Родник пробивает камни - Иван Лазутин

А поэтому Владимир был рад, когда старший в группе, Петр Аполлинарьевич Ненашев, который только что ходил звонить Кораблинову, вернулся мрачнее тучи. Он даже посерел в лице.

— Что случилось, Петр Аполлинарьевич? — бросилась к нему Наталья Коршунова, снимавшаяся в роли княжны Мэри, — На вас лица нет!..

— Заболел Сергей Стратонович. Велено срочно сдавать билеты и сидеть в Москве, ждать его особого распоряжения.

— Заболел?! — с ужасом в расширенных глазах спросила Лариса Величко, которая из боязни, что она несколько полновата для Бэлы, последние два месяца истязала себя голодом, старалась похудеть, отчего ее и без того тонкую талию можно было обхватить пальцами.

— Вернее, заболел не сам, а Серафима Ивановна, но это одно и то же. А может быть, даже хуже. У нее тяжелый сердечный приступ. И вообще, как я понял, у них в семье стряслась какая-то большая неприятность. Он дьявольски зол и раздражен. Я даже побоялся расспрашивать подробности. Бросил трубку, и я не успел спросить, куда нам ехать — по домам или в студию.

Молча сдавали билеты, молча забирали из камеры хранения вещи, молча садились в автобус… Лишь один Владимир в душе был рад, что полет на Кавказ был отложен. Он даже сам пока еще неясно осознавал причину своей скрытой радости. Но когда пытался объяснить себе свое душевное облегчение, которое почувствовал сразу же после сообщения ассистента Ненашева, то перед глазами его тут же встало смуглое лицо Махарадзе с черными кинжальчиками щегольских усов и его розовые, глянцевито блестевшие губы, дрогнувшие в нехорошей, кривой усмешке. Эта его затаенная усмешка всегда коробила Владимира. «Попробуй прочитай — что у него на уме. Грузин — это тебе не медлительный якут и не увалистый, безобидный коми-пермяк. На его темперамент и чувства сотни веков работали солнце и крутые скалы, быстрые горные реки и клекот орлов, горячие скакуны и звон кинжалов… Пока пермяк или тамбовский лапотник навернет портянки и обуется, разглядывая со всех сторон свой яловый сапог, горец уже успеет украсть молодую красавицу горянку и, перекинув ее через седло, будет скакать с ней по каменистой дороге за десятки верст от сакли, где еще не хватились пропажи…» В голову Владимира лезла разная чертовщина.

Автобус вышел на Якиманку. Владимир постучал шоферу и, когда тот обернулся, сделал ему знак, попросив остановиться. Шофер резко затормозил перед самым светофором. Владимир попрощался с товарищами и уже с подножки бросил Ненашеву:

— Петр Аполлинарьевич, буду звонить каждый день. Если потребуюсь срочно, дайте знать с курьером. Я пока все там же, в общежитии во Втором Щиповском переулке. Курьер знает. Записку вахтеру — и я молнией буду на студии.

Автобус тронулся. Провожая его взглядом, Владимир помахал вслед ему рукой. Он даже успел заметить через стекло, как Наталья Коршунова украдкой от всех послала ему воздушный поцелуй. Он хотел послать ответный поцелуй, но какая-то сила остановила его, и он вяло опустил уже поднесенную к губам руку, сделав вид, что не заметил этого жеста. Профессиональная киноактриса, уже широкоизвестная зрителю по многим фильмам, Коршунова была на десять лет старше Владимира. Дочь ее училась в шестом классе, с мужем она скандально развелась три года назад.

А однажды — это было две недели назад, в ранний рассвет, когда после ночных съемок Владимир провожал Коршунову до стоянки такси, она, открыто и смело глядя ему в глаза, пригласила его к себе домой. По-матерински нежно и по-женски покровительственно разглаживая мятый лацкан его пиджака, она тихо спросила:

— Устал?

— Немного.

— Тебе, лапонька, нужно обязательно принять ванну и хорошенько отдохнуть. Поедем ко мне, нам никто не помешает. Дочку я на все лето отправила к бабушке в Калугу. Ну что ты молчишь?..

Владимир в ответ промычал что-то нечленораздельное, не то отказываясь, не то соглашаясь.

— Неужели тебе не надоело таскаться по общежитиям?

Что-то дрогнуло во Владимире, захолонуло, что-то потянуло его к этой ласковой и красивой женщине с властным и одновременно нежным взглядом, но страх перед неведомым, запретным остановил его. И когда Коршунова, словно между прочим, застегнула на его сорочке среднюю пуговичку, он устало улыбнулся и, словно в чем-то виноватый перед Натальей, ответил:

— Спасибо, Наташа… Я как-нибудь в другой раз. В общежитии у меня много дел.

