Балет Большого. Искусство, покорившее мир - Евгений А. Тростин

Повесть о настоящей балерине

В 1975-м году случилась беда: на репетиции «Ивана Грозного» Максимова (она готовила партию Анастасии) получила серьёзную травму позвоночника. В тот день ей пришлось репетировать не со своим постоянным партнёром, а с Юрием Владимировым. И… при выходе из непривычной поддержки «выскочил позвоночник». Она добралась до дома, села в кресло, а встать уже не могла. Две недели полной неподвижности! «Володя метался, хотел чем-нибудь помочь, чтобы я не мучилась так, – а как тут поможешь?! От своего бессилия сам терзался ужасно», – читаем в мемуарах Максимовой. Все усилия лучших невропатологов СССР, а ещё – костоправов, экстрасенсов, специалистов по иглоукалыванию – ни к чему не привели. Васильев врывался в начальственные кабинеты, требуя права на лечение в «кремлёвской» больнице. Хлопотала за Максимову и Уланова. В «кремлёвке» – снова бесконечные консилиумы и вердикт: «Про свою профессию забудьте! Если вы отсюда выйдете хотя бы на костылях – и то будет чудо!». И вдруг, в тот самый момент, когда казалось, что испробовано уже всё, появился доктор Владимир Иванович Лучков, который пообещал поставить Максимову на ноги. Лучков заново учил её ходить. Ей помог высокий прабабушкин корсет из семейного сундука. Корсет постепенно ослабляли. Лучков сказал: «Твоя задача – создать «мышечный корсет», из своих собственных мышц. Если сделаешь такой – будешь танцевать, если не сделаешь – ничего не получится».

Чтобы реализовать эту программу доктора, Васильев разработал для Максимовой систему упражнений, и вскоре она вернулась к репетициям. Жизель пришлось заново готовить вместе с Улановой. Не раз в те дни друзья балерины вспоминали про «Повесть о настоящем человеке»: Максимовой, как тогда говорили, пришлось стать балетным Мересьевым…

Многие всё ещё не верили, что Максимова вернётся на сцену Большого, вернётся к сложным партиям. Но 10 марта 1976 года состоялось второе рождение балерины Максимовой – в «Жизели». Васильев был рядом, а в зале – Уланова и Лучков. На них лежала ответственность: что, если нашу Жизель сейчас «скрутит», «заклинит» на сложном движении?

Первый выход Максимовой публика Большого встретила оглушительными овациями, несколько минут не было слышно музыки. Всё закончилось слезами счастья. В тот вечер поздравляли друг друга не только друзья Максимовой и Васильева. Возвращение Максимовой было праздником для всех поклонников балета. Это запомнилось надолго: после спектакля незнакомые люди обнимали друг друга, радуясь за любимую балерину.

Спартак

На вопросы о любимой партии Владимир Васильев всегда отвечает так: мне легче назвать нелюбимые. Это Голубая Птица в «Спящей красавице» и юноша в «Шопениане». «Я их просто ненавидел – в них не было какого-то развития: ну что, ну, голубая птичка, ну порхает и порхает. Эти две роли меня просто абсолютно не цепляли». Все остальные роли одинаково любимы мастером. Особенно неожиданные, как Альберт: «Поначалу многие вообще не понимали, зачем мне нужно танцевать Альберта в «Жизели». А он оказался одним из последних спектаклей, которые мы с Екатериной Максимовой танцевали в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Мне уже исполнилось к тому времени пятьдесят лет. Именно этим балетом из классического репертуара я заканчивал свою карьеру». Да, ему дорог благородный Альберт, но всё-таки Спартак – особое слово в балетной судьбе Васильева. Подводя итоги ХХ столетия, ведущие специалисты мира признали Васильева «Танцовщиком ХХ века» – и самым веским аргументом для такого решения был «Спартак». Заглавная роль в великом балете, в котором мужчины, герои важнее балерин – это дорогого стоит.

На сцене Большого «Спартак» Арама Хачатуряна к тому времени ставили дважды. Обе постановки – Леонида Якобсона и Игоря Моисеева – вышли изысканными, но бессмертной классикой стал «Спартак» Григоровича. Григоровичу – вместе с Хачатуряном – удалось создать высочайший образец героики ХХ века, который стал Событием не только в истории балета, но и в истории культуры.

Кому быть Спартаком? Ни у Васильева, ни у его коллег не было сомнений: это роль для Мариса Лиепы. Он уже танцевал Спартака в постановке Якобсона и даже получил за эту роль медаль имени К.С.Станиславского – единственный из артистов балета… Но в разгар репетиций Григорович увидел в Лиепе Красса, и это озарение подарило нам выдающийся балет-противостояние.

Сегодня Владимир Васильев размышляет: «Мы все были уверены в том, что Марис – главный претендент на роль Спартака. После премьеры я предложил ему поменяться ролями. Я-то как раз хотел Красса. Ну какой я Спартак? Выйду, а рядом будут стоять ребята на голову выше меня… Кроме того, я не любил прямолинейных героев. Но в роли Спартака у Григоровича, как ни в одной другой, получилось развитие образа. Оказалось, что Спартаку необязательно быть скалой. Сила этого персонажа не только в его физике, но прежде всего в силе духа. Спартак в спектакле Григоровича – глубоко страдающий человек. Он вынужден быть твердым и жестким. И он идет против своей природы, идет до конца. Это человек долга, совести и ответственности за начатое дело». Васильев усиливает идеализм, мечтательность Спартака, никогда прежде эти важные человеческие качества не показывали в балете с такой силой.

Дуэль Спартака и Красса, Васильева и Лиепы стала нервом спектакля. Сцена не знала такого захватывающего противостояния двух выдающихся танцовщиков, каждый из которых в «Спартаке» познал свой звёздный час. Они мечтали хотя бы на один спектакль поменяться ролями – чтобы поведать друг другу нечто новое, недосказанное о Крассе и Спартаке. Эта затея не удалась, но она показывает уровень творческой взыскательности, царившей вокруг «Спартака».

Рядом со Спартаком была верная Фригия, которая олицетворяла в этом воинственном балете вечную женственность. Она с самого начала трагически чувствовала обречённость Спартака, которого оплакивала в финале – и Максимова сыграла страдание, верность, чистоту – всё то, что оттеняло эпический героизм Спартака.

У Васильева получился Спартак из античного искусства, под стать греческим и римским скульптурам, и в то же время это был русский Спартак, в котором проступали черты прежних героев Васильева – Ивана, Данилы… Танец Васильева в «Спартаке» был вихрем бесконечных линий, который покорял зрителя властно и неотразимо. За мощным танцем стояла утончённая драматургия, в которой осмыслена каждая деталь.

Илл.31: Гладиатор разрывает цепи

Васильев рассказывает: «Вся прелесть этой роли в том, что при всей могущественности Спартака, у него были слабости. Мне всегда нравились роли, в которых много полутонов, когда образ соткан из множеств «да» и «нет». До меня ведь много кто танцевал Спартаков – а я его старался подать с какой-то особенностью. Наверное, у