(не) мой соавтор (СИ) - Силаева Ольга

На секунду мне захотелось, чтобы письмо и правда написала я. Потому что если бы я сейчас призналась в том, что это я из мести и ревности написала письмо мужу Лены, если бы я показала Антону оригинал на своём ноутбуке, раскаялась и разрыдалась бы — у меня было бы куда больше шансов.

Но сейчас их просто не было. Как, если тебе не доверяют? Как, если тот, кого ты любишь, боится подставлять тебе спину?

Да никак. Вообще.

Мы оба были рассказчиками, Антон и я. Вот только в этот раз у нас не было одной истории на двоих.

И, наверное, мы её уже не напишем.

Я наклонила свой бокал, переливая немного вина из моего сосуда в его. Вишнёво-алая струя полилась, как шёлк, и мне вдруг очень захотелось, чтобы время остановилось. Замерло в этой секунде, когда беспощадная правда ещё не была сказана. Чтобы можно было сюда вернуться и переиграть. Может быть, я нашла бы какие-то слова. Может быть.

Но их не было.

Мы смотрели друг на друга. Долго-долго.

— Сама виновата, — констатировала я. — Раскапывала твоё интересное прошлое и дораскапывалась до вотума недоверия. Ну что, кто будет дописывать Трикстер, ты или я? У тебя лучше получится.

— Может быть. — Антон выпустил мои пальцы. — Но это слишком уж радикально, Рэйн.

Я невольно улыбнулась, отпивая из бокала.

— Предлагаешь поговорить об этом?

Антон секунду глядел на меня, подняв брови, и в эту секунду он был почти прежним Антоном.

Потом он покачал головой.

— При собранных вещах, опаздывая на самолёт… плохая идея. Знаю, что звучу, как в дешёвых мелодрамах, но предлагаю взять паузу. Неделя у нас точно есть; мы здорово опережаем график.

А потом мы будем отставать, подумала я. Отлынивать. Писать в час по чайной ложке либо не писать вовсе — лишь бы не общаться друг с другом.

— Хорошо, — безэмоционально произнесла я. — Неделя так неделя. Ты знаешь, где меня найти.

— И найду, — кивнул Антон. — Мы явно не договорили.

— Не текстом. Увижу письмо — сотру не глядя, — мрачно пообещала я. — Зажмурюсь и отправлю в архив на ощупь. И даже подсматривать не буду.

Маска невозмутимости дала трещину: Антон моргнул.

— А как тогда…

— Не знаю, — честно сказала я. — Но не так. Что мы вообще друг другу скажем, а? После всего? Будем молчать в телефонную трубку? Или ты целиком со мной, или нет, третьего не дано. И я не хочу однажды проснуться, чтобы увидеть твоё «нет» в моём почтовом ящике. Спасибо, я и так в курсе.

— Я… — Антон запнулся. Посмотрел на экран телефона и с усмешкой покачал головой. — Хотел сказать «дай мне время». Но, похоже, времени уже не осталось: ещё немного, и мы рискуем опоздать в аэропорт.

— Тогда поехали. — Я вздохнула. — Выйдет очень неловкий рейс, правда? Напряжённое молчание в соседних креслах, роковой вопрос: «рыба или курица?», яблочный сок, мстительно разлитый на джинсы при посадке.

— Не забудь вытащить из кармана мой паспорт перед паспортным контролем.

Мы обменялись понимающими улыбками.

А потом лицо Антона на миг исказилось, и я прекрасно поняла, о чём он сейчас подумал. Представил, как я с холодной мстительной улыбкой отправляю письмо мужу Лены, прекрасно понимая, что ломаю её жизнь.

Всё, обречённо подумала я. Кто бы это ни сделал, меня он подставил капитально.

Я бросила один-единственный взгляд на кисти Антона. Его рука в перчатке в моей руке. Но теперь моим пальцам больше не согреться, даже если надеть две пары варежек.

Я спрыгнула с табуретки. И вылила вино в раковину.

Глава 20

Март.

Вернувшись домой и наконец-то забрав от соседки соскучившегося кота, я очень быстро поняла, что у меня есть два выхода. Жалеть себя — или работать. Много, без перерыва, и с отчаянной надеждой, что если я выложусь в тексте, всё как-то наладится. Ну вдруг? Расцветают же ранней весной подснежники, а это не меньшее чудо, чем телепортация.

