Герои Сталинградской битвы - Светлана Анатольевна Аргасцева

трех полков. Позже командарм будет постоянно и придирчиво проверять, как используется реактивная артиллерия. Вот один из таких примеров. Уже вскоре после прибытия «Катюш» Шумилову доложили, что к участку обороны 204-й стрелковой дивизии приближаются две колонны противника на бронетранспортерах. Он сразу же решил использовать огневую мощь своей реактивной артиллерии. Получив приказ командарма, командиры гвардейских минометных полков подполковники Н. В. Воробьев и Л. З. Парновский[60] приняли решение уничтожить обе колонны поочередно. Вскоре огненные трассы разрезали небо. Снаряды точно накрыли цели. Сколько было таких точных залпов в период обороны! Некоторые полки давали по 7–8 залпов в день.

После войны маршал Советского Союза А. И. Еременко вспоминал о Шумилове: «Припоминаю, как в особо трудные минуты он говорил спокойным баском: “Духом не падаем, товарищ командующий, прошу о нас не беспокоиться, задачу выполним”. Эта уверенность командарма 64-й передавалась каждому воину армии, непоколебимо защищавшему сталинградскую землю и действительно стоявшему насмерть».

Почти месяц 64-я армия сдерживала на дальних подступах к Сталинграду танковые дивизии Г. Гота. Интенсивность сражений на Сталинградском направлении нарастала с каждым днем. Бои шли буквально за каждую пядь земли. Палило солнце, горела земля от разрывов бомб и снарядов, людей душили пыль и гарь, мучила жажда. Каждый метр своего продвижения вперед гитлеровцы оплачивали дорогой ценой. Но несли серьезные потери и наши войска. В ряде мест оборона держалась лишь реденькими цепочками пехоты. Для командарма трудность состояла в том, чтобы как можно точнее установить, до какого момента целесообразно удерживать тот или иной рубеж обороны и когда следует его оставить, чтобы с наименьшими потерями перейти на следующий, заранее подготовленный.

Как-то уже после войны у Шумилова спросили: «Какой день Сталинградской битвы вы считаете самым тяжелым и какой самым радостным?» На первую часть вопроса Михаил Степанович ответил так: «Я бы назвал не один, а два дня – 29-е и 30-е августа. Это были поистине “черные дни” за все время битвы».

В эти напряженные, тяжелейшие для 64-й армии дни 126-я стрелковая дивизия полковника В. Е. Сорокина приняла на себя основной удар врага, позволив основным силам армии организованно отойти на новый рубеж обороны. В воспоминаниях Шумилова, хранящихся в фондах музея-заповедника «Сталинградская битва», он так описывает эти события: «В то утро со стороны восходящего солнца послышался нарастающий гул вражеских пикировщиков. Они шли волна за волной и весь груз фугасок обрушивали на позиции 126-й стрелковой дивизии. Потом ударила артиллерия, и под ее “аккомпанемент” пошли в наступление подвижные части гитлеровцев. В 6 часов 30 минут комдив 126-й полковник В. Е. Сорокин доложил о начавшейся атаке крупных сил танков и мотопехоты. Находившийся на своем КП под Зетами командарм ответил:

– Вижу сам. Держись, дорогой. Иного выхода нет. Надо выручать армию. Она уже начала отход, и нельзя позволить, чтобы Гот раздавил нас танками.

– Раз надо, будем стоять до конца, – твердо ответил Сорокин.

Любой ценой, всеми средствами сдерживайте танки. Подпускайте их ближе и бейте наверняка. Отсекайте пехоту от танков – без нее они далеко не пойдут». Такими были последние наставления командарма комдиву Сорокину.

Шумилов ни на минуту не сомневался ни в Сорокине, ни в его хорошо обученных и закаленных в жестоких боях воинах. Недаром командующий фронтом генерал А. И. Еременко назвал 126-ю дивизию наиболее боеспособной и стойкой из соединений фронта. Военачальником незаурядных способностей, человеком большого мужества зарекомендовал себя ее командир Владимир Евсеевич Сорокин. На него Шумилов полагался как на самого себя.

…Уже второй час 126-я дивизия отбивала неистовый натиск врага. Обороняющиеся сами переходят в контратаку и отбрасывают противника на исходные позиции. Сорокин докладывает командующему об этом. Шумилов отвечает ему: «Молодцы! Иного доклада от вас и не ждал. Продержитесь еще пару часов – хорошо, три – еще лучше. Нам дорога каждая минута». На глазах командарма над позициями дивизии вновь появилась армада немецких пикирующих бомбардировщиков. После того как люфтваффе сбросили свой смертоносный груз на позиции 126-й, немцы вновь пошли в атаку. Часть вражеских танков прорвалась к переднему краю и начала «утюжить» окопы обороняющихся советских частей. Группа машин достигла артиллерийских позиций. Наши артиллеристы вели огонь практически в упор. И все же немцам не удалось прорвать оборону дивизии. Середина дня. Шумилов с трудом связался с Сорокиным. Тот сообщил о больших потерях, о гибели многих командиров. Но голос его был твердым и спокойным. Никаких просьб и сетований на судьбу! Тем временем атаки следовали одна за другой. Четыре вражеские дивизии на узком участке волна за волной таранили оборону 126-й. Все вокруг в огне и дыму. На позициях настоящий ад. Сообщения поступают одно хуже другого. Тяжело контужен Сорокин. Убиты начальник штаба дивизии, все командиры полков, многие комбаты. Но воины не отошли ни на шаг. Лишь с третьей попытки сотне вражеских танков удалось прорваться через позиции дивизии и к концу дня выйти в район Гавриловки. Однако и на этот раз вражеская мотопехота была отрезана от танков теми, кто еще был способен держать оружие. Солдаты 126-й до конца выполнили задачу, дав возможность главным силам армии сосредоточиться на новом рубеже.

Много лет спустя рукой командарма в книге «Двести огненных дней» будут написаны строки, полные сердечной благодарности воинам 126-й дивизии: «Годы прошли, а тот день не выходит из головы. Мы покидали свой командный пункт, уже зная, что основные силы армии оторвались от противника, что они вот-вот зацепятся за внутренний обвод и организованно встретят врага. И этим мы обязаны 126-й дивизии, героической дивизии, подвиг которой и по сей день еще не раскрыт со всей полнотой. Тысячи безвестных героев должны обрести имя…»

Михаилу Степановичу после войны удалось разыскать В. Е. Сорокина. Тот в письме рассказал о своей нелегкой судьбе, вспомнил, как танки обошли командный пункт дивизии и с тыла открыли губительный огонь по блиндажам. Сорокин был тяжело контужен разрывом снаряда и взят в плен. В ответном письме Сорокину командарм писал: «Дорогой Владимир Евсеевич! Какая радость охватила меня с получением письма от Вас. Спасибо, что не забыли старика.

Владимир Евсеевич! Перед воинами 126-й сд я считаю себя виновным. Они во все дни обороны Абганерово дрались геройски. 29 августа части дивизии понесли большие потери, и поэтому она была выведена в резерв фронта и в состав нашей армии не возвратилась. После разгрома немецко-фашистских войск дивизия мною не была представлена к званию гвардейской. Я был уверен, что это сделает фронт. Я же не проверил. В этом и состоит моя вина перед воинами 126 сд. Моя же характеристика дивизии и Вас, Владимир Евсеевич, остается неизменной. Вы сделали все, что могли, и даже немножечко больше. За все это Вам большое спасибо!

С глубоким уважением,