Дом, в котором живёт смерть - Джон Карр

— В субботу вечером, — сказал он, — я не обратил внимания на фамилию владельца. Мне нет прощения, Пенни! А ведь «Богемский табачный диван» должен был подсказать мне…

Пенни, которая до сих пор проявляла неподдельный интерес, сейчас откровенно растерялась.

— Когда ты говорил о тупости, Джефф… боюсь, это относится ко мне. Что эта вывеска должна была подсказать тебе?

— Богемия в свое время была независимым королевством, входившим в Австро-Венгерскую империю. В 1919 году она стала провинцией Чехословацкой республики, которая…

— Я все еще не понимаю, — запинаясь, произнесла Пенни, — но у нас снова всплыл 1919 год! Если твой дядя именно это имел в виду…

— Что бы, Пенни, он ни имел в виду, но уж явно не это. Слово «Богемия» на вывеске не имеет никакого отношения к какой бы то ни было реальной Богемии, которая существовала или будет существовать. Подумай, Пенни! Ты же читала романы!

— Я очень смутно представляю себе, что это должно означать… но все же ничего не понимаю! Или ты тоже пытаешься быть оракулом, как твой дядя?

— Нет, моя дорогая, и ты скоро убедишься. Давай зайдем.

Когда Джефф открыл дверь, звякнул колокольчик.

— Помещение небольшое, но тут уютно и красиво, — оценил Джефф торговый салон, куда он ввел Пенни. — Да, это именно «диван» в том значении, которое предлагает Оксфордский словарь: курительная комната или табачный магазин. Тут еще должна быть софа — и она есть! — обтянутая плюшем мышиного цвета. На самом деле эта комната должна была быть обставлена несколько лет спустя после того, как старый коммодор Хобарт переправил Делис-Холл из Англии, — с тех пор она и сохраняет свой первоначальный вид.

Хотя Джефф говорил очень тихим голосом, он все же предпочел остановиться. Тяжелое полотнище портьеры, прикрывавшей дверной проем в задней части помещения, дрогнуло и сдвинулось в сторону. В зал магазина вошла миниатюрная, хорошо сложенная девушка с каштановыми волосами, которая остановилась за стойкой. Ей было лет восемнадцать-девятнадцать. Скромно, но аккуратно одетая, она принадлежала сегодняшнему дню точно так же, как эта табачная лавка отвечала представлению о торговой элегантности викторианских времен. Несмотря на яркий солнечный свет снаружи, в магазинчике стоял неизменный сумрак.

— Господа, чем могу служить?

Девушка одарила улыбкой Джеффа, который улыбнулся ей в ответ.

— Вы же не англичанка, верно? — спросил он.

— Нет, но я родилась здесь. Я… Ой! Вы же, наверно, хотите увидеться с моим дедушкой, да? Подождите, пожалуйста.

Снова улыбнувшись, девушка приподняла портьеру, которая упала за ее спиной. Откуда-то донесся ее голос, и наконец послышались тяжелые шаги.

В помещение неторопливо вошел стройный симпатичный пожилой мужчина с короткой бородкой и с усами; волосы его были посеребрены сединой. У него была свободная манера держаться, а интонация речи и строй фраз говорили, что он получил хорошее британское образование. Заняв место за стойкой, он с подчеркнутой вежливостью обратился к Джеффу:

— Если вы всего лишь хотите что-то приобрести, сэр, моя внучка поможет вам. Но поскольку Энн решила, что тут желательно мое присутствие…

— Мне в самом деле нужны сигареты, если они у вас, конечно, имеются. — Джефф назвал марку и тут же получил ее. — Но, — продолжил Джефф с той же изысканной вежливостью, которую продемонстрировал этот странный торговец табачными изделиями, — ваша вывеска вызвала у меня такое любопытство, что я решил доставить себе удовольствие поговорить с владельцем. Насколько я понимаю, сэр, на самом деле вас зовут не Теофиллиус Бовсе, да и ваше заведение находится не на Руперт-стрит в Сохо, хотя среди ваших покупателей числятся такие уважаемые личности, как Шаллонье и Сомерсет?

— Ваше предположение совершенно верно, — с довольным видом сказал пожилой джентльмен. — Я именуюсь Эверард, Джон Эверард, так же, как и мой отец. Это название на витрине, — показал он жестом, — мой покойный отец оставил как торговую марку, когда в 85-м году начинал этот бизнес. Может, вы не доверяете таким причудам; похоже, недоверие вообще свойственно всему вашему поколению. Но я воспринимаю его как безобидный обман, который никого не унижает, и с удовольствием продолжаю и лелею эту традицию. Могу я поблагодарить вас, что вы заметили этот намек?

— На литературу, не так ли? — вскинулась Пенни. — Глупо считать, что я уже настолько близко подошла к пониманию происходящего, что достаточно маленького намека, который все мне скажет! Конечно, это ссылка на какую-то книгу?

