Мать четырех ветров - Коростышевская Татьяна

Ди Сааведра напоминал сейчас темпераментного бойцо­вого петуха. Недостаток роста он компенсировал таким неис­товством, что, останься во мне хоть немного теплых чувств к господарю, я могла бы начать волноваться.

— Шкатулку? Догадываюсь, — ответила Агнешка. — Ско­рее всего, в одну из привратных башен — так она осталась за границей владений воды.

— Ну, тогда я до утра свою шкатулку искать буду, этих ба­шен здесь как снега зимой.

— Разум задействуй! Слугам делать нечего — только бы подальше твое имущество оттаскивать! В самой ближней по­спрашивай, которая из окна видна.

Мужской разговор тем временем приближался к апогею. То есть к рукопашной.

— К тому же всем известно, что вы предпочитаете мальчи­ков.

— Также я предпочитаю, чтоб моих… гм… мальчиков не трогали руками посторонние. Я внятно выразился?

Агнешка отбросила с лица непослушные локоны.

— Будем разнимать!

— Каким образом?

Донья Брошкешевич подмигнула мне, затем картинно взглянула в окошко, ахнула и развернулась на каблучках. Вос­кликнула: «Вы только подумайте, какой кошмар!», сделала два неверных шага и упала в обморок. По «счастливой случай­ности» ее прекрасное бесчувственное тело оказалось точнехонько в объятиях алькальда. Дон ди Сааведра только крякнул под весом красавицы, но рук не опустил. Не петух — орел!

— Что она там такого страшного увидела? — недоумевали присутствующие.

— Наверное, мышь, — предположила я, борясь со сме­хом. — Летучую!

В дверях залы появился слуга.

— Донья дель Терра, вас ожидают!

— Пойдем! — Дракон властно схватил меня за руку и по­вел к выходу. Наши пальцы сплелись, и мне показалось, что под моей кожей беснуется целая орда крошечных искорок.

— Вверяю тебя заботам князя, дорогая, — съехидничал алькальд. — Все знают, что он абсолютно безопасен для мо­лодых благородных дам.

Влад не обернулся, лишь остановил взгляд на моих губах.

«Ничто так не врет, как молва», — подумала я, отчаянно краснея.

Дон Акватико сидел в кабинете за тем же самым столом, с тем же самым приветливо-лукавым выражением на длинно­носом костистом лице.

— А вот и наши супруги! Проходите, располагайтесь. К де­монам формальности, давайте просто подпишем вот здесь и здесь, а потом сразу отправимся в часовню. Мой личный смотритель Источника незамедлительно проведет обряд расторжения брака.

В отличие от моего последнего визита, теперь перед гран­дом воды на столешнице лежал всего один пергамент, запол­ненный чуть более чем наполовину. Не много же нам понадо­бится для полного и окончательного расторжения… Я осто­рожно вдохнула, борясь с тошнотой.

Дракон отпустил мою руку и предупредительно придви­нул стул; без опоры я сразу почувствовала себя осиротевшей, но послушно присела.

— Не будете ли так любезны подать мне перо, князь?

Я сильная, реветь не буду, пусть никто и не надеется.

— Не буду, — ответил Влад, оставаясь стоять. — Для нача­ла, сиятельный дон, нам бы хотелось остаться с супругой нае­дине. Некоторые наши семейные дела требуют незамедлите­льного обсуждения.

Заявление граничило с наглостью, но хозяин кабинета, наблюдавший за нами с азартом заядлого рыбака, неудоволь­ствия не выразил.

— Конечно, князь, как вам будет угодно. Как только за­кончите, отправьте за мной слугу.

На требовательный трезвон колокольчика явился лив­рейный господинчик, и дон Акватико покинул кабинет, по дороге отдавая приказания.

Мы с Драконом молчали. Я разглядывала, как тени рес­ниц трепещут на бледной коже острых скул. Он на меня не смотрел — его взгляд блуждал по комнате. В углу за плотной драпировкой угадывалась массивная рама какой-то картины. Видимо, во Владе взыграло любопытство. Художественная, так сказать, жилка. Или просто мой вид был для него насто­лько неприятен…

— Мне нужно многое объяснить, — несмело начала я.

— Не трудитесь.

Какой неживой у него голос. Сталь и лед, холод и смерть.

— В отличие от других ваших страстных поклонников, я обойдусь намеками.

— Как вам будет угодно.

— Мы будем говорить о делах, Лутеция. — Мой почти бывший супруг изящным движением отвернул манжету и извлек из рукава несколько тончайших листов бумаги. — Мне хотелось бы уточнить у вас некоторые цифры. И молю вас всеми известными богами говорить только правду, ника­ких уверток.