А не работать мне было нельзя. Потому что вне работы я начинала думать и тосковать, и ничего хорошего мне это не сулило.

Я думала об Антоне, поднимаясь на эскалаторе. Я думала о нём, спускаясь в метро. Музыку в плеере мне пришлось отключить вообще, потому что о нём, проклятье, напоминала каждая песня. Чёртовы новые полуботинки, купленные в Одессе, почти тут же треснули, и как было не подумать, что это самым банальным образом символизирует конец нашей близости и его доверию?

Той ночью я подключила к компьютеру флешку, которую Антон мне оставил, и до утра читала его старые рассказы. Словно долгий разговор, интересный и глубокий, дышащий откровенностью и настоящим чувством… вот только это тоже было иллюзией.

Один раз я даже увидела его во сне, и он обещал вернуться. Глупая надежда всё-таки не желала умирать, мрачно думала я в ванной, в очередной раз вытирая лицо от слёз. Чёртово подсознание отказывалось принимать, что всё кончено.

В общем, ностальгия перехлёстывала через меня какими-то уж совсем невозможными волнами. На миг мне даже захотелось оказаться в Одессе, снова гулять по набережной в одиночку и вспоминать, и я аж вздрогнула. Нет уж. Я сильнее этого. Я выдержу. Я вообще всё выдержу; нужно всего лишь жить дальше.

Но это было нелегко. Писать про Трикстер делалось всё сложнее: я не могла отрешиться от сюжета и не вставить свою личную драму. Она не имела к этой истории никакого отношения, аккуратно напоминала себе я; герои были похожи внешне, но здесь были другие события, другие характеры. Даже шуточки Трикстер были не вполне мои; настоящая я куда вреднее, злее и ехиднее, и уж точно не умею прицельно стрелять в коварных злодеев из движущегося вертолёта.

Впрочем, кого я обманывала? Трикстер и агент Пирс были мной и Антоном точно так же, как герои Лены и Антона были их собственными масками, и вот это злило меня больше всего. Я не хотела повторять их путь. Не желала быть второй Леной. Не хочу, не желаю, не могу, пусть, чёрт подери, мои герои будут моими героями, пусть моя жизнь будет отдельно, а их — отдельно!

Но Антон предложил мне писать Трикстер с себя, и отступать было поздно.

Допишу и стану свободной. Держу пари, после пары весёлых проектов про принцесс в пышных платьях и детективные интриги в викторианском Лондоне мне станет куда легче.

Просто… Я вздохнула. Ну ведь где-то там он меня любит, и я его люблю. Почему просто не упасть в одну постель, съесть один завтрак и отдать захоронение стюардессы на аутсорс?

Но Антону было слишком больно. И дело было не только в чьём-то анонимном письме мужу Лены. Снова всколыхнулось его прошлое, напоминая, что Антон разрушил свою девятилетнюю любовь совсем недавно, и с этим я не могла тягаться. Да и не хотела. Я могла только его поддержать, но со своими призраками каждый разбирается сам.

Я, похоже, со своими так и не разберусь.

Дважды мне снился давешний кошмар про разбивающееся под пулями стекло. Я подскакивала в постели, брала в ладони телефон, и…

Один-единственный телефонный звонок Анту. Другу, соавтору, моей второй половинке. Совершенно невозможный звонок, потому что пройдёт он, как в старой песне.

«Ты меня любишь?» — «Да». — «Ты дашь мне ещё один шанс?» — «Нет».

Увы.

И ещё неизвестно, кто скажет какую реплику.

Я устало посмотрела в окно, оторвавшись от экрана. Кажется, я начинаю медленно ненавидеть месяц март. Неужели так будет каждый год?

Хотелось плакать. Но нужно было работать.

Я вновь погрузилась в текст, выписывая будущие пояснения для Анта. И не сразу заметила горящую иконку мессенджера.

Я помедлила перед тем, как открывать. Но Ант никогда умышленно не сделал бы мне больно, напомнила я себе. Никогда.

И щёлкнула на иконку.

Одна-единственная строчка от Анта.

«Лена передала мне права на «Остров».

Я приоткрыла рот. Вот это да.

«Почему?» — не думая, написала я. «Она тебе сказала, почему она это делает?»

«Она просто прислала нужные документы Ромке через службу экспресс-доставки. Но, да, я тоже получил письмо».