Воронье - Джордж Грин

Клио попыталась уснуть, но он снова разбудил ее. На этот раз у него был хриплый злой голос:

— Включайся, Клио. Мы должны спешить. Время уже близко.

Она напряглась изо всех сил, но так не смогла вспомнить пароль. Наконец, когда перестала его вспоминать, он сам пришел к ней: «Брюссель». Она стала вспоминать его букву за буквой: брукселла, но это не сработало.

— Что за брукселла? — спросил он.

— Мой щенок. У меня был брюссельский грифон. Но он умер.

— Брюссель? — сказал Ромео. Он ввел пароль, и появилась страница ее дневника. — Так, — сказал Ромео, — напиши что-нибудь.

— Я не могу.

— Тогда я напишу. Просто продиктуй мне. Как ты сейчас себя чувствуешь?

— Словно плыву над Виком.

Она написал это.

— Болело? — спросил он.

— Ага.

— Сильно?

— Хуже быть не может.

Он записал и это.

— А как ты сейчас себя чувствуешь?

«Сейчас вроде лучше», — хотела сказать Клио.

Но уснула прежде, чем успела произнести хоть слово.

Когда она проснулась, Ромео продолжал писать в ее дневнике.

— Я рассказываю о твоей боли, — произнес он.

По щекам его текли слезы. Он был самым странным человеком из всех, кого она встречала. И самым добрым. Добрым, мудрым и со старой душой.

Она снова уснула, и он потряс ее.

— Клио. Просыпайся. Ты должна прийти в себя.

— Зачем?

— Все хуже, чем ты думаешь.

— Этого не может быть, — сказала Клио. — Не может быть хуже, чем я думаю.

— Всем надо, — сказал он, — чтобы ты умерла.

Клио знала, что это грустная новость, но не могла понять почему. Она была словно в тумане.

— Твоей смерти особенно хочет Тара, — сказал он. — Она нужна ей. И мы должны это сделать.

Клио смотрела на него, ничего не понимая.

— И Шон, — сказал он. Его голос был полон слез. — Твой любовник? Ему тоже нужно, чтобы ты умерла. О господи, Клио. Ты нужна ему, чтобы показать им — есть цена, за которую они все сделают. И это ты; ты — эта цена. Тут нет твоей ошибки, но такая уж тебе выпала доля. Давай займемся этим. Действовать будем быстро, чтобы скорее миновать все это. Хорошо?

Понедельник

ТАРА проснулась, когда Шон стал трясти ее. Все еще было темно. Он велел ей подготовиться — они отправляются в «семейную экспедицию». Больше он ничего не сообщил. Он уже разбудил маму, папу и Джейса и теперь собрал всю семью в «либерти». Цель поездки он держал в секрете. Трев собрал несколько мотоциклистов, чтобы их сопровождал конвой, который отсечет «шакалов пера», но те даже не появились. Когда Тара выехала на Ориол-стрит, улица была тиха и пустынна. Следуя указаниям Шона, она поехала на север. В течение нескольких миль «либерти» был единственной машиной на дороге — было ясно, что их никто не преследует. Так что Шон взмахом руки отослал мотоциклистов. Сбросив скорость, они развернулись.

Тара никогда в жизни не чувствовала себя такой усталой.

Шон руководил ею, сверяясь со страницей указаний: прибавить скорость на I-95, проехать три мили и пересечь 99-ю к Купер-Роуд. Что она и сделала. С первыми лучами рассвета они оставили позади застройки и мини-мелл, и теперь смотреть было не на что. Лишь несколько трейлеров, тихие, как гробницы. Заросли сосняка и пастбища. Тара посмотрела в зеркало заднего вида: мама, положив голову Джейса на колени, крепко спала, но Тара видела, как поблескивают глаза отца — он всегда был начеку.

Она проехала милю, и Шон сказал ей: «Возьми влево». Она повернула на Грин-Свамп-Роуд. Ее злило, что Шон не говорит, куда они едут. Сначала она думала, что, может быть, их ждет какой-то сюрприз в виде неожиданного пикника. Или они снова едут таскать рыбу неводом? Или на этот раз таскать крабов или, может, ловить морского окуня? Но Шон ничего не говорил, и невозмутимость его лица беспокоила ее до глубины души. Он играл с ней в какую-то игру. Его веселило, что он держал ее в неведении, и это была гребаная жестокость. Ей пришлось напрягаться, чтобы гнев не вырвался наружу; предполагалось, что она испугана. Но похоже, этим утром все ее страхи претворились в ярость. Подчиняться этому ублюдку, день за днем зависеть от его капризов — нет, это было чересчур.

Тем не менее ты нуждалась в его благоволении. Ты должна быть стойкой. Держаться на той дистанции, что ты можешь себе позволить, избегать неприятностей и не давать ему заметить, в каком ты гневе.