Такое же чувство раздвоения, когда соблазн боролся со страхом, Владимир испытывал в раннем детстве. Он только что еле-еле научился плавать. Долго простаивал на берегу речки, у крутого обрыва над омутом, в который с разбегу ныряли парни и мужики. Ему до льдистого холодка в сердце хотелось так же, как и они — парни и мужики — с разбегу, сложив над головой руки лодочкой, кинуться вниз головой в темную глубь омута, но щемящий страх пересиливал, и он, оглядываясь, отходил от обрывистого, высокого берега, в душе твердо решив: «Дай только еще немножко подрасти… Тогда уж не побоюсь».

«А что, если позвонить ей?.. Что, если…» — мучительно раздумывал Владимир, глядя вслед удаляющемуся автобусу, который уже заходил на Большой Каменный мост.

Но тут нее в памяти возник образ Светланы, и все сомнения разом развеялись.

Владимир давно догадывался, что Наталья Коршунова почти с первых репетиций ждет с ним уединенной встречи. Он это видел по ее глазам. Но всегда старался сделать вид, что не понимает, не чувствует, как она тянется к его молодому сильному телу, в котором еще не вспыхнули огни, уже давно полыхающие в ней, в Наталье Коршуновой. Но тут же его угнетала мысль: а что, если она поймет его страх и трусость перед той близостью, в которую она втягивает его? Что, если она не сегодня, так завтра желчно усмехнется и скажет: «Подсолнышек ты недозрелый на огородной грядке!..»

Терзаемый этими нехорошими мыслями, Владимир почти перебежал шумный перекресток и вошел в телефонную будку. Рука сама, почти механически, прокрутила семь раз диск автомата. Не было в этом разговоре традиционного «Здравствуй, Светунь. Как твое здоровье?.. Я соскучился…». Слова Владимира падали в телефонную трубку, как тяжелые бильярдные шары, посланные сильной рукой разгневанного вчерашним проигрышем мастера-виртуоза, который в сегодняшней партии должен непременно взять реванш.

— Ну как?

— Володя!.. Где ты?.. — Из трубки послышались рыдания Светланы.

— Я спрашиваю, как у тебя дела?

— Я… Я… Приезжай скорее… У меня случилась большая неприятность… — И снова волны рыданий захлестывали слова Светланы.

— Ты здорова?.. — обеспокоенно спросил Владимир.

— Здорова… Все мы здоровы… Тут совсем другое…

— Хорошо, я приеду вечером. Сейчас еду в общежитие. Вылет на Кавказ Кораблинов отменил. У него что-то неладное стряслось в семье. У Серафимы Ивановны тяжелый сердечный приступ. Я приеду.

Владимир повесил трубку и вышел из будки. Теперь ему было стыдно перед самим собой — всего несколько минут назад он еще мог колебаться: позвонить или не позвонить Наталье Коршуновой. Нет, теперь Коршунова ему уже не казалась соблазнительным, заманчивым омутом из раннего деревенского детства…

На душе у Владимира было хоть и тревожно, но просветленно. Он был доволен собой. Доволен тем, что едет в общежитие, что вечером увидит Светлану, что рыдания ее были не только потому, что у нее стряслась какая-то неприятность (это как раз его тревожило), а главное, оттого, что она любит его и рада, что он в Москве, что он рядом с ней.

На улице стояла дождливая хмарь.

В общежитие Владимир вернулся в двенадцатом часу. Вахтер дядя Сеня, увидев его с чемоданом в руках, удивился.

— Чтой-то ты? Ай вернулся?

— Погода нелетная, дядя Сеня, — на ходу бросил Владимир и прошел было мимо вахтера, но тот многозначительно подкашлянул и таинственно поманил его к себе.

Владимир поставил чемодан в коридоре и подошел к тумбочке дежурного, всем своим видом молчаливо вопрошая: «Что нужно, дядя Сеня?»

— Опять приходил этот… комендант, черт его забодай. Предупредил, чтобы освобождал койку и сдавал постельное белье. Я ему уж и так, и этак, а он, игрец его расшиби, уперся — и ни в какую. Сказал, что было указание из заводоуправления. Говорит, на твое место кому-то уже ордер выписали. — Владимир хотел было возразить или что-то сообщить, но дядя Сеня замахал рукой, продолжал: — А ты не горюй! Мы его облапошим. Костя Мозгунов женился. Койка его уже два месяца пустует. Как-нибудь перебьешься. А не то у меня с полгодика поживешь. А там, глядишь, все и обойдется. А может, чем черт не шутит, и сам на москвичке женишься. Костя Мозгун не тебе пара, а погляди, какую девку отхватил!.. Студентка, у отца новенький «Москвич»!

Выждав, когда добряк дядя Сеня сделает паузу, Владимир поблагодарил старика за заботу и сообщил, что вчера утром он был в парткоме завода и говорил с самим Тарановым. Таранов и председатель завкома звонили в АХО и договорились с начальником: разрешили жить в общежитии еще четыре месяца, пока идут съемки фильма.