Воздушные рабочие войны. Часть 2 (СИ) - Лифановский Дмитрий

Тройка Иды села на пункте пополнения БК в районе небольшого села Розальевка. Отсюда до передовой не больше трех минут лета. А звено Стаина сразу пошло на боевую позицию. В управлении новый вертолет был немного пошустрей, чувствовался получше чем двойка, охотней откликался на движение ручки и педалей. Ну, так и легче он был, несмотря на бронирование и полный БК, почти на четыреста килограмм, а это очень много. Правда, немного снизилась дальность полета, но это не так уж существенно.

На подходе связался со своими разведчиками:

— Тихий, здесь Пчела один, как там у вас?

— Здесь Тихий, — сквозь шум помех слышались стрельба и взрывы, — нормально, — послышалось что-то похожее на нервный смешок, — прижали нас пулеметами. Вы где?

— Подходим. Как выйдем на огневые, обозначьте цели.

— Сделаем.

Буквально тут же впереди показалась линия соприкосновения и залегшая на ровной, как стол земле пехота, прижатая румынскими пулеметами. В этот раз, наученный горьким опытом, нахрапом лезть не стал, зависнув на предельно малой высоте позади первой линии советских траншей. И сразу же откуда-то с позиций залегшей пехоты в сторону румын полетели ракеты, обозначая огневые точки противника.

— Пчела, увидел? — послышался в шлемофоне срывающийся голос.

— Увидел, работаем, — сектора атаки между экипажами были распределены еще на земле, так что каждый знал, как действовать. Беспокоили только братья Поляковы, в отличие от Сашки с Байкаловым, парни в реальном бою еще не бывали. — Третий, твой сектор, — на всякий случай подстраховался Стаин. Но машина братьев уже взмыла вверх, пилоны окутались огнем и дымом и в сторону румын ушли ракеты, оставляя за собой серый след. НАРы еще не достигли цели, а вертолет братьев уже нырнул вбок и вниз, уходя от предполагаемой атаки ПВО.

— Есть попадание, — подтвердил с земли наводчик, обозначая ракетницей следующие цели. Настала очередь Сашки подпрыгивать вверх, потом Байкалов, Стаин, снова Поляковы. Не всегда удавалось подавить цель с первого раза, все-таки разброс ракет был довольно приличный, тогда подрабатывали пушкой. Землю застилало дымом, видимость была практически никакая, и если бы не наводчик с земли, эффективность огня была б нулевая. — Пчел, у нас тут ДЗОТ, сможете подавить?

Байкалов с Сашкой уже выпустили все ракеты, две штуки оставались только у братьев.

— Третий, работай.

— Ага, рррраааботаааем, — прорычал Виктор, виражом оправляя машину на атакующий курс. Еще два дымных следа от пусков и в небо взлетаю бревна вперемешку с землей. А пехота уже идет вперед, окрыленная воздушной поддержкой.

— Пчел, вас тут благодарят, — в наушниках раздался веселый голос разведки.

— Спасибо не булькает, — в шутку откликнулся Сашка. Пауза и ответ разведчика:

— Сказали, что их спасибо булькает. Через нас передадут.

— Не надо, одно дело делаем, — отказался Стаин, — все уходим, — дал он команду ведомым. — Лед, здесь Пчела. Забирайте технарей с их барахлом и домой. Вы тут не понадобитесь.

— Поняла, — в голосе Иды даже сквозь шум помех слышалось разочарование.

А Стаин был доволен. Хорошо повоевали. Без потерь, без приключений. Теперь для полного счастья осталось спокойно вернуться на аэродром.

— Сокол, слышно меня?

— Слышу, — отозвался Василий.

— Мы отработали, возвращаемся.

