На Большом Каретном - Фридрих Незнанский

– Что, придется объявлять в федеральный розыск?

– Дай-то Бог, чтобы обошлось федеральным розыском. Может случиться и такое, что спустя какое-то время мы обнаружим еще один труп, если, конечно, у этого чистильщика не сработает чувство самосохранения и он не доложит обо всем своему начальству. Вот так-то вот.

Яковлев выразительно посмотрел на своего зама, и в его кабинете снова зависла тишина, которую нарушила на этот раз Ирина Генриховна:

– А если нам не задерживать Дашкова, а просто найти способ, чтобы потолковать с ним с глазу на глаз?

– Не поймет, – предположил кто-то из оперов.

– Значит, надо так потолковать, чтобы понял! – довольно жестко произнес Яковлев и хлопнул ладонью по столу. – Все, товарищи офицеры! На этом и остановимся.

И уже обратился к Бойцову:

– У вас есть что добавить?

– Только то, что ваше предположение оказалось верным. При первоначальном осмотре трупа Толчева на его затылке был зафиксирован след от удара чем-то тяжелым, однако следователь, видимо, настоял на том, что эта рана не имеет ничего общего со смертью Толчева, и окончательное заключение медиков уже пошло без этого «нюанса».

Глава двадцатая

Впечатление было такое, будто Игорь Дашков ждал этого задержания. По крайней мере, в тот момент, когда встретивший его на пороге редакции Голованов пригласил «поговорить» в свои «Жигули», на заднем сиденье которых сидел не бородатый Макс, а неизвестный Дашкову молодой мужик в весьма приличной куртке-ветровке, надетой поверх серой и тоже недешевой водолазки, он даже не удивился этому и только угрюмо кивнул, когда Голованов представил плечистого франта:

– Полковник Бойцов.

Кивнув Дашкову на переднее пассажирское сиденье, Голованов дождался, когда он умостится, сел сам и, прикрыв за собой дверцу, положил руки на руль.

– Что, Игорь, удивлен, что со мной самолично начальник убойного отдела МУРа?

Дашков молчал, видимо соображая, как вести себя дальше, и Голованову ничего более не оставалось, как самому же и ответить за него:

– Впрочем, я, вероятно, ошибаюсь. Вижу, что не удивлен, а это значит, что и разговор наш с тобой склеится.

– Я не понимаю, о чем вы говорите.

Дашков все еще надеялся на что-то. Видимо, на то, что и он может ошибаться в своих предчувствиях. Недаром же говорят, что у страха глаза велики.

– Брось, Дашков, – подал голос Бойцов, – все-то ты отлично понимаешь и только время зря тянешь. И могу тебя заверить, что оно сейчас играет не на тебя. А то, что мы решили потолковать с тобой в этой карете, а не в моем кабинете на Петровке, так можешь считать это подарком МУРа тебе, говнюку.

– Я не понимаю! – взвился Дашков.

– Извини, вырвалось.

– И все-таки я...

В мозгах Дашкова, видимо, уже закрутилась какая-то карусель, толчок которой дал страх изобличения, и Бойцов вынужден был положить ему на плечо свою тяжелую ладонь.

– Я же сказал тебе: извини за говнюка, но теперь слушай меня внимательно, потому что повторяться не буду, и если не врубишь свои мозги, то наш с тобой разговор действительно продлится на Петровке. Но заметь, не в моем кабинете, а в камере следственного изолятора.

– Но за что?! – крутанулся к нему Дашков.

– Сейчас объясню, – пообещал Бойцов, протягивая ему через плечо сначала посмертные снимки Марии и Юрия Толчевых, затем фотографию распростертого на кафельном полу подъезда Бешметова и, наконец, три посмертных снимка Германа Тупицына, сделанных в серпуховском морге.

И по тому, как дрогнули лицевые мышцы Дашкова, можно было понять, что ему уже не надо долго и нудно втолковывать, чьих рук эта работа.

– Ты Германа знал? – спросил Бойцов, наблюдая, как меняется цвет лица сидевшего вполоборота к нему Дашкова, который словно прикипел глазами к фотографиям.

– Кто... кто это? – выдавил из себя Дашков, и было видно, как дрогнули его руки.

– Значит, знал, – негромко произнес Бойцов и так же негромко добавил: – И это облегчает твое положение. По крайней мере, хоть этот труп не будет на тебе висеть.

– Я... я не понимаю...

Однако Бойцов будто не слышал его нытья.

– А что касается твоего вопроса, так это тот самый самец, правда, бывший уже самец, фотографию которого ты и держишь сейчас в руках. Врубаешься, надеюсь? В таком случае объясняю: это тот самый любовник Марии Толчевой, который был свидетелем двойного убийства в доме на Большом Каретном.

Бойцов сделал мхатовскую паузу и уперся немигающим взглядом в лицо Дашкова, ставшее белым как мел.

