Война 1812 года в рублях, предательствах, скандалах - Евсей Гречена

Что касается Чичагова, то он потом написал императору подробное объяснение своих действий, многие генералы русской армии выступили в его защиту, и сам царь позже тепло принял Чичагова в Вильно, наградив его орденом Владимира I степени. Но выход Наполеона из окружения имел мощный общественный резонанс, и без виновного обойтись было нельзя.

И конечно же в очередной раз виновным стал кто угодно, но только М. И. Кутузов.

Через пару дней после ухода Наполеона Кутузов встретился с Чичаговым в Вильно.

Очевидцы рассказывают, что Кутузов тогда с подчеркнутой любезностью сказал:

– Поздравляю вас с одержанными победами над врагом.

На что Чичагов ответил:

– Честь и слава принадлежат вам одному, ваше сиятельство, ибо все, что ни делалось, исполнялось буквально во всей силе слова повелений ваших, следовательно, победа и все распоряжения есть ваше достояние.

Как видим, Павел Васильевич оказался не лишен склонности к «византийскому языку» и дал Кутузову понять, что выполнял прежде всего его распоряжения.

Надо сказать, что адмирал Чичагов обладал не только прямотой и принципиальностью, но и очень сильным характером. За это он даже во времена правления Павла I был на время заключен в Петропавловскую крепость, пребывание в которой чуть не закончилось для него трагически. Естественно, что с таким характером адмирал в 1812 году потребовал от Александра I восстановления справедливости.

Но, так и не дождавшись опровержения всех обвинений со стороны императора, он 1 (13) февраля 1813 года сдал командование армией генералу Барклаю де Толли, а затем, получив бессрочный отпуск, уехал за границу. С тех пор он более не возвращался в Россию. Последние годы своей жизни адмирал Чичагов, ставший британским подданным, провел преимущественно в Париже. Ослепший, не оцененный по заслугам, всеми забытый, он жил у своей дочери, графини Екатерины дю Бузе, и умер 20 августа (1 сентября) 1849 года в возрасте 82 лет.

Историк И. Н. Васильев:

«События 1917 года подвели черту под верноподданнической, но, как правило, фактологически выверенной исторической наукой. А когда грянула Великая Отечественная война 1941–1945 гг. и перед сталинским режимом остро встал вопрос о консолидации общества, как и для оправдания собственных ошибок, назрела необходимость возрождения „старорежимных“ имен и даже отчасти воинской символики. Тем более что аналогии здесь напрашивались сами собою.

Вскоре, как птица Феникс из пепла, вырос незыблемый образ мудрого полководца, „Спасителя Отечества“ М. И. Кутузова, чей дар и непоколебимость якобы спасли Россию (точно так же как его „потомок“, мудрый „Отец народов“ И. В. Сталин); на этих аналогиях писались диссертации, как грибы после дождя росло число пропагандистских книжек, а вскоре историки типа Л. Г. Бескровного, П. А. Жилина и им подобные и вовсе подмяли под себя военно-историческую науку.

Даже после крушения социалистической системы и ее идеологии, когда, кажется, сняты все препоны, начинает издаваться и переиздаваться все больше мемуарной и исторической литературы, но укоренившиеся традиционные представления и взгляды продолжают по-прежнему довлеть над сознанием, отождествляя образ Кутузова с победой над французской армией, в то время как П. В. Чичагов по-прежнему остается бессменной и удобной фигурой для всех политических режимов на протяжении без малого двухсот лет в качестве пугала».

Глава четырнадцатая Цена победы

Итак, в 1812 году была одержана победа над непобедимой доселе Великой армией Наполена. Это бесспорно, но, к сожалению, для отечественного менталитета не характерно отягощать себя вопросом о цене победы.

Тем не менее цена победы в 1812 году была очень высока.

Прежде всего, несмотря на то, что Кутузов особенно не утруждал себя интенсивностью военных действий, в период отступления французов он умудрился привести к границе России только 27 000 человек из 130 000 бывших в его армии в Тарутино.

Куда же делись все остальные?

Советский историк П. А. Жилин утверждает, что за период с 1805 по 1815 год «потери русской армии <…> составили 360 тыс. человек, в том числе в отечественной войне 1812 года – 111 тыс. человек».

Но на этот предмет есть и другие мнения.

Например, генерал М. И. Богданович проследил пополнения русских армий за время войны 1812 года по ведомостям Военно-ученого архива Главного штаба. На основании этого он подсчитал, что пополнения составили 134 тысячи человек. Исходя из численности 1-й и 2-й Западных армий к началу войны, он оценил общую убыль к декабрю 1812 года в 210 тысяч солдат и офицеров. Из них, по предположению М. И. Богдановича, в строй вернулось до 40 тысяч раненых и больных. При этом потери войск, действовавших на второстепенных направлениях, плюс потери ополчения составили примерно те же 40 тысяч человек. В результате, на основании этих подсчетов, М. И. Богданович оценил потери русских в войне 1812 года в 210 тысяч человек.