— Я дам тебе самый широкий набор намеков, — ответил Джефф, — сказав, что тут присутствует ссылка на две книги одного и того же автора. Обе опубликованы в начале восемьсот восьмидесятых годов, и в обеих был один и тот же главный герой. Этот главный герой…

— Можем ли мы назвать его, — предложил мистер Эверард, — не столько главным героем, сколько кем-то вроде божества, который все приводит в порядок?

— Благодарю. Пожалуй, это более точное определение, — согласился Джефф. — Это божество, принц Флоризель из Богемии, был изображен как насмешливая и ироничная, едва ли не клеветническая пародия на принца Уэльского, впоследствии короля Эдуарда VII. Вначале переодетый принц Флоризель бродит по Лондону в сопровождении своего помощника полковника Жеральдина. Мы встречаем его в устричном баре близ Лейчестер-сквер. Он заводит знакомство с молодым человеком, поедающим кремовый пирог, и узнает о существовании такой организации, как Клуб самоубийц. Автор этих историй…

У Пенни сияли глаза.

— Роберт Луис Стивенсон! — воскликнула она. — И первая книга называется «Новые арабские ночи»! В конце ее принц Флоризель в силу причин, которые никогда так и не объяснялись, вынужден отречься от престола и покинуть Богемию. Он возвращается в Лондон, да?

— Он возвращается в Лондон, — подтвердил Джефф, — и устраивается как Теофиллиус Бовсе в заведение под названием «Богемский табачный диван». «Бовсе» — это сокращение от «Боже Всемогущий». Здесь экс-принц занимается самыми разными делами, которые легли в основу другого собрания историй. Например, «Динамитчик», который Стивенсон написал вместе с женой. — Джефф прервался, чтобы подвести итоги. — Мистер Эверард, мисс Линн, — вопросил он, — ведь нет сомнений, что вы-то — уроженцы Британии, не так ли?

— Теперь я гражданин Америки, — возразил аристократичный владелец табачной лавки. — Но был рожден и вырос в Англии, где получил удовольствие окончить Кембридж прежде, чем в 1891 году присоединился к отцу. Размышляя об этом, сэр, — и он в упор посмотрел на Джеффа, — могу сказать, что вы с удивительным постоянством проявляете себя как автор, который не нравится тем, кто предпочитает запахи мусорного ведра. Несколько раз, хотя не в последнее время, я видел ваши фотографии в прессе. Вы, мистер Колдуэлл, завоевали репутацию романиста, продолжателя великой традиции. Вы ведь и вправду мистер Колдуэлл?

— Да, это я.

— И каждый из ваших исторических романов содержит элемент какой-то тайны, которая проясняется только в самом конце?

— Именно так.

— Что же касается тайн, — продолжил торговец табаком, — то у нас рядом с городом находится некий дом, Делис-Холл, который имеет в себе больше, чем легкий аромат тайны. Насколько я понял из явно растерянного отчета во вчерашней прессе, в нем произошла еще одна подозрительная смерть.

— За сорок пять лет между 1882 и 1927 годами, мистер Эверард, в Делис-Холл случилось больше, чем две смерти. Что справедливо по отношению к любому дому, который вы назовете.

— Да, — согласился собеседник, — но много ли среди них подозрительных смертей? Вот, например, в той печальной истории двадцать лет назад… почему незадолго до смерти, случившейся там, какой-то вскрик был слышен вне здания. Вы знакомы с этим домом, сэр?

— Более чем хорошо. Я в нем остановился. Но боюсь, что не могу обсуждать…

— Конечно, не можете. В то же время…

Издалека, откуда-то из глубин помещения, послышалась телефонная трель. Звонки оборвались, и из-за портьеры послышались легкие шаги. Девушка Энн откинула занавес дверного проема.

— Если вас зовут Колдуэлл, мистер Джеффри Колдуэлл, — сказала она, — то вас просят к телефону. Все в порядке, дедушка?

— В полном, моя дорогая. Разве что я должен посетовать, что прерван интересный разговор. Следуйте за моей внучкой, сэр, она вам все покажет.

Джефф прошел по коридору в тесную гостиную. Одна ее стена была занята полкой с книгами, а два окна выходили на двор, заросший травой. Он подтянул к себе телефон со стола, заваленного книгами; рядом стояла этажерка с кучей корреспонденции, а под ней — прикрытая чехлом пишущая машинка.

— Ты сказал, что будешь здесь, — напомнил ему голос Джилберта Бетьюна, который он безошибочно узнал. — Я могу только надеяться, что старый Эверард — или Флоризель, или принц Уэльский, как бы он себя ни называл, — вступит с тобой в разговор. Он уже посетовал на падение искусства курить сигары, так что посетители больше не засиживаются у него на диване, попыхивая королевской регалией?