– Так вот, я заканчиваю ответ на твой вопрос. Да, это Герман Тупицын. И когда Чикуров осознал, что не сможет спать спокойно до тех пор, пока не уберет этого свидетеля...

Он замолчал, потому что на Дашкова уже невозможно было смотреть. На его лице словно застыла искаженная маска страха, и только дрожали побелевшие губы. Он пытался что-то сказать и не мог.

– Ну же! – подтолкнул его Голованов.

Губы Дашкова разжались.

– Вы... вы уже знаете, кто... кто все это?..

– А иначе я и не сидел бы с тобой здесь, – пробурчал Бойцов, забирая из рук Дашкова фотографии. – Чикуров Леонид Александрович. Начальник службы безопасности коммерческой фирмы «Клондайк». Достаточно, надеюсь?

Он снова сделал паузу, позволяя Дашкову собраться с мыслями, и довольно жестко произнес:

– А теперь, Игорь, перейдем к главному. Надеюсь, ты позволишь вот так, по-простому, тебя называть?

Если до этого момента в глазах Дашкова отражался только страх, то теперь они уже были наполнены невыносимой болью затравленного зверя.

– Да, конечно... О чем вы?

– Игорь, на данный момент ты являешься всего лишь свидетелем по делу Чикурова, и поэтому, собственно говоря, мы и решили потолковать с тобой начистоту. Теперь же слушай меня более чем внимательно, потому что я открываю свои карты.

И вновь лицо Дашкова дернулось нервным тиком.

Чувствовалось, что он пытается совладать с собой, может быть, даже взять себя в руки, и не в силах.

– Так вот. В настоящее время Чикуров, которому так и не удалось пока что изъять из архива Толчева его последнюю съемку, так как она до последнего момента хранилась в доме Алевтины Толчевой, готов пойти буквально на все, даже на самые крайние меры, чтобы только эти материалы не увидели свет.

– Крайние меры... это...

– Да, – подтвердил его догадку Бойцов, – это убийство! Убийство Алевтины Толчевой! И если это случится, то ты уже пойдешь не как свидетель, каковым являешься в настоящее время, а как прямой соучастник этого убийства.

Бойцов словно гвозди заколачивал в доски.

– Но и это еще не все. Я думаю, он вряд ли остановится на одном только убийстве Алевтины Толчевой, даже если все материалы окажутся в его руках. Надеюсь, догадываешься почему? Парень-то ты вроде бы умный. Да потому, – все так же продолжая вбивать гвозди в доски, сказал Бойцов, – что остается в живых свидетель всех его преступлений! И этот свидетель...

– Этого не может быть, – почти выдавил из себя Дашков.

– А вот тут ты ошибаешься, – подал голос Голованов. – Я хорошо знаю Чикурова и могу заверить тебя, что этот человек ни перед чем не остановится.

Воцарилось долгoe, очень долгое молчание, и наконец Дашков «прорезался»:

– Чего вы от меня хотите?

– Ты что, все еще ничего не понял? – громыхнул Бойцов. – Или же дурочку нецелованную продолжаешь из себя корчить? Правды! Но главное, как могло случиться, что Чикуров втянул тебя в этот переплет?

Видимо думая о чем-то своем, Дашков тупо уставился остановившимся взглядом в лобовое стекло, потом вдруг словно спохватился и произнес глухим, осипшим голосом:

– Он запугал меня.

– Чем?

– Сказал, что для начала лишит нас нашего сына, потом поиздевается над женой, а потом уже примется и за меня, если я не помогу ему в деле с Толчевым.

– И ты?..

Дашков только плечами пожал.

– Чикуров говорил, что это за дело такое?

– Да, – вздохнул Дашков, – говорил. И даже предложил мне переговорить с Толчевым о выгодной, по его разумению, сделке.

– Что за сделка такая?

– Он оплачивает нам с Толчевым тройной гонорар, а мы возвращаем ему всю съемку и те материалы, которые накопали по ходу работы.

– И что Толчев? – спросил Голованов, хотя и без того было ясно, чем закончилось это предложение фирмачей.

– Отказался, естественно, – как о чем-то само собой разумеющемся сказал Дашков и тут же добавил: – Просто надо было знать Юрку.

– И что тогда?

Дашков угрюмо молчал.

– Ну? – напомнил о себе Бойцов.

– Вот тогда-то он и пригрозил мне сыном.

– Та-ак, а теперь все по порядку.

– Он спросил у меня, где Толчев может держать свою съемку, и, когда я сказал, что, вероятней всего, в своей мастерской на Большом Каретном, где он живет со своей новой женой, он тут же стал расспрашивать меня о Машке, с которой меня в свое время познакомил Юра, после чего и потребовал от меня, чтобы я познакомил его с ней.