Агнешка мчалась по коридору, как подгоняемая попут­ным ветром каравелла. То есть не встречая препятствий и взяв сразу крейсерскую скорость. Именно сейчас, в эти мгно­вения в хозяйском кабинете, за массивными дубовыми две­рями, происходило много интересного, и ничего из этого «много» пропускать не хотелось. Агнешка была от природы не только любознательна, но и любопытна. И если любозна­тельность, стремление к новым знаниям, являлась чертой врожденной, то любопытство — следствием опыта, уверенно­сти в том, что выигрывает тот игрок, у которого есть более полная информация. Иногда княжна даже завидовала изб­ранникам ветра, которые благодаря своей стихии являлись непревзойденными шпионами, но приходилось жить с тем, что есть, и справляться со своими трудностями наилучшим образом.

Комическое представление с алькальдом прошло без суч­ка без задоринки. Даром что про любовные приключения усатого кабальеро ходили самые что ни есть завлекательные слухи, перед хитростью водяницы он оказался беззащитным, как новорожденный котенок. Агнешка все рассчитала фили­гранно. И расстояние, и время, и как ослабить шнуровку пла­тья ровно настолько, чтобы продемонстрировать заинтересо­ванному лицу ложбинку между грудей — таких молочно-бе­лых, таких экзотических для солнечной Элории. Как только Влад Дракон со своей спутницей покинули залу, к донье Брошкешевич чудесным образом вернулись чувства.

— О, благодарю вас, благороднейший дон, о-о-о… — про­шептала она, не забывая глубоко прерывисто дышать.

Зрачки светлых глаз алькальда пульсировали в такт ее дыханию. «Вот ведь бабник, пся крев!» — подумала Агнешка.

— Нет, благодарю, я найду дорогу сама. Да, простите, мне необходимо отдохнуть. Да, спасибо, не стоит…

Она выскользнула за дверь и опрометью бросилась в сто­рону кабинета. Поворот, другой… Никого по дороге не попа­далось. Коридоры были хорошо освещены — в потолочных люстрах пылали свечи. Дом Акватико в удобствах себе не от­казывал. Хотя, если собрать воедино все сведения, оговорки и недомолвки Лутеции, можно сделать вывод, что как раз об экономии им и следовало бы задуматься. Агнешка хмыкнула. Загадочной девушкой оказалась маленькая рутенская ведь­ма! Стоит вспомнить, какой отстраненной и грустной она была поначалу, только попав в университет, как жалась к мэтру Кляйнерманну, как старательно посещала лекции и пропадала в библиотеке. Они с товарками не раз и не два со­бирались подшутить над зубрилкой, но все попытки упира­лись в такую стену безразличия и равнодушия, что желание продолжать издевательства очень быстро покинуло старо­жилов. А потом… Отчуждение никуда не делось, но ветрени­ца быстро и незаметно приобрела уверенность и какой-то столичный лоск. Агнешка с завистью замечала новую одеж­ду, туфельки телячьей кожи, тончайшее кружево мантилий, драгоценные побрякушки, время от времени украшающие то длинную шею, то запястья, то ушки доньи Ягг. Эта новая Лу­теция не нравилась студенткам пуще прежней. Тем более что стала она захаживать к мэтрессе Бланке, той еще кокетке. Ра­зумеется, признанные красавицы Квадрилиума такое спус­тить не могли. И одна из них — избранница огня, донья Рена­та Риоскеро, решилась на открытую конфронтацию. Дуэли среди дам Кордобы не были чем-то из ряда вон выходящим, даже служили неким признаком аристократического свобо­домыслия, избранности, если можно так выразиться. Агнеш­ка прыснула, припомнив эту дуэль. Осторожная водяница тогда не была в гуще событий, но наблюдала за ними с нема­лым удовольствием. Это был день сразу после прошлогодне­го праздника Урожая. Прохладный осенний рассвет встре­тил дуэлянток на заднем дворе за хозяйственными построй­ками. Зрители, не только дамы, но и несколько десятков сту­дентов, расположились на балюстраде, возбужденно заключая пари, на какой минуте отважная донья Риоскеро загонит в угол рутенку. Сама донья прохаживалась по брус­чатке, помахивая шпагой и демонстрируя шелковое белье в разрезах удобной робы. Ее секундантка, донья Корселес, се­менила рядом, оказывая всяческую поддержку. Лутеция явилась минута в минуту, но почему-то вовсе не с той сторо­ны, откуда ожидалось. Появление второй дуэлянтки зрители встретили возбужденным гомоном. На ней была мужская одежда — узкие штаны, сапоги, колет, плотно облегающий грудь, шпага в ножнах на поясе. Длинная толстая коса под­прыгивала в такт шагам. Костюм выгодно подчеркивал все изгибы и выпуклости девичьего тела, и выглядела юная вет­реница так соблазнительно, что даже у Агнешки перехватило дыхание.