Магия - не для оборотней. Часть 1 - Андрей Анатольевич Федин

мере обрушилась на меня вечером, стоило только очутиться в своей комнате. И даже общение с Гором не могло её заполнить.

— А она неплохо обучила тебя, друг Вжик, — сказал Гор.

Я не стал спрашивать, о ком он говорит. Спросил:

— Чему?

— Скрывать свои эмоции. С того момента, как ты очнулся, выражение на твоем лице почти не меняется. Оно словно застыло. Ты кажешься спокойным, ко всему равнодушным. Но я вижу, как ты «приподнимаешь подбородок», стараешься «глубоко дышать» — всё, как говорила Двадцатая. Вот только она просила тебя изредка улыбаться, друг Вжик. Даже если тебе совсем не хочется. А ты не делал этого ни разу после той драки с челонами.

Я растянул губы в улыбке.

Гор подавился дымом сигареты. Прокашлялся.

— Нет, — сказал он. — Больше при мне так не делай. Улыбайся так Первому, чтобы тот не забывал, кто в нашем отряде самый страшный. Тебе нужно отрабатывать улыбку, друг Вжик — ту, которая нравилась Двадцатой. Чтобы не пугать людей лицом каменного истукана. Хотя… что тут нам осталось жить, друг Вжик? Улыбайся, как хочешь. Не решился попробовать травку? Нет? Ну как знаешь. Настаивать не буду. Не уверен, что даже мне одному хватит оставшихся запасов чиманы до следующего похода в горы.

* * *

Сжигать укрепления колдунов мне теперь нравилось. Не уверен, что делал это, только подчиняясь приказу, а не по собственному желанию. И запах сгоревшей полоти челонов больше не заставлял морщиться. Он говорил о том, что на одного врага стало меньше.

Похитив Двадцатую, колдуны стали моими врагами.

После нападения химер (так называла создания колдунов Двадцатая) на отряд, вар Брен опасался оставлять нас в горах без усиленной охраны из солдат. Теперь нас на горных тропах сопровождал отряд пехотинцев, вдвое превышавший наш числом.

Но меня челоны и челуки не пугали. Совсем. Я лишь опасался на них смотреть: боялся однажды увидеть у одного из них лицо Двадцатой.

В боевые походы я стал ходить с совсем иным настроением (в Валесские горы — отправляли нас теперь только туда). Сбился со счета, сколько укреплений на горных дорогах мы залили огнем. И сколько сожгли химер. Я не расстраивался, если мы задерживались в горах, пропускали обед. Жечь строения и создания колдунов я считал делом более важным, чем даже еда.

На карательные экспедиции нас больше не отправляли. Должно быть, поручали их первому отряду. А потом и второму, когда его бойцы под руководством Первого, Шестого и Тринадцатого «нашли огонь».

Нам с Гором обучать второй отряд не приказывали. Но мы провели несколько занятий с первым — объяснили тем правила одиночных поединков и «поделились опытом». Все остальное свободное время до темноты — тренировались.

Вар Брен распорядился, чтобы нас с Гором пускали на обе тренировочные площадки вне очереди, как только мы оправимся от прошлого поединка (залечим раны, зарядим карцы). Объяснил, почему. Именно на нас двоих командир возлагал главные надежды в предстоящей Битве Огней, до которой оставалось всё меньше времени.

Изредка мы проводили поединки и с другими бойцами нашего отряда. И убеждались в правоте вар Брена — те не могли оказать нам серьёзного сопротивления. Одолеть одного из нас у них вышло бы только при помощи удачи. Но откуда ей взяться у людей?

Я не знал, насколько сильны бойцы других кланов. Но был уверен в том, что если представитель Лизран и сможет победить в Битве, то это сделаю я или Гор. Других вариантов я не видел.

* * *

Я тренировался, совершал с отрядом боевые походы в горы. А вечером — либо дышал сигаретным дымом в компании Гора, либо уходил в пустующую комнату Двадцатой, где «танцевал» с ножами до тех пор, пока не валился с ног от усталости.

Так продолжалось до того дня, когда на утреннем построении вар Брен сообщил:

— Хм. Бойцы! Сегодня вы тренироваться не будете. Всё. Тренировки окончены. Отдыхайте. Это ваш последний день в лагере огоньков. Завтра на рассвете вы позавтракаете в неурочное время. И отправитесь в столицу, на Центральную Арену Селены. Вы все знаете, зачем. Чтобы доказать жителям Империи и всему миру, что клан Лизран тренирует самых лучших огоньков! Уверен, вы сумеете это сделать. Не подведите меня, бойцы!

— Да, командир вар Брен!!

* * *

После завтрака мы с Гором вернулись в свою комнату.

Стали вспоминать всё, что рассказывала нам о Битве Огней Двадцатая.

Битвы всегда начинались ровно в полдень. Об их начале сообщал глашатай. Это такой человек, который, при помощи артефакта очень громко говорил, сообщал зрителям информацию о боях и бойцах.

Потом по Центральной Арене Селены проводили всех участников предстоящих поединков (и огоньков, и обычных гладиаторов). Представляли каждого, называя разнообразные клички вместо имен. Объявляли, какой клан они представляют. Предлагали сделать ставки на понравившихся участников (Двадцатая долго нам втолковывала, что такое ставка, и зачем ее делают).

Откуда берутся клички огоньков, Двадцатая не говорила. Но мы с Гором предположили, что их придумывают командиры. Ну а кто ещё?

А нужны прозвища для того, чтобы не путать участников. Наверняка в отрядах всех четырех кланов, что будут соревноваться, есть и Семнадцатые, и Восемнадцатые. Потому и меняют имена перед схватками. На всяких Смельчаков и Неудержимых.

— Как думаешь, друг Вжик, — сказал Гор, — какую кличку придумают тебе?

— Не знаю, — сказал я. — Мне всё равно. А тебе не наплевать?

— Ну не скажи, друг Вжик. Только бы не Ушастый! Ненавижу это прозвище! За такую кличку я убью глашатая. Вот увидишь! Его можно. Он не из нашего клана.

Гор выпустил в окно струю дыма.

— Мне кажется, я заслуживаю громкого имени, — сказал он. — Огненный смерч. Или Шквал огня. Как тебе такие прозвища, друг Вжик?

— Я бы обозвал тебя Бородатым, — сказал я.

— Да ну тебя! Это потому что ты мне завидуешь, друг Вжик! У тебя-то борода совсем не растёт. Не дорос ты до того, чтобы выглядеть, как настоящий мужчина! Потому желаю тебе получить имя Безбородый! Или Голощёкий! Как тебе?

— Согласен. Даже эти прозвища лучше, чем Семнадцатый.

После представления участников, на Арене проходят первые бои. Но не между огоньками. И даже не между обычными бойцами. Команды гладиаторов «на потеху публике» (выражение Двадцатой) убивают зверей.

Я долго не мог понять, зачем это делают. Не ради добычи — чтобы порадовать толпу. И как люди могут радоваться, наблюдая за (бессмысленным!) убийством животных?