Усобники - Борис Тумасов

Горькая мысль овладела княгиней: уж не по вине ли ее мужа продают этих русских рабов? Ведь он, князь Андрей, звал татар на Русь, приводил с собой орду. Татары помогали ему укрепить власть, а потом делали невольниками не одну сотню русских людей.

На торгу нелюбовь Анастасии к мужу обратилась в ненависть. Он, Андрей, повинен в страданиях этих русичей. Он наводил на Русь татар, и они жгли и разоряли города и деревни, проливали кровь, угоняли народ в рабство.

Княгиня просила у Господа кары для великого князя за его преступления. Она понимала, что творит грех, потому как стояла с князем Андреем под венцом.

А еще княгиня знала, что даже на исповеди не назовет имени Любомира. Она покается лишь на Господнем суде, когда Всевышний призовет ее. За своего гридина она готова нести Божий приговор, каким бы суровым он ни был.

Весна повернула на лето. В один из дней из ханского летнего становища приехал мурза Чета, явился в караван-сарай с повелением хана: князю Андрею возвращаться во Владимир, а с ним поедет мурза и именем хана Тохты рассудит князей по справедливости.

Великий князь не поскупился на подарки, и Чета добавил: хан задержит переяславского князя в Орде, а как долго, ему, мурзе, о том неведомо…

И снова стлалась под копытами русичей дикая степь, днем изнуряя зноем, ночами освежая прохладой.

Вслед за гриднями, гикая и визжа, мчалась сотня татар мурзы Четы. Весело ордынцам: на Руси их ожидала хорошая добыча. Сам великий князь наделит их всяким добром. Они получат и серебро, и меха…

Князь Андрей ехал, далеко опередив дружинников. Позванивала сбруя. Приподнявшись в стременах, великий князь посмотрел вдаль, но ничего, кроме курганов, не увидел. Князю Андрею, однако, известно, что за степью следят зоркие караулы. От них не укрыться, они все заметят и обо всем успеют донести тем, кто послал их в дозор.

Обочь князя Андрея скакал Чета. Он держался в седле подбоченясь. Чета ухмылялся: отныне урусский великий конязь зависит от него, мурзы, ханского посла, и коли Чета пожелает, он, возвратясь в Сарай, наговорит на конязя Андрея хану, и Тохта сменит милость на гнев, отберет ярлык на великое княжение и передаст его другому конязю. Но Чета поступит так, только если великий конязь Андрей окажется скупым на дары.

Мысль у мурзы парила соколом. Одного не ведал он: минуют годы, и внук его осядет в Москве, получит поместье, примет православную веру и от него пойдет на Руси род Четы, из которого выйдет царь Борис Годунов…

Думы у мурзы о власти, ее сладости. Власть над людьми замешена на крови и насилии. Ханы приходят к власти, убивая друг друга. Тохта тоже сел на ханство, убив брата. И этот конязь урусов Андрей сколько крови пролил, чтобы сесть великим князем. Не для того ли к хану приезжал? Испугался потерять власть над другими конязями…

С кургана сорвался орел, поднялся ввысь, завис над степью. Иногда сделает взмах, опишет круг. Орлиный полет. Мурза знает, что орел — царь птиц, потому что сильнее всех. Но у людей не всегда так. Люди коварны и хитры и часто этим достигают власти.

Мысли Четы нарушило пение воина. Татарин пел о красавице жене, сравнивал ее с весенней степью. А еще его песня о том, какие подарки он привезет ей и как она будет ласкать его, когда он вернется к ней в шатер…

Хорошая песня, песня настоящего воина, и мурза подпевает ему. Чете известно это счастье: оставлять за своей спиной покоренные народы, хмелеть от крови врага и возвращаться в улус отягощенным богатством, добытым в бою. Мурза хорошо помнит, каким славным воином был его отец. Чета завидовал ему, ведь он водил тысячу воинов и вместе с самым храбрым и мудрым богатуром Бату-ханом подчинил Орде вселенную. Копыта его коня топтали землю до самого последнего моря.

Из частых походов отец привез одну из жен, совсем еще девочку, мадьярку. Она превратилась в красавицу. Чета любил ее. А когда отец ушел в мир иной, он, мурза, сделал мадьярку своей первой женой. Сейчас она старуха, но Чета уважает ее. Лучшие подарки он привозит мадьярке и младшей жене.

К вечеру в степи зажглись костры, и в подвешенных над огнем казанах варился ужин, пахло молодой кониной, и далеко окрест разносились окрики караульных.

Размяв ноги, затекшие от долгого сидения в седле, и поев, мурза улегся на кошме и, глядя в звездное небо, крепко заснул. Его густой храп заглушал все остальные степные звуки.