— Принял, — и этот пригорюнился. Все не навоюются никак! А Сашка вдруг подумал, что хорошо было бы, чтоб не было пушек и ракет на пилонах, а внизу вместо изрытой снарядами земли, зеленые-зеленые поля, и синее-синее небо вокруг. Это же так прекрасно, что есть зеленые поля, леса и степи и синее небо. Что вслед за зимой приходит весна, а следом лето. А еще осень. Такая же красивая как лето и весна. Хорошо, что этот мир не знает, что может быть вечная холодная черно-белая, как кинохроника зима. И как хочется, чтоб никто никогда об этом не узнал! Чтоб можно было вот так взять вертолет, посадить в него Настю, Ленку, Витьку с Ванькой, Нкифорова, Короткова с Зиной… Нет одного вертолета не хватит… И двух не хватит… Тогда просто поездом. Всем вместе, всем корпусом! Махнуть на море, которое вот оно, совсем рядышком, сколько раз он уже летал над ним и не счесть. И курортный Крым вот он, внизу. А там Феодосия. Дымится… А так хочется искупаться, завалиться на теплую гальку, впиться зубами в сочную прохладную мякоть арбуза, или пожевать ароматной соленой тараньки с ледяным пивком. Эх! Коротков, Коротков! Растравил ты душу своими довоенными рассказами! Да и Вася добавил. Он же учился тут неподалеку в Каче. И вроде пролетели их слова мимо ушей, ан нет! Запали в душу. Интересно, а какое оно море? Нет, то что мокрое и соленое это и так ясно. А вот какое оно? Говорят в нем медуз много. Жалятся наверное. Медузы же должны жалиться? Или это не такие медузы? За размышлениями Сашка не забывал внимательно вглядываться в небо, где выше и немного в стороне маячили, нарезая круги, чтоб выровнять скорость с тихоходными вертолетами самолеты прикрытия. Вот же! Всякая ерунда в голову лезет! По курсу показался знакомый ландшафт аэродрома. Вот и долетели, вот и славно. Всегда бы так!

Еще две недели шли испытания. Вертолеты получились отличные. Не без недоделок, но детские болезни есть у каждой новой машины. А вечерами в штабе, у Стаина в кабинете Михаил Леонтьевич засиживался допоздна с летчиками и технарями. Обсуждали, спорили, ругались. Тут же что-то считали и чертили. Сюда же после учебных полетов стали подходить девушки из полка Бершанской: Наташа Меклин, Женя Жигуленко, Нина Ульяненко, Рая Аронова, Женя Руднева, Руфина Гашева, Катя Рябова многие другие. Все они до войны учились в авиационных или технических ВУЗах страны и сейчас с радостным удовольствием применяли свои знания на практике. Да, знаний этих у них было не так уж много. Доучиться не позволила война. Но ведь она когда-нибудь закончится и придется вернуться в институтские аудитории, а то, что они получали здесь и сейчас от Миля, они не получили бы ни в одном ВУЗе. Просто потому что, там учили, а здесь творили. И Михаил Леонтьевич не отказывал в помощи и общении никому. Он терпеливо объяснял, почему при создании машин поступил так или иначе, как считал, какие решения принимал, на основании чего. И присутствующие затаив дыхание слушали его. Потому что ко всем своим талантам Миль оказался прекрасным педагогом. А вечером, когда все расходились, Михаил Леонтьевич, чуть не плача, с горькой яростью в глазах мечась по кабинету, высказывался Стаину:

— Это черт знает что, Саша! Я буду разговаривать с товарищем Берией, Сталиным! Это же ни в какие ворота! Вам всем учиться надо, а не воевать! Столько талантов! Нет! Я буду настаивать, слышишь! — он в сердцах хлопнул ладонью по столу, — Чтобы их немедленно вернули в институты. Воевать найдется кому! У меня инженеров не хватает. Мы с Николаем Ильичом и Иваном Павловичем[iii] по все стране кадры выискиваем, а они вот они, тут! Готовые! Подучить чуть-чуть и на заводы!

Сашка с сочувствующей улыбкой смотрел на раздухарившегося конструктора:

— Не вернуться они в институты, Михаил Леонтьевич, — попытался он успокоить Миля, — только после войны. Да и не вернет их никто. Ни товарищ Берия, ни товарищ Сталин. Да и я не отдам. Насмерть встану, а не отдам, — Сашка покачал головой, на возмущенный взгляд Миля, не ожидавшего такого предательства от, как ему казалось соратника, — Кто летать будет, Михаил Леонтьевич? На ваших машинах, прошу заметить. У них у всех больше ста боевых вылетов на каждую. Вы вон сколько тут насчитали и начертили, — Сашка кивнул на заваленный бумагами стол. Все потому, что на ваших машинах умные летчики летали. Так давайте работать вместе. Мы будем делать свое дело, а вы свое, — Стаин улыбнулся, пытаясь сгладить резкость слов. Миль встал, набрав воздух, чтоб продолжить ругаться, но друг из него словно выпустили воздух и он устало опустился на стоящий рядом стул:

— Да понимаю я все, Саша. Только и ты пойми, обидно! — он посмотрел на Стаина тяжелым взглядом, — Ведь лучшие тут! Кто останется? Интриганы ташкентские?