Избранное - Григорий Горин

– Как? Великий Петрарка – и не нравится?!

– Бог с ним, с Петраркой, – отмахнулась Федосья Ивановна. – У него своя тетушка была, это ее заботы. А ты у меня один племянник, и я тебе так скажу: ежели ты человек, то и люби человека, а не мечту какую-то бесплотную, прости господи! Да и что за особу тебе сей чародей сотворит?! Это ведь не вилку сглотнуть, Алеша!

– Ах, тетушка, не травите душу! – Федяшев вскочил и начал нервно расхаживать по комнате. – Я и сам теперь в опасении! Слышали, что граф сказал: энергетические связи нарушены… Только по мыслям моим сможет он идеал воссоздать. А мысли мои сейчас сплошной туман.

– Ну и откажись! Скажи – передумал.

– Неловко, тетушка. Сам кашу заварил, а теперь в кусты? Не по-мужски! Я вот что решил… Я во время материализации про Марию буду думать. Лицо ее буду вспоминать, глаза, руки…

– Час от часу не легче! – всплеснула руками Федосья Ивановна. – Да что ж думать, когда все это рядом в натуральном виде ходит?

– Что ж вы такое говорите, тетушка? Сами же в детстве учили: на чужой каравай рот не разевай!

– Мало ли я глупостей говорю?! Да и потом, когда любят, разве советы слушают?!

– Что ж вы мне предлагаете, право?! – совершенно растерялся Алексей. – Отбить ее у графа?!

– А хоть бы и отбить, – спокойно сказала тетушка. – Ты, Алеша, все только готовенькое хочешь. Придумал, вишь, идеал, и подай ему на блюдечке. Чужой мечте чужие стишки читать – не велика доблесть. Небось твой Петрарка за свою Лауру еще как бился…

Федяшев, раскрыв рот, смотрел на Федосью Ивановну, а затем рассмеялся:

– А вы, тетушка, не так глупы, как казались!

– Благодарю покорно, – обиженно ответила тетушка. – У человека, Алеша, есть два ума. Один на виду, а другой, главный, глубоко спрятан. Его по пустякам тратить негоже. Одно тебе скажу: не любит Маша этого Калиостру. Как уж он ее в сети поймал, не знаю, а только страдает она.

– Она сама говорила вам об этом?

– Когда говорят, тогда и страданий нет. А когда молчат, да плачут, да по ночам на пруд бегают… Это добром не кончается!

– Что?! Какой пруд?! Вы видели, как она пошла на пруд ночью?!!

– Доктор видел, – сказала тетушка. – Он мне и сказал… А я сразу к тебе…

– Да как же? Да что же? – Федяшев даже задохнулся от возмущения. – Жизнь человеческая в опасности, а вы молчите?

– Где ж молчу? – снова обиделась Федосья Ивановна. – Я тебе о чем полчаса толкую?

– Ну, тетушка! – крикнул Федяшев. – Не знаю, как второй ум… А первый у вас совсем плох!.. – И стремглав выскочил из комнаты…

Начинало светать. Над тихим прудом поднимался белый пар. Запели птицы.

Мария подошла к самому краю воды, тронула ее босой ногой. Потом скинула платье, вошла в воду и поплыла к самой середине пруда, плавно разгребая зеленоватую воду руками. Скоро ее голова уже виднелась среди белых лилий, густо населявших пруд…

В этот момент в кустах раздался треск, и на берег, запыхавшись от бега, выскочил Федяшев.

– Мария! – крикнул он. – Я здесь! – И, не раздеваясь, прыгнул в воду…

Однако прыжок получился неудачным. Кто-то подставил ногу, Федяшев зацепился и смешно шлепнулся у самого берега в густую тину.

Он тут же вскочил и гневно оглянулся. На берегу стоял Калиостро и с улыбкой глядел на него.

– Вы, кажется, упали, Алексис?

– Я? Почему?.. С чего вы взяли? – растерянно забормотал Федяшев и выбрался на берег. – А если и упал, так что?

– Ничего, – сухо ответил Калиостро. – Если упали, примите сочувствие, а коли за купающейся девушкой подсматривали, так сие не галантно.

– Как вы смеете?! – вспыхнул Алексей. Он обернулся к пруду и увидел, что Мария спокойно плавает между лилий. – Я подумал – она тонет.

– А хоть бы и тонет? – усмехнулся Калиостро. – Вам-то что за печаль?! Вам о своем идеале надобно думать, а не на чужие засматриваться.

– Послушайте, граф! – сказал Федяшев, отряхиваясь и отжимая промокшую одежду. – Я… того… Всю ночь думал и решил… Я отказываюсь от материализации.

– То есть как? – нахмурил брови Калиостро.

– Передумал… Мое душевное состояние изменилось!

– Да вы что, сударь?! – зашипел Калиостро. – На базар пришли?! Я уже вступил во взаимодействие с силами магнетической субстанции. Я разбудил стихию, энергетический поток которой направлен на указанный предмет… А ну пошли! – Он схватил Федяшева за рукав и решительно потащил от пруда.

