Крылья в багаже. Книга вторая - Марина Васильевна Ледовская

— А что произошло между нами? — она пожала плечами. — Не думаешь ли ты, что я из тех, кто после такой мелочи, как спонтанный секс, требует на себе жениться?

— Я женат, — напомнил он.

— Тем более, значит, это твои проблемы, а не мои. А у тебя они, кажется, есть. В противном случае то, что произошло вчера, не произошло бы вовсе.

Фертовский нахмурился, создавалось впечатление, что отец посвятил Ангелу в подробности его семейной жизни, и наверняка наделал уже предположений о том, почему сын остался у него ночевать.

— Желаю тебе провести этот день более удачно, чем вчерашний! — помахала кончиками пальцев и удалилась.

Николай вернулся в свою комнату, лег на кровать, вытянул ноги. Лежал долго, уставившись в одну точку. Впервые за несколько месяцев он был без Нади. Неужели все так и кончится? При одной мысли об этом становилось больно, что-то давило в груди и мешало дышать. Даже Ангела догадалась, что у него проблемы. Ангела… напрасно он вчера позволил себе эту слабость, напрасно пошел у нее на поводу. Но все вышло как-то неожиданно, быстро, главное, без чувств и эмоций. Они просто долго сидели в гостиной, родители вели беседы, вспоминали, смеялись, потом вдруг заговорили о современной живописи, а Ангела оказалась знатоком периода Арт-Деко, и в частности, хорошо знала картины Тамары да Лемпицки. Николай как-то давно увлекался произведениями этой художницы, завязался интересный разговор, потом оказалось, что родители оставили их наедине…Но еще ничего не было. Ангела пожаловалась, что не так давно овдовела, глаза её стали влажными. Николай ощутил жалость, что-то промямлил в утешение, как-то нужные слова не находились. Поэтому он счел нужным проводить Ангелу по длинному темному коридору, комната ей была выделена в самом конце. Но тут что-то произошло, Николай и сам не понял, как оказался в ее объятьях, жаркие губы, она что-то неистово шептала, будто заклинание наговаривала. Потом они оказались в кровати и практически не раздеваясь, сделали то, в чем он теперь раскаивался. Зачем делать то, что в итоге тебе не приносит ничего хорошего? Наивно думая клин клином вышибить? Только не в этой ситуации. Он все еще любил Надю, нет, сейчас даже сильнее, чем прежде. А она… она даже не позвонила за все это время.

Он протянул руку и взял с тумбочки телефон. Что-то не помнил, когда его сюда клал? На экране светилось принятое сообщение. Николай сел на кровати.

Случилось худшее: Надя уехала в Беляниново, уехала к Вадиму! Она просто воспользовалась отсутствием мужа и спокойно отравилась к любовнику. Да еще написала об этом! Неужели может быть такой откровенный цинизм? Либо она решила, что таким образом муж все сам поймет, отойдет в сторону и даст им возможность, наконец, быть вместе? Что ж, пусть это случится. Пусть она в глаза скажет, что уходит к его брату.

Фертовский вскочил, стал одеваться.

Через полчаса подкатил к дому, решил убедиться, что жена укатила. Отец, пытаясь его задержать, стал приставать с расспросами, что-то вещал о достоинстве. К его нескрываемой досаде Николай не сказал ни слова, хлопнув дверью, ушел. Пока ехал, казалось, прокрутил в голове тысячи вариантов объяснений. Что она скажет в свое оправдание? А, может, и оправдываться не станет? Просто уйдет из его жизни и все. Как тогда ушла от объяснений с Вадимом, на ночном шоссе. Они с Никитой подвезли ее после всего этого. Вадим пытался что-то ей объяснить, одновременно ревновал и упрекал. Даже к Николаю предъявлял претензии, ему в тот момент было очень неприятно. А Надя просто уехала. Как и сейчас, но только сейчас с точностью наоборот. Судьба словно насмехалась над ним.

Фертовский вошел в квартиру, поднял с пола шарф Нади — вечно у нее все падало, билось, грохотало. Утром она, будучи «совой», с трудом поднималась с кровати, долго раскачивалась, при этом злилась на будильник, а потом опаздывала. Всегда. Летала по квартире как ядро, выпущенное из пушки, говорила, что все часы в квартире ополчились против нее, на ходу поливала себя духами, надев один сапог, вспоминала, что не поцеловала мужа. Поцелуй обычно затягивался, и она опаздывала еще больше. После нее в квартире оставался легкий хаос, который почему-то Николая не раздражал. Наверное, потому что он любил в ней самой проявление спонтанности, некоторой непредсказуемости, способности живо и заразительно реагировать на происходящее, при этом попадая в смешные ситуации, смущаясь и сетуя на себя. Она могла быть настолько самоироничной, чего бы Николай никогда не позволил в отношении себя, гордыня не давала. Но на опыте жены он все больше убеждался, что самоирония не приносит страданий и не умаляет достоинства. Напротив, появляется прекрасная возможность взглянуть на происходящее с большей объективностью. Одним словом, Надя со своим хаосом внесла порядок в его жизнь. Так бывает.

В квартире было тихо, Николай прошел по комнатам, громко хлопал дверями, словно это помогло бы ему помочь успокоиться. Ничуть. В душе кипела ревность, жгучая, мучительная. Она раздирала его на части. Но хуже всего: он понимал, что не в силах что-либо изменить, насильно мил не будешь. И стоит ли ехать в это чертово Беляниново?

Он зашел на кухню, схватил стакан, налил себе воды. Вдруг заметил в сушке две перевернутые чашки для кофе, вымытая турка стояла возле раковины. Две чашки… неужели Вадим уже успел побывать здесь и сегодня?! Конечно, а потом они вместе уехали в Беляниново!

Фертовский сжал стакан так, что тот раскрошился в его руке, кровь медленно потекла по пальцам, но он не замечал этого. Широким шагом направился к выходу.

Надя сквозь дремоту услышала звонок, в первую секунду не поняла, откуда доносится звук. Помотала головой, телефон продолжал настойчиво звонить. Надежда стала вылезать из-под пледа, запуталась в нем, чуть не упала. Телефон оказался на самом дне сумочки, спрятавшись за всем содержимым — это обычное дело, и размеры сумочки не играют никакой роли. Номер не определился.

— Да! — сказала Надя, пытаясь унять бьющееся сердце. Она что, теперь при всех звонках будет так прыгать и нервничать?

— Мне бы хотелось поговорить с Николя, — произнес женский голос. «Николя» — так его называли близкие друзья. Это придумал Бондарев, подчеркивая, таким образом, не без добродушной иронии, его аристократические корни. Николай к такому звучанию собственного имени относился индифферентно, однако это касалось лишь узкого круга…

— Но… — Надя растерялась, — это не его номер телефона.

— А чей, позвольте узнать? — что-то в трубке щелкнуло, и Надя догадалась, что дама на том конце провода закурила.

— Я его жена, — был