А вот историки Б. С. Абалихин и В. А. Дунаевский утверждают, что «потери русских войск составили около 300 тыс. человек, из них 175 тыс. – небоевые потери, главным образом от заболеваний».

Известный советский демограф Б. Ц. Урланис пишет:

«Такой авторитетный исследователь, как Бодар, устанавливает для России цифру в 200 тыс. убитыми <…> Фрелих определяет русские потери в 300 тыс. человек умерших, Ребуль – в 250 тыс., а немецкий историк войны 1812 года Байцке считал, что потери русской армии составили не менее 300 тыс. человек».

Сам Б. Ц. Урланис уверен, что эти оценки русских потерь в войне 1812 года преувеличены иностранными авторами.

Как бы то ни было, очевидно, что в 1812 году «от мороза страдали не только южане французы, итальянцы и австрийцы, но и сами русские. Была масса обмороженных и больных. Более того, русская армия также оказалась не готова к суровой зиме, и вот чего никогда не писали историки – поредела от болезней и боев пуще французской: в Тарутино армия Кутузова увеличилась до 97 000, но в Вильно вступили немногим более 27 000! От 15 000 донских казаков Платова до Немана дошли лишь 150 человек <…> Ужасные, чудовищные потери! Просто катастрофические!» [68]

Историк Н. А. Троицкий делает вывод:

«Как ни осторожничал светлейший, руководимая им победоносная русская армия, преследуя Наполеона, понесла потери немногим меньше, чем побежденная и чуть ли не „полностью истребленная“ французская армия. Документы свидетельствуют, что <…> Кутузов вышел из Тарутино во главе 120-тысячной армии (не считая ополчения), получил в пути как минимум 10-тысячное подкрепление, а привел к Неману 27,5 тыс. человек (потери не менее 120 тыс. человек) <…> Стендаль был близок к истине, заявив, что „русская армия прибыла в Вильно не в лучшем виде“, чем французская <…> Ослабевшая более чем на три четверти „в числе людей“, армия к тому же „потеряла вид“: она больше походила на крестьянское ополчение, чем на регулярное войско».

Б. Ц. Урланис также называет эту цифру: «с умершими от болезней общее число убитых и умерших в действующей армии за всю кампанию 1812 года составило около 120 тыс. человек».

Подчеркнем, что 120 000 человек – это только убитые и умершие в действующей русской армии. Число же больных и раненых, а также число погибших казаков, ополченцев и мирных жителей вообще не поддается исчислению.

В связи с этим тот же Б. Ц. Урланис пишет:

«Считаясь с тем, что значительное число погибших не было учтено (партизаны, погибшие в плену, от несчастных случаев и т. д.), примем летальные военные потери России в войнах с Наполеоном равными 450 тыс. человек».

Как видим, не особо спешивший воевать Кутузов не уберег ни своих людей, ни себя (он умер в апреле 1813 года). И на Западе вовсе не преувеличивают русские потери от зимы и болезней. Это ужасно, об этом никто никогда не писал в советские годы, но после ухода Наполеона из Москвы Кутузов потерял до 48 000 только больными людьми, разбросанными по разным госпиталям и крестьянским домам.

А сколько людей было покалечено, пропало без вести, замерзло…

Оказалось, что не только теплолюбивые французы плохо переносят тридцатиградусный мороз без соответствующего обмундирования и пищи, но и русские: занятый интригами, главнокомандующий совсем позабыл об обеспечении своей армии необходимым.

В конце ноября 1812 года гвардейский офицер А. В. Чичерин записал в своем дневнике:

«Сейчас меня очень тревожит тяжелое положение нашей армии: гвардия уже двенадцать дней, а вся армия целый месяц не получает хлеба. Тогда как дороги забиты обозами с провиантом, и мы захватываем у неприятеля склады, полные сухарями».

Участник войны Н. Н. Муравьев свидетельствует:

«Ноги мои болели ужасным образом, у сапог отваливались подошвы, одежда моя состояла из каких-то синих шаровар и мундирного сюртука, коего пуговицы были отпороты и пришиты к нижнему белью; жилета не было и все это прикрывалось солдатской шинелью с выгоревшими на биваке полами, подпоясался же я французскою широкою кирасирскою портупею, поднятою мною на дороге с палашом, которым я заменил мою французскую саблю…»