В центре этих пустынных мест Грин-Свамп вывела к Т-образному перекрестку. Шон громко скомандовал:

— Возьми налево на Батлер-Роуд. Затем проезжай полмили до Хонейголл-Роуд. Сверни налево. И еще триста ярдов до сельской дороги направо. — Голос у него был спокойный и равнодушный, словно его спутники были какими-то бесплотными существами.

«Ты трусливый проныра».

Наконец они свернули на ухабистую дорогу, которая вилась меж сосен и карликовых пальм. Ветки дубов скребли по крыше. Лес подступал все ближе и темнел. Банановый паук упал на боковое стекло водителя и настороженно застыл, большой, как рука. Резкий поворот, еще двадцать ухабистых ярдов — и внезапно они выехали на поляну, с обрывистого края которой открывался вид на болотистый берег ручья. Тут уже была какая-то машина. Машина Клио. Какая-то женщина стояла, прислонясь к переднему бамперу. Но она была закутана в шаль и низко опустила голову, так что лица ее рассмотреть было нельзя и оставалось лишь молиться, чтобы это оказалась какая-то старуха, а не Клио.

Но когда она подняла голову, оказалось, что это Клио. Она стояла в растерянности и ежилась от холода, хотя день обещал быть жарким и душным. «Ради бога, — подумала Тара. — Ради бога, только бы не Ромео привез ее. Молю тебя — только бы она не оказалась в руках Ромео».

— Выключи двигатель, — распорядился Шон.

Тара подчинилась. Наступила тишина.

И тут появился Ромео. Откуда-то возник и тоже прислонился к бамперу, рядом с Клио. Взял ее за руку.

Пожалуйста, взмолилась Тара, пусть ничего этого не произойдет.

Отец из-за спины спросил:

— А что она здесь делает? Зачем вы привезли Клио?

Ромео крикнул на них:

— Всем прочь! Не говорить и не терять времени. Просто всем вылезти из машины.

Они все выбрались из «либерти». Клио закричала: «Тара!» — и распахнула руки для объятия.

Но Ромео сказал:

— Нет, ты не можешь подойти. Оставайся на месте.

Так что Тара осталась стоять у «либерти», а Клио, сотрясаемая дрожью, прислонилась к своей машине.

— Почему она здесь, Шон? — спросил отец. — Что ты делаешь?

Шон только опустил голову. Но Ромео сказал:

— Это цена. Понятно? И цена была определена. Вы знали цену. И решили пренебречь ею.

Голос его был мрачен, и слова он произносил по слогам, словно цитировал их по памяти. В этом было что-то пугающее, и отец спросил его:

— Что все это значит? О чем ты говоришь?

Ромео развернул лист бумаги. «Дорогая, я хочу все рассказать ФБР».

Отец издал хриплый горловой стон.

Ромео читал как школьник, подчеркивая каждое слово, выделяя артикли, он тянул «а» и подчеркнуто ставил точку в конце каждого предложения:

— «Я все думал и думал. Я подумал, что не могу доверять этому офицеру Баррису. Я знаю, что правильно поступил, соврав ему, но ФБР не обманешь. Они отследят звонки, которые делал Шон. У них в сотовых телефонах есть GPS, так что они легко найдут Ромео и схватят его. И Шона тоже. Они легко прикончат их».

— Простите, — сказал отец. — Я не должен был писать этого.

Ромео поднял глаза от бумаги.

— Это было так глупо, — сказал отец. — Прошу прощения. О господи, как мне жаль, Шон. Но я ничего не сделал. Клянусь тебе…

— Просто слушай, — сказал Ромео и снова стал читать: — «Пап, я знаю, как ты ненавидишь его. Я ненавижу его еще больше. Когда он открывает рот, меня тошнит. Он думает, что какой-то пророк, но люди любят его только из-за денег, а он трус. Но едва он получит деньги, постарается удрать, и вот тогда-то мы и позвоним в ФБР. Далеко он не уйдет!»

Тара понимала, что сейчас она должна начать каяться. Опуститься в грязь и молить. Но мышцы ее челюсти свело от ярости. И теперь, когда ей больше всего надо было бы уступить и сдаться, она не могла этого сделать. Она просто смотрела на отца, как он молил: «Это не Тара сделала ошибку. Ошибка моя, и я не знал, что делаю… но, Шон! Пожалуйста…»

— Я не могу помочь тебе, Митч. Я предупреждал тебя, но ты не послушал. И теперь черед Ромео.

Отец повернулся к Ромео:

— О господи, послушай, мне очень жаль, я больше никогда не буду…

— Это цена, — сказал Ромео. И повторил то, что говорил раньше. Он стоял, декламируя: — И цена была определена. Вы знали цену. И решили пренебречь ею.

Дальше наступило молчание. Ромео помедлил, затем вытащил из кармана маленькую бутылочку янтарного цвета. Он заставил Клио протянуть руку и высыпал ей на ладонь дюжину пилюль. Затем дал ей полпинты джина и сказал: