Чернокнижники - Александр Бушков

— Грех… — почти прошептала она.

— Грех на мне, Катюшка, как на человеке взрослом и сознательном. А на тебе, создании непорочном и принужденном, каков же грех? Эвон, золото… Приданое у тебя будет доброе — не последний раз служишь… — его голос осуровел. — А будешь и дальше строптивость тут изображать — в два счета тебя управитель возьмет от папки с мамкой и отправит в дальние деревни, и будешь ты там всю жизнь по колено в навозе за свиньями ходить…

— Да какие там свиньи, — сказал князь сердито и нетерпеливо. — Запороть велю. Вот нынче же…

— Слышала? — спросил Мокей, ухмыляясь. — Его сиятельство слов на ветер не бросает… Ну? — прикрикнул он.

Едва слышно всхлипывая, девчонка стала стягивать сарафан, потом нижнюю сорочку, оставшись обнаженной, прикрылась ладошками, как могла, густо краснея. Мокей деловито снял у нее с шеи нательный крестик, принялся умело расплетать косу, выпрастывая из нее синюю ленту, приговаривая:

— Ты ж наверняка от Стешки слышала, что на тебе и ниточки быть не должно — одно человеческое естество… — небрежно запихав крестик и ленту в карман шаровар, посмотрел вбок: — Давайте, барин…

Липатов вышел в круг света, протянул Мокею высокий прозрачный стакан. Поручик присмотрелся. Багровая, с черным отливом жидкость что-то очень уж тяжело для вина колыхнулась в стакане.

Мокей, бережно держа стакан, поднес его к губам обнаженной девчонки, стоявшей с печально-отрешенным личиком:

— Ну-ка, глотни. Никакая это не отрава, только и забот у барина тебя травить… Ну, живенько отхлебни. На вкус ведь не противно, Катюшка?

— Да нет, — ответила она тихонько. — Только странное что-то…

— А так ему и положено, — хмыкнул Мокей. — Чай, не детскими забавами развлекаемся… Ну-ка, дай руку… да что ты прикрываешься, тебе и прикрывать-то нечего, чего не видывали… Вот так, умничка. Теперь пей до дна… Ах ты, моя послушная, будет тебе награда, как обещано…

Забрав у девчонки пустой стакан, он отступил на шаг, не отводя от нее цепкого взгляда, что-то бормоча. Девочка менялась. Она безвольно опустила руки, не пытаясь уже прикрываться, лицо стало не просто отрешенным, пустым, а глаза — затуманенными. Казалось, она спит стоя, ровно дыша.

— Готово, ваше сиятельство, — сказал Мокей удовлетворенно. — Непорочная… и сильненькая, сдается мне.

— Ну так что ж ты стоишь истуканом? — воскликнул князь. — Давай! Хорошо запомнил, куда и что?

— Не сомневайтесь, ваше сиятельство, — деловито ответил Мокей.

Встал за спиной девчонки, положил ладони ей на макушку и, низко наклонив голову к распущенным светлым волосам, принялся что-то нашептывать. Катюшка вдруг медленно подняла руки, положила тонкие ладошки на бок стеклянного шара. Почти сразу же он потемнел, словно там, внутри, тяжело кружили, переплетались, вились струи черного дыма. Выпрямившись, удовлетворенно кивнув, Мокей снял руки с ее головки, тихонечко сказал:

— Удачно, ваше сиятельство. Сейчас сами убедитесь…

Дым помаленьку растаял — теперь в шаре виднелось безоблачное голубое небо, белая высокая башня, какая-то странная, остроконечная…

И тут Савельев понял. Ему показывали примерно такое же зрелище во время первых двух недель обучения. Ну, конечно же…

В грядущем это именовалось «космодром». Белая башня была ракетой, готовой взмыть в небеса и уйти в заатмосферные космические пространства — быть может, и на сей раз с человеком внутри. От ее подножия убирают толстые черные шланги, отъезжают машины, разошлись в стороны вертикальные балки, ракета оказалась в полной готовности. Сейчас заполыхает…

Он видел это не впервые и потому остался невозмутим — а вот князь не удержался от удивленного возгласа. У подножия ракеты сверкнули первые вспышки, заклубилось пламя, распространяясь, буйствуя, слепя… и, как следовало ожидать, настал момент, когда ракета вздрогнула, медленно-медленно оторвалась от земли, вертикально пошла вверх, набирая скорость… Все же величественное и жуткое было зрелище — даже для Савельева, он, как и в прошлые разы, попытался представить себя на месте офицера, сидящего сейчас в ракете — и вновь невольно передернулся от мимолетно нахлынувшего страха. Нет, это ж какую надо иметь смелость… Бравые ребята…

Ракета поднималась все выше — но некий глаз неотступно следовал за ней, держась в отдалении на том же уровне. Они увидели все до конца — как отлетают в стороны четыре малых, вспомогательных ракеты, как небо темнеет и темнеет, становясь из синего густо-фиолетовым, как со вспышкой проваливается вниз главный высоченный цилиндр, и то, что осталось, короткий цилиндр с шаром, сам корабль с бравыми офицерами внутри летит уже в угольно-черном пространстве, покрытом мириадами звезд…

— Величайшее достижение науки мы с вами видели, господа мои! — звенящим от возбуждения голосом произнес князь. — Человек с помощью ракеты улетел не просто за облака, в космическое, как это учено именуется, пространство. И будет летать вокруг нашей планеты… если только не полетит на Луну… Вот кстати, Мокей! Пусть все увидят людей на Луне!

Не выказав ни малейшего удивления, Мокей положил девчонке ладони на макушку, зашептал. Вскоре картина в шаре разительно переменилась. Теперь и Савельев, подавшись вперед, смотрел столь же любопытно и удивленно, как остальные. Он знал, что в грядущем люди летали на Луну, но сам этого не видел, недосуг было как-то…

— Х-хосподи… — громко прошептал Тягунов. — Это ж ад какой-то…

— Эх, Василь Фаддеич… — с нескрываемым превосходством произнес князь, не отрывая от шара завороженного взгляда. — Хоть и странствуешь ты по векам, прыгаешь, как зайчик по огороду, а все равно невежа, уж не посетуй… Какой же это ад? Это лунная поверхность, то есть естество природы… Вот они!

И они долго, зачарованно, удивленно рассматривали белесые фигуры в костюмах наподобие водолазных, передвигавшиеся по равнине под черным, усыпанным звездами небом как-то удивительно легко, будто балетные танцоры.

— Флаг ставят… — прошептал Тягунов. — Ну, это дело мы понимаем, я бы на их месте тоже поставил… Однако флаг-то, Аркадий Петрович, натуральнейших Северо-Американских Соединенных Штатов…

— Ах, эти… — понятливо подхватил князь. — Взбунтовавшиеся колонии… Нет уж, Мокей, ты мне покажи наших на Луне, чтобы был штандарт Российской империи…

Шар остался темным. «Увы, Феденька, увы… — подумал Савельев. — Не будет на Луне наших, да и Российской империи не будет… правда, потом она возродится на несколько десятилетий под другим названием и монархом, который, строго говоря, не монарх — но потом все же развалится… Только нельзя тебе этого знать, изобретатель ты наш чертов, чтоб тебе ни дна, ни покрышки, столько из-за тебя хлопот было и еще предстоят…»