Запертый - Руслан Алексеевич Михайлов

Нурлан промычал что-то невнятное и усталое. Я промолчал, предпочтя заглянуть внутрь и увидеть размеры ждущего нас дерьма. Луч фонаря скользнул по относительно чистой бетонной стене, высветил массивные железные скобы и вделанный в стену металлический ролик — через него пропускали веревку с ведром на конце. Как раз на случай таких вот гнилостных разливов. Ну еще к ним цепляли спускающихся вниз сурверов, если того требовала ситуация. Какая ситуация? Да все те же чертовы разливы или невообразимо цепкая и тягучая грязевая трясина, что образовывалась на дне колодцев. Ушедший ниже фонарь пробежался по отметкам на стене — 2, 3, 4 — и наконец остановился на дне, радостно высветив черную кучу грязи и скопившую там воду.

— Ведер пятнадцать на минус четырех метрах от нас. Один спускается и наполняет ведра. Другие таскают по очереди к центральному колодцу в ту бадью — сипло подытожил я ждущие нас радужные перспективы и отодвинулся от провала — Твоя очередь лезть вниз, Криппи.

— Как скажешь, дружище Амос — вздохнул тот и ласково улыбнулся мне распухшими губами — Как скажешь…

Губы у него распухли от удара. А ударил я.

Бригадир сумел найти только трех желающих добровольно продолжить чистку нижних путеводов. Я, Нурлан и Танни. Еще троих ему пришлось нанимать и на это ушло два часа поисков. Все это время я мирно спал и о итоге узнал после пробуждения. Из шести человек бригадир сформировал две малые группы, выдал инвентарь и… облегченно уселся на металлическую лавку, принявшись стаскивать грязную одежду. Он свое дело сделал и на его долю осталась только координация. А она заключалась в «вопрошании сурков», как мы порой называли это на нашем сленге — как только один из работающих внизу показывался в люке, бригадир спрашивал «ну чем там?». Получив ответ, он кивал и продолжал пить кофе, заодно прикидывая насколько еще затянется это дело и когда объявлять следующий перерыв или можно вообще без него.

Я попал в группу к Нурлану и Криппи. Помощник бригадира был старшим, но он как-то сразу отодвинулся от этой роли и предпочитал помалкивать и тягать тяжелые ведра. И я вдруг увидел, насколько сильно он постарел… Третьим из нас был Криппи и он понятия не имел о моем сменившемся кредо поведения. Поэтому едва мы спустились в первый путевод, он радостно предположил, что надо бы воскресить мою мертвую мать-уборщицу и предложить ей разгрести все завалы. Получив от меня кулаком по лицу, а затем еще один смазанный по шее, он упал и некоторое время удивленно хлопал глазами, слизывая кровь с разбитых губ. Ударил я неожиданно сильно… и ведь туда и метился. Полежав немного, Криппи понятливо кивнул и широко улыбнулся, признавая свою вину. А я на этом успокоился и больше мы эту тему не поднимали. Все прошло так легко, потому что Криппи… он чуток недалекий и всегда плывет по течению.

Все курят тасманку? И Криппи курит!

Все пошли драться? И Криппи пойдет!

Все издеваются над Амосом? И Криппи будет!

Впору вышить на спине комбинезона лозунг «Не будь как Криппи — имей собственное мнение!» и ходить так по Шестому уровню — и ведь все поймут мой посыл.

Так что мне еще повезло, что в моей группе оказался именно Криппи. Во вторую группу попал Слум Нарк. Жертва аборта. Его мать сделала аборт, когда уже впору было роды принимать. Она спятила от тасманки и от того, что ее бросил задолбавшийся вытягивать наркоманку из проблем муж. Его за это даже не осудили — хотя у нас грех, когда муж покидает семью с ребенком. После аборта Слум выжил. Мать — нет. Его забрал отец и вырастил пацана как мог, хотя все сходились в мнении, что Слум был ущербным. Может из-за матери наркоманки, может из-за спиц, которыми она в себе орудовала, пытаясь вытащить ненужное дитя, а может по иной причине. Школу Слум не закончил и уже с детства он покуривал тасманку. При этом он почти никогда не замолкал, часто и внезапно начинал орать, заодно вставляя куда можно и нельзя два своих любимых словечка «Чпок» и «Шоко». Их группа ушла вниз первая и из темноты еще долго доносился восторженный голос Слума:

— Главное, чтобы делало «ЧПОК»! Смекаешь? Смекаешь, а? Они ведь не волокут! Они тупые! Услышат «чпок» — и они твои! А ты весь в шоко, сурвер! ВЕСЬ В ГУСТОМ ШОКО!

Мы пошли за ними — молча и устало. И взялись за работу.

Судя по уменьшению количества ведер на каждый следующий метр путевода — мы приближались к концу грязевого хвоста. И к концу работы. А судя по этой решетке и тому насколько чисто было за ней — нам осталось лишь вычерпать со дна колодца все имеющееся и можно заканчивать на этом. Главное чтобы нигде не осталось тухлой органики и слишком больших кусков черной маслянистой грязи. Опять же — я практически уверен, что никто из рода Якобсов или числа проверяющих не полезет так глубоко вниз. Они посветят фонариками, увидят чистоту — и на этом остановятся в свое продвижении вниз. Хотя бы потому, что вон та вода на дне колодца — это не из прорванного садка. Я был готов поставить в заклад все свои оставшиеся зубы, что эта водица прибывает снаружи. Из глубинных водоносных слоев — ведь мы очень глубоко. А счетчиков радиации при нас нет. Но я не особо переживал по этому повод — знал, что внутри этого тоннеля есть как-минимум один стационарный и надежный, соединенный сигнальным кабелем с ЦПУ Шестого уровня. Радиации там нет. И все же как-то… неуютно опускать в эту воду свою сурверскую задницу. Ладно у меня выбора нет. А вот проверяющие ограничатся игрой с фонариками и задумчивым бормотанием…

Пока я размышлял об этом, Криппи уже успел спуститься и почти по колено оказался в жидкой грязи.

— Что там? — хрипло поинтересовался Нурлан.

Правильно поняв вопрос, Криппи повернул голову в сторону тоннеля, чуть постоял, разглядывая, и наконец доложил:

— Чисто считай, шеф! Это вот вокруг вычерпать — и можно домой! — как Криппи не пыжился, но его голос ощутимо дрогнул.

Да… там темно. И страшно. А луч фонаря помогает мало.

— Начинаем — скомандовал помощник бригадира и остался на краю колодца. Он глянул на меня так безгранично, что я, взглянув в его посеревшее от усталости лицо, сам запустил веревку в шкиф и опустил вниз ведро. Сам же я и