Ночь была душной, и к рассвету разразилась гроза. Раз за разом блистали молнии и гремел гром. Временами молния ярко освещала келью, и тогда, разрывая небо, грохотала поднебесная.

Вспышки озаряли лик Всевышнего на иконе, строго смотрели глаза Иисуса.

Подобную грозу Дмитрий пережил когда-то давно, в юности, живя в вотчине отца, в Берендееве.

Там, в Переяславле-Залесском, юный Дмитрий был убежден, что вся его жизнь, все будущее должно быть связано с этим удельным княжеством. Что не будет великого стола владимирского — его займет старший брат Василий, не возникнут распри между ним, Дмитрием, и братом Андреем, не случится ордынских разорений, какие происходят по вине городецкого князя…

В Берендееве по весне Дмитрий любил выходить в поле, наблюдать, как смерды поднимают первую борозду, как деревянное орало под рукой пахаря режет поле, а к полудню по первой пахоте неторопливо прыгают грачи и воронье, выискивая корм.

Порой Дмитрий присаживался к пахарям, когда они принимались за немудреную еду: ржаной хлеб, луковицу, иногда сало. Запивали острым, шибавшим в нос квасом…

Бывал юный княжич и у рыбаков. Выходил с ними снимать сети, смотрел, как бьется в ячейках рыба, варил на костре уху, хлебал из одного казана с рыбаками, вдыхая горький дымок костра.

В такие дни Дмитрий не мог и подумать, что его ожидает жизнь неуемная…

Инок Дмитрий опустился на колени, перекрестился и, отбив земной поклон, прошептал:

— Господи, Боже правый, прости прегрешения мои в делах и помыслах…

И Бог будто услышал молитву инока. Гроза уходила от монастыря все дальше и дальше, реже слышалось урчание грома и виделись вспышки молнии, а вскоре все стихло.

Совсем неожиданно пробилось воспоминание детских лет. Они с отцом, Александром Ярославичем, ехали из Великого Новгорода в Переяславль-Залесский. Дорога тянулась все больше лесами, иногда выводила на простор. Встречались редкие деревеньки, речки, болотистые поляны. Ночевали в крестьянских избах, подчас у костров.

Однажды довелось спать в избе, на полатях. Сквозь прогнившую солому на крыше виднелось звездное небо. Дмитрий слышал голос отца спрашивающего старуху хозяйку:

«Где старик твой, Василиса?»

«В ордынский набег убили», — был ответ.

«Прости, Василиса Много таких, как ты, на земле русской…»

Спал Дмитрий, прильнув к отцовской груди, и не почувствовал, как Невский подхватился поутру, покинул избу.

Пробудился Дмитрий от дыма. Старуха топила печь, гремела ухватом. Дым стлался над полатями, тянуло к дыре в крыше.

Выскочил Дмитрий во двор. Отец стоял на лесенке, сбрасывал с крыши прогнившую солому, а гридни подавали ему охапки свежей.

Когда крышу в избе перекрыли, Невский отряхнулся, сказал:

«Дело доброе завсегда в радость. Теперь и в дорогу можно».

В Москве тверского князя не ждали. Тверские князья считали Москву малым городом, а московских князей — меньшими братьями. Тверь издавна вела с Владимиром спор, какому князю быть великим. Тверской князь Михаил Ярославич даже на ханский знак ссылался.

Михаил Ярославич, высокий, широкоплечий красавец, вступил в горницу, чуть пригнувшись в дверном проеме, опустился на лавку.

— Я к тебе, Даниил Александрович, завернул, из Переяславля ворочаясь. Поди, мыслишь: эка крюк дал, неспроста!

Князь Даниил умостился напротив, не перебивал, а Михаил Ярославич продолжал, потерев тронутые сединой виски:

— Ты, чай, слышал, князь Андрей сызнова навел ордынцев на Русь, с ним мурза Чета. Сказывают, князей на съезд созывают. Чета нас рассудить намерился. Князь Андрей на переяславского Ивана замахивается. Просят меня переяславские бояре в отсутствие князя Ивана в защиту переяславцев голос подать. Могу ли я на твою помощь положиться, Даниил?

Московский князь насупился, ответил резко:

— Я ли не просил брата Андрея на Переяславль не зариться? Не послушался. Ежели соберется съезд, нам с тобой, княже Михайло Ярославич, пора Андрею место указать.

— Истину глаголешь, Даниил Александрович. Аль неведомо, какие козни творит Андрей? Еще с тех лет, как отцом, Александром Ярославичем Невским, в Городце посажен, алчность свою неуемную никак не сдержит, Дмитрия со свету сжил.

— То так, — согласился Даниил. — Прежде я ему верил… Одним словом, осатанел князь Андрей, теперь на все пойдет, дабы власть свою укрепить.