Безумно горячий - Тара Янцзен

Глава 16

Пару минут спустя, когда ни один из них так и не сдвинулся с места, он начал гадать, а смогут ли они вообще когда-нибудь встать. Возможно, багажник Камаро, включая спойлер, сможет стать одним из его любимых мест отдыха. Он чувствовал себя совершенно истощенным.

– Тебя ранили, – голос Реган, прозвучавший в его ухе, был тихим и томным – едва слышным шепотом. Она осторожно провела пальцем по верху его плеча, отталкивая рубашку назад.

По шкале от одного до десяти, ранения занимали позицию «минус четыре» в списке того, о чем он хотел бы поговорить в данный момент.

Он перевесился через бок Камаро. Полоски света и тени, по-прежнему скользившие по кабине лифта, придавали происходящему сюрреалистический оттенок «черного кино». Как ни странно, именно так он чувствовал себя на железнодорожных путях после того, как поймал пулю. До того момента все дни шли в ярком цвете, даже самые паршивые, но к тому времени, как он, истекавший кровью и смертельно избитый, с коленом, распухшим до размеров с тыкву-канталупу, с плечом, горящим огнем от боли, выволок себя в переулок, все окрасилось в черное и белое, лишь грани отливали серым.

Нет. Он не хотел говорить об этом, окутанный дымкой секса. Момент был слишком хорош, чтобы омрачать его мерзкими воспоминаниями о последней страшной ошибке.

– Ммм, – прошептал он, намеренно отказываясь поддержать разговор. Он выскользнул из нее и зарылся лицом в ее волосы. Ему нравился запах ее шампуня, ее кожи.

Кстати о разговорах. Было кое-что, что он хотел бы обсудить: старика Хэнсона и то, что происходило между ней и ее мужем, потому что они вдвоем только что поставили своеобразный рекорд хорошо проведенного времени в горизонтальной позиции. В отличие от нее, он понимал, что это, вероятно, последняя вещь в мире, о которой ей бы хотелось сейчас говорить, так что оставил все вопросы при себе.

– Этот шрам совсем свежий, как и тот, что у тебя на щеке.

Окей, намек она не поняла. Ему придется ей кое-что рассказать.

– Что произошло? – спросила Реган, отказываясь принимать участие в замалчивании, которым он явно занялся. Она только что в третий раз занялась потрясающим сексом с мужчиной, и ей хотелось узнать о нем больше. Узнать все. Ей нужно было знать. Она не чувствовала себя девушкой на одну ночь, но, исходя из этого определения, если он бросит ее в отеле и она его больше не увидит, именно такой она и станет – но она все равно не променяла бы случившееся ни на что на свете. Что бы она ни отдала ему, взамен она получила куда больше.

При подъезде к Денверу он накинул джинсовую рубашку, но так и не потрудился ее застегнуть, и пока одна ее рука очень осторожно исследовала его плечо, вторая занималась чувственными исследованиями его груди. Он был стеной, состоящей из твердых мышц, покрытых мягкими темными волосками. Прикасаться к нему, скользить пальцами по его коже было райским наслаждением. Она прижала ладонь к его сердцу и, почувствовав медленный, четкий ритм, отдающийся эхом в ее руку, поняла, что он подарил ей нечто большее, чем чувственное удовольствие.

С тех пор, как погибли ее родители, ей тогда исполнилось двенадцать, она не часто чувствовала себя в безопасности. Она была в безопасности: Уилсон никогда бы не позволил случиться чему-то плохому. Но она очень редко ощущала чувство полной безопасности.

Она ощущала это с Куином, закутанная в кокон распахнутой рубашки и его теплого тела, окружающего ее. Это не имело никакого смысла, но инстинкты, родившиеся столько лет назад, не врали. Она и Куин, вместе они разрушили своего рода барьер, и то, что на самом деле было самой опасной ночью ее жизни, дало ей ощущение большей безопасности, чем что-либо другое. Она даже не знала, нравится ли он ей, а уж тем более любит ли она его, но была уверена, что без ума от него. Занимаясь любовью, они теряли всякий контроль, переходили все доступные грани, и она оказывалась там, где никогда не бывала раньше – в объятьях восторга, совершенного, яркого восторга – и это казалось таким правильным, таким безопасным, таким освобождающим. И, определенно, это и рядом не стояло с тем, что она делала со Скоттом.

Повисла длинная пауза, и, когда она уже решила, что так и не дождется ответа на свой вопрос, он поднял руку, чтобы погладить пальцем ее подбородок. Их положение на багажнике Камаро было весьма ненадежным, на месте их тела удерживал лишь спойлер, но двигаться она не собиралась. Ни за что, если оставалась хоть какая-то надежда, что он расскажет ей о произошедшем.

– Ты уверена, что хочешь знать? – спросил он, посмотрев на нее. В тусклом свете его глаза были невероятно зелеными, а ресницы – темнее и гуще, чем было позволено любому мужчине.

Она ответила кивком. Ей нужно было знать о нем больше, чем можно было прочитать в журналах «Пипл» или «Ньюсвик».

– Я попал в тиски в ту ночь, когда мы украли кости, – начал он. – Плохие парни были по обе стороны от меня, а я не смог вовремя убраться из эпицентра, ушел, но недалеко. Хокинс, Дилан и Скитер уже уехали на грузовике, а я должен был уйти вместе с ними, но вернулся, чтобы удостовериться, что мы очистили весь вагон. Глаз зацепился за что-то, за какой-то кусочек бумаги, может, то была накладная. Но шанса подойти поближе мне так и не представилось. Они уже ждали меня. Одного парня я убрал ножом, но перед этим он успел порезать мне лицо. Безумие. Ему не стоило так на меня наваливаться. Там было еще несколько, и мне просто повезло, что доставший меня, оказался паршивым стрелком.

Она тихо сглотнула, шокированная его рассказом, пытаясь не показывать своих чувств и не думать о том, что конкретно он имел в виду под «убрал ножом». Она спросила и получила ответ.

– Это шрам от огнестрельного ранения? – Она осторожно пробежала по ране пальцами. Она была совершенно пленена им, полностью. Может, она просто обманывала себя, и ничто, касающееся их вместе, не имело смысла. Может, она просто так отчаялась, что приняла воплощение своей самой прекрасной фантазии за нечто большее.

Но, Боже, кто бы мог представить, что она когда-нибудь будет на самом деле заниматься любовью с Куином Йонгером?

Три раза, ни больше, ни меньше. За одну ночь.

Точно не она. Никогда в жизни.

– Не сказал бы, что от «ранения», – разуверил он. – Просто немного задело верхушку, сорвало чуток мяса – ничего серьезного. Самое паршивое… – Он замолк, пожав плечами и улыбнувшись ей. – Самое паршивое, что Хокинсу пришлось прийти мне на помощь, а он мне этого никогда не забудет.

– Он по-прежнему так крут? – Ей нравилось быть вблизи от него, когда он говорил. Она чувствовала рокот голоса рукой, лежавшей на его груди.