его нигде не было видно. В Лито поднялась волна разочарования, затем он увидел группу Рыбословш среди придворных и… и среди них обнаженную фигуру.

Обнаженную!

Это был его Данкан! Обнаженный! Ну разумеется! Данкан Айдахо без мундира никак не может быть Лицевым Танцором.

Его опять сотряс смех. Неожиданности с обеих сторон! Какой же это, должно быть, шок для нападающих! Они явно вовсе не были готовы к подобному ответному ходу.

Лито легко спустился на дорогу, опять перешел на колеса и покатил к мосту. Он пересек мост с некоторым ощущением deja vu

, в его жизнях-памятях не счесть было переходов через мосты, видов на поля сражений, открывавшихся с этих мостов. Когда Лито оказался на мосту, Айдахо вырвался из плотного кольца охранниц и побежал к нему, виляя и шныряя между телами. Лито остановил повозку и поглядел на обнаженного бегуна. Данкан был в точности как древнегреческий воин, посланец, стремящийся к своему командиру, чтобы доложить об исходе битвы. Эта сконцентрированность истории, всплывшая из воспоминаний Лито, ошеломила его.

Айдахо остановился возле тележки. Лито откинул защитный колпак. -Чертовы Лицевые Танцоры, все до одного! — выдохнул Айдахо. Не стараясь скрыть своей радости, Лито спросил:

— Чья это была идея — скинуть твой мундир?

— Моя! Но они не позволили мне сражаться!

Подбежал Монео вместе с группой охранниц. Одна из Рыбословш кинув Айдахо голубой плащ гвардейца, окликнула его:

— Мы стараемся снять неповрежденный мундир с одного из тел. — Свой я просто распорол, — объяснил Айдахо.

— Спасся ли кто-нибудь из Лицевых Танцоров? — спросил Монео. — Ни одного, — ответил Айдахо. — Признаю, твои женщины хорошие бойцы, но почему они не позволили мне самому…

— Потому что им даны наставления охранять тебя, — сказал Лито. — Они всегда защищают самых ценных…

— Четверо из них умерли, вытаскивая меня из битвы! — сказал Айдахо.

— Всего мы потеряли более тридцати человек, Владыка, — сказал Монео. — Точный подсчет еще только заканчивается.

— А сколько Лицевых Танцоров? — спросил Лито.

— Похоже на то, что их было ровно пятьдесят, Владыка, — сказал Монео. Говорил он спокойно, но на лице его было выражение потрясения.

Лито захихикал.

— Почему ты смеешься? — требовательно спросил Айдахо. — Более тридцати твоих людей…

— Но тлейлаксанцы были так бездарны, — ответил Лито. — Разве ты сам не понимаешь, пять сотен лет тому назад они были намного действеннее, намного опаснее. Вообрази только, что они затевают такой дурацкий маскарад! И даже не предвидят твоего блестящего ответного хода!

— У них были лазерные пистолеты, — сказал Айдахо.

Лито развернул свои увесистые передние сегменты и указал на дырку, прожженную в его колпаке почти в середине тележки. Эту дырку окаймляли оплавившиеся, расходящиеся звездой следы ожога.

— Они еще и снизу пробили в нескольких местах, — сказал Лито. — К счастью, они не повредили ни суспензоров, ни колес.

Айдахо поглядел на дырку в колпаке, отметив, что луч лазера должен был прийтись точно в тело Лито.

— Разве они в тебя не попали? — спросил он.

— Как же, попали, — ответил Лито.

— Ты ранен?

— Я неуязвим для лазерных пистолетов, — солгал ему Лито. Когда у нас будет время, я тебе продемонстрирую.

— Что ж, я для них не неуязвим, — сказал Айдахо. — И никто из твоей гвардии тоже. Каждому из нас следовало бы иметь пояс защитного поля.

— Защитные поля запрещены по всей Империи, — сказал Лито. Ношение такого пояса является серьезнейшим преступлением.

— Вопрос о защитных поясах, — рискнул вставить Монео.

Айдахо подумал, Монео просит объяснить ему, что это за защитные поля, и сказал:

— Пояс вырабатывает защитное поле, которое отторгает и препятствует любой попытке приблизиться к телу на опасной скорости. У них есть один главный недостаток. Если защитное поле пересекается с лучом лазерного пистолета, то происходящий в итоге взрыв равен по силе взрыву термоядерной бомбы. Атакующий и атакуемый гибнут вместе.

Монео лишь безмолвно воззрился на Айдахо. Айдахо кивнул.

— Понимаю, почему они запрещены, — сказал Айдахо. — Я так полагаю, Великая Конвенция против ядерного оружия до сих пор в действии и работает неплохо?

— Работает еще лучше, с тех пор, как мы обыскали все атомные хранилища Семейств и перевезли их атомное оружие в безопасное место, сказал Лито. — Но у нас нет времени обсуждать здесь такие дела.

— Мы можем обсудить здесь всего одно дело, — сказал Айдахо. Идти здесь, по открытой местности слишком опасно. Нам бы следовало…

— Это традиция, и мы продолжим наше движение, — сказал Лито. Монео низко наклонился к уху Айдахо.

— Ты досаждаешь Владыке Лито, — сказал он.

— Но…

— Ты когда-нибудь задумывался о том, насколько легче управлять пешим населением? — спросил Монео.

Айдахо рывком повернул голову и с внезапным пониманием поглядел в глаза Монео.

Лито ухватился за эту паузу, чтобы начать отдавать приказы.

— Монео, присмотри, чтобы здесь не осталось ни одного следа нападения, ни одного пятнышка крови или оторванного клочка одежды ничего.

— Да, Владыка.

Айдахо повернулся на звук подошедших к ним близко людей, увидел всех выживших. Даже раненые, забинтованные, подошли послушать.

— Вы все, — обратился Лито к толпе, окружившей его тележку. Ни слова об этом. Пусть Тлейлакс понервничает, — он поглядел на Айдахо.

— Данкан, как эти Лицевые Танцоры проникли в область, где дозволено свободно передвигаться только моим Музейным Свободным?

Айдахо непроизвольно взглянул на Монео.

— Владыка, это моя вина, — сказал Монео. — Я — как раз тот, кто договорился со Свободными, что они лишь подадут Тебе петицию. Я даже успокаивал насчет них Данкана Айдахо.

— Помню, ты упоминал про петицию, — сказал Лито.

— Я думал, это может Тебя развлечь, Владыка.

— Петиции меня не развлекают, они меня раздражают. И особенно меня раздражают петиции от тех, чья единственная цель в моем всеобщем проекте хранить древние формы.

— Владыка, это только потому, что Ты много раз говорил о скуке этих пеших шествий в город…

— Но я здесь не для того, чтобы развеивать скуку других!

— Владыка?

— Музейные Свободные ничего не смыслят о прежней жизни. Они хороши только петиции подавать. Это, естественно, делает их жизнь невыносимо скучной, и в своих петициях они всегда просят о переменах. Вот почему это меня раздражает. Я не допущу перемен. А теперь, откуда ты узнал о предполагаемой петиции?

— От самих Свободных, — сказал Монео. — Деле… — Монео осекся и угрюмо нахмурился.