Улугбек - Глеб Голубев

Правда, теперь нам довольно трудно проверить их точность — ведь отсчет географической долготы ведется от какого-то определенного меридиана, который принимают за нулевой: «от Гринвича» или «от Пулкова». Арабские географы тех времен вели отсчет долготы от каких-то островов «ал-Джаза ир ал-Халидат». В переводе это означает «Острова блаженных», или «Вечные острова».

Но где они находились, мы точно не знаем. Вероятно, это Канарские острова, хотя древние географы путаются в их описании: один говорит, что до них от берегов Африки около двухсот фарсангов (более 1 100 километров), другой утверждает, будто острова в ясную погоду можно увидеть с материка простым глазом.

Тут мне хочется сделать небольшое отступление и рассказать об одном интереснейшем открытии последних лет, которое, казалось бы, не имеет прямого отношения к Улугбеку. Недавно азербайджанский ученый Мамедбейли выдвинул гипотезу о совершенно ином положении начального, «нулевого», меридиана, от которого вели отсчет географической широты мусульманские картографы. Изучив координаты многих городов, приведенные в таблицах Насираддина-Туси, он пришел к выводу, что этот начальный меридиан проходил по... восточному берегу Бразилии, далеко выступающему в океан. Неужели арабские географы в те времена уже знали о существовании Америки?!

Это не покажется невероятным, если сравнить две весьма примечательные даты, на которые обратил внимание Мамедбейли. Таблицы Туси датированы 1271 годом. А за год до этого, как сообщается в одной арабской рукописи, от берегов Африки отправилась на запад большая экспедиция. В нее якобы входило до двух тысяч кораблей! Может быть, эта грандиозная флотилия и достигла берегов Нового Света задолго до Колумба?

Мы пока можем только гадать об этом. Ученые продолжают поиски в архивах и заново перечитывают старинные летописи. А мы, возвращаясь к трудам Улугбека, не можем не задуматься о том, что и в них нас еще, возможно, подстерегают любопытные открытия, о которых никто пока и не подозревает.

История эта показывает также, как нелегко нам проверить точность географических наблюдений и расчетов великого астронома, раз мы до сих пор даже не знаем твердо, какой системой координат он пользовался.

Зато с гораздо большей точностью определил Улугбек то, что он сам мог наблюдать с башни своей величественной обсерватории, — положение звезд на небе.

Тут Улугбек верил только собственным наблюдениям и расчетам. В тринадцатой главе, говоря о «принятом учеными с готовностью» астрономическом трактате своего предшественника Абдурахмана Суфи, он делает характерную оговорку:

«Прежде чем установить с помощью собственных наблюдений положение этих звезд, мы расположили их согласно этому трактату по сфере, и мы нашли, что большинство из них расположено иначе, чем это следует при обозрении неба. Это заставило нас наблюдать самих».

И далее Улугбек обстоятельно разъясняет, какими способами он и его помощники определяли угловые расстояния между небесными телами, величину часового угла и прямого восхождения по высоте данной звезды и т. д.

Специальный, третий, раздел отведен вопросам теории движения планет. Запутанные и на первый взгляд весьма странные блуждания Марса, Венеры и других планет по небесному своду с глубокой древности привлекали внимание астрономов. Почему все видимые звезды за ночь описывают на небе правильную дугу, появляясь на востоке и скрываясь на западе, а пять небесных светил ведут себя совсем по-другому? Они почему-то движутся лишь вдоль пояса зодиака, как и Солнце днем. И путь их в небе получается неправильный, изломанный: сначала Марс или Венера движутся в одну сторону — с запада на восток, потом останавливаются и вдруг направляются обратно на запад, и так несколько раз за ночь. За это древние греки и назвали их планетами, что означает «странницы».

Именно таинственное поведение «блуждающих звезд» и давало благодатный простор для всякого рода астрологических измышлений.

Законы движения планет долго оставались загадочными для ученых. Клавдий Птолемей даже сказал в запальчивости:

— Легче самому двигать планеты, чем объяснить их движение...

Между тем разгадка была весьма проста. Она заключалась в ложности самой геоцентрической теории мироздания, которую проповедовал и отстаивал Птолемей. Ученые тех времен ошибочно принимали видимое движение планет за истинное.

Птолемей не мог объяснить движения планет. Тогда он сам начал их двигать по небосводу самым запутанным и причудливым образом. В своем «Великом построении» ему пришлось изобретать весьма хитрые пути для непокорных планет. Он заставил их двигаться по особым кругам — эпициклам. А центры эпициклов, в свою очередь, якобы равномерно скользили по другим окружностям — дифферентам. При этом получалось, что каждая планета руководствуется своими, только для нее одной обязательными за-конами. Когда его упрекали за сложность и запутанность этих планетных механизмов, Птолемей отвечал:

— Пусть не возражают против этих гипотез, что их трудно усвоить из-за множества способов, которыми мы пользуемся, ибо какое сравнение можно сделать между земным и небесным и какими примерами можно было бы отобразить вещи столь различные?

Улугбек принимал геоцентрическую систему мира, предложенную Птолемеем, — пройдет еще полвека, пока родится гениальный Коперник. Хотя есть данные, которые заставляют предполагать, что и Улугбек задумывался над этим главным вопросом. Не случайно же один из его учеников и комментаторов, самаркандский астроном Мерием Челеби, начавший заниматься в обсерватории на горе Кухак еще подростком, обронил в одном из своих научных трактатов такую фразу:

«Точкой, наиболее удобной для того, чтобы можно было относить к ней сложное движение, является не Земля, как центр мира; однако обычно его относят именно к этому центру...»

Сказано, конечно, весьма осторожно, но вовсе не двусмысленно. Более открыто и определенно нападать на геоцентрическую теорию мироздания, освященную церковью, было затруднительно в те мрачные годы безудержного разгула реакции и всесильного господства зловещего Хаджи Ахрара, которое последовало после гибели Улугбека.

В своих расчетах Улугбек основывался все-таки на теориях Птолемея, и это заставило его проделать громадную работу. Ведь если каждая планета движется по своим особым законам, то для каждой приходилось разработать и специальные расчетные формулы. Теперь они, конечно, представляют интерес чисто исторический. Но современникам Улугбека эти формулы, несомненно, весьма облегчали наблюдения за планетами. Да и для нас они вовсе не бесполезны, потому что напоминают о великом научном подвиге Улугбека, о его бессонных ночах и кропотли-вых математических расчетах, которые отнимали целые годы жизни.