– Куда? Куда? – упирался Федяшев.

– Сами увидите! – зло сказал Калиостро, и поскольку был физически намного сильнее, то буквально проволок Федяшева сквозь кусты по аллее парка, к месту, где некогда стояла злосчастная статуя.

Она и сейчас там стояла, только черты ее были не видны, поскольку сверху на нее накинули белое шелковое покрывало. Площадка перед статуей была очерчена магическими кругами и обнесена веревками. Здесь же была разбита небольшая палатка, служившая как бы магнетической лабораторией… В ней кипели какие-то колбы, курился оранжевый дым.

Возле палатки горел костер, у костра сидели Маргадон и Жакоб, размешивая в ведрах какую-то странную беловатую смесь.

– Глядите! – Калиостро указал на траву. – Вот знаки зодиака! Вот двадцать четыре каббалистических символа… Вот ключ. Врата. И семь сфер. Все уже дышит и приведено в действие. – Он взмахнул рукой, и оранжевый дым начал подниматься клубами вокруг статуи…

– Ах, несчастный я человек! – заплакал Федяшев. – Но что же делать, господин Калиостро?! Я не о ней теперь грежу. Я полюбил другую…

– Другую? – усмехнулся Калиостро. – Когда же вы успели… другую? Вы и видели-то ее всего два дня.

– Разве этого мало? Иногда и двух минут хватит… Одного взгляда… И все перевернется в душе! Вы же знаете, как это бывает!

– Не знаю, – холодно ответил Калиостро, – и знать не хочу! Все это мальчишество и воспаленный бред. Вы получите то, что желали… Согласно намеченным контурам…

– К черту! – неожиданно закричал Федяшев. – К черту контуры! Я их уже ненавижу! И если вы не можете остановить таинство, я сам разрушу это каменное изваяние!

Он оттолкнул Калиостро, бросился к костру, схватил огромное тлеющее полено и побежал к статуе…

Оторопевшие Маргадон и Жакоб вскочили. Раздался пронзительный женский визг. Покрывало дрогнуло, «статуя» присела от страха и вытянула вперед руки, как бы защищаясь от удара.

Федяшев обмер и выронил полено. От земли поднялось облако оранжевого дыма…

– Обман… – прошептал Федяшев. – Что ж это, господи? Да вы, сударь, обманщик и злодей! Я убью вас!

– Это вызов? – улыбнулся Калиостро…

В кузнице Степана пылал горн. Степан орудовал огромным молотом, дубася раскаленный кусок железа. По всему полу кузницы была разбросана разломанная карета: колеса, двери, поручни.

В дверь постучали. Вошел Жакоб.

– Здравствуйте, сэр! – учтиво сказал он.

– Здравия желаем! – ответил Степан, с интересом разглядывая гостя.

– Мой патрон, мистер Калиостро, интересуется: будет ли готова карета?

– Обязательно, ваше превосходительство. Через неделю – как новенькая…

– А к завтрашнему дню?

– К завтрашнему – никак. Тут ось полетела, да спицы менять…

Жакоб с интересом оглядел разобранную карету:

– Простите мое любопытство, сэр, но, насколько я понимаю, вы к спицам пробираетесь через крышу?

– Так точно! – сказал Степан. – Так оно… сподручней. Лабор ест этиам ипсе волюптас, что означает: труд уже сам по себе есть наслаждение!

Жакоб царственно кивнул:

– Я рад, что вы, сэр, изучаете латынь во время работы. Это достойный пример! Если б я был принцем, я бы вас повесил в назидание другим… Благодарю за интересную беседу! – Жакоб кивнул и удалился.

Степан крякнул от досады и со всего маху грохнул молотом по раскаленному железу…

Стрелялись днем в лесу, на небольшой полянке среди берез. Маргадон подал каждому по пистолету, противники разошлись на несколько шагов, потом начали сближаться…

Лицо Калиостро выражало бесстрастность и равнодушие.

Федяшев был взволнован.

Так они сближались до тех пор, пока не подошли друг к другу вплотную. Это их озадачило. Они помолчали, и Калиостро спросил:

– Что ж вы медлите, сударь?

– Вы – гость, – угрюмо ответил Федяшев. – Вам положено стрелять первым.

– У нас, сударь, дуэль, а не светский раут, – возразил Калиостро. – Повторим еще раз, и извольте стрелять, ежели вы не трус.

– Я не трус! – воскликнул Федяшев, поднял пистолет и выстрелил в воздух. – Не трус… – тихо повторил он, – но и не подлец. Пока вы в моем доме, я не могу причинить вам вреда.

– Но мы в лесу…

– И лес мой… – вздохнул Федяшев.

– Что же нам, за тысячу верст отъезжать, что ли? – удивился Калиостро.

– Жуткие нравы! – произнес Маргадон. – Уж где только не дуэлировали… и во Франции… и в Голландии… Быстро, четко, как принято у цивилизованных людей: рраз – и наповал!