Дом с семью головами - Тони Бранто

«измена», вероятно, он всё же раскаивался за своё давнишнее преступление.

– Возможно.

– И вновь ваша сестра подкидывает мне загадку. Сено. Что за сено перед ней возникло при слове «измена»?

– Для меня это такая же загадка, – протянул Джейкобс.

– Но, по всей видимости, измена так или иначе имела к ней отношение, ведь следом прозвучало «сердце».

– Должно быть, вновь её образ вдовы…

– Опять вы врёте! – взорвался молодой человек. – Так мы ни до чего вразумительного с вами не дойдём.

Майкл Джейкобс счёл верным не отвечать.

Карлсен, хмурясь, отвернулся к огню.

Помолчав, доктор взвешенно произнёс:

– Мать Томпсона сгорела заживо. Отсюда и тлен. Томпсон был в замешательстве, мысли не давались, и он сказал «снег» при взгляде в окно. Вы ответили «дом». Предположу, что снег – это первое, что вы представляете, вспоминая дом.

Адам ничего не комментировал и только слушал.

– «Убийцу» вы, конечно, уже минуту как вынашивали и неспроста кинули тот мяч Ольге. Вас уже тогда встревожило «тело».

Доктор вздохнул. Когда заговорил вновь, его тон изменился, голос наполнился тревожными нотками.

– Почему Ольга сказала «ад», вот этого я так и не разобрал.

Адам Карлсен вдруг ухмыльнулся и прямо посмотрел на доктора.

– Вот видите, мистер Джейкобс, вы мне не говорите про сено, потому и я не скажу вам, что означал «ад».

5

– Обидно, правда? А ведь мы с вами не дети.

Палец доктора вновь поглаживал лоб.

– Я закончу, – сказал Карлсен. – Адом для Томпсона была война. Крысы, очевидно, жили в заброшенном доме, где он, по его рассказам, однажды пережил ночь. Отсюда – убежище. Для Бульденежа убежищем была ванна, из которой он многократно наблюдал закат. Для вашей сестры закат был только один – её карьера. Аплодисменты всколыхнули во мне воспоминания о моём первом походе в театр, ковры и кресла там пахли плесенью. В свою очередь я хотел понять, чем в тот момент был занят мозг Ольги. Она ответила прямо, что хотела бы попытать с вами счастья. Вы дали понять, что это невозможно.

Адам притормозил и ухмыльнулся.

– Знаете, здесь я мог бы подумать, а не потому ли Ольга покрывала преступника полтора года? Может, она просто любила убийцу?..

6

– Теперь вы должны спросить, за что я мог убить Ванессу.

Его тон – нарочито хладнокровный – не обманул норвежца.

Определённо доктор не верил в серьёзность своих слов.

– У вас готов ответ? – спросил юноша.

– Он не убедит вас, поскольку не убеждает меня. А я, кажется, начинаю рассуждать, как вы.

– Попробуйте.

– Допустим, мой мозг помутился в далёком детстве и я стал чем-то одержим.

– Допускаю.

– Кстати, моя мать ещё жива и готова предоставить вам свои рекомендации относительно меня.

– Это будет нелишним, – согласился Адам. – Продолжайте.

Доктор хмыкнул – не верил, что был способен паясничать, да ещё так глупо. Он глубоко вздохнул.

– Взрослея, пытаясь разобраться в себе, я выбрал психиатрию своей профессией.

– Сапожник без сапог, – подсказал Карлсен.

– Мозгоправ без мозгов, – выразил согласие доктор. – В какой-то момент я влюбляюсь, назначаю дату свадьбы, а за день до неё пугаюсь, как младенец, и не знаю, как спасти себя. Чувствую себя в панике, когда гуляю с невестой, и толкаю её, не отдавая отчёта своим действиям. Затем вынужден молчать о том, что совершил, ведь совершил не я, а ребёнок во мне. Как вам?

– Блестяще. Бред в лучших традициях детективного жанра.

Майкл Джейкобс какое-то время улыбался. Затем он притих, оцепенел, как берег перед волной. Зачем он это сказал? Глупо было шутить так о Ванессе, той единственной, кого он любил.

Под стеклом очков покатилась слеза.

Доктор Джейкобс встал, потушил окурок.

– Заприте меня в моей комнате, если считаете нужным. Я бы хотел прилечь.

– Тогда мне придётся стеречь вас у окна, а там мороз, – посетовал Адам.

– Я доверил вам свою сестру, это самое дорогое, что у меня есть. Стерегите её. Барбара закрыта изнутри. Если позволите, я пойду к себе, – уже равнодушно произнёс доктор.

– Я боюсь не вас, мистер Джейкобс, я боюсь за вас.

Майкл Джейкобс приподнял свитер, под ремнём в свете пламени блеснул чёрный револьвер.

– В барабане ещё три патрона. Но не переживайте, я в безопасности. Потому что я не знаю, кто убил Ванессу.

Он запустил палец под роговую оправу и вытер влагу.

– Мистер Карлсен, прошу вас воздержаться от дальнейшего расследования. Пока что всех, кто обличил убийцу, постигла одна и та же участь. Пока вы не знаете – вы в безопасности.

Голос доктора прозвучал официально, почти начальственно.

Карлсен оставил это без комментариев.

Тревога коснулась его много раньше, чем доктор высказал предостережение.

Он знал больше, чем высказал.

Уже знал, кто и зачем поджёг машину.

Знал, чьи шаги он слышал.

И кто перерезал провода…

Но неясным по-прежнему оставалось многое.

К примеру, сейчас его очень интересовал вопрос – что здесь, в гостиной, делал металлический вентилятор, который раньше стоял в оранжерее?

Глава 18

1

Доктор Майкл Джейкобс вошёл к себе в комнату и снял свитер, разулся, вынул револьвер и положил его на тумбочку у кровати. Устало вздыхая, прилёг. Его мысли в тот момент занимала Ванесса. Он чувствовал себя виноватым в её смерти.

Не защитил, не уберёг, хотя очень любил.

Ольга, Сара, Патрик. Их он тоже не защитил, не уберёг. Смерть кружит над ним, отнимая любимых и любящих…

Он открыл глаза минуты через две. Кругом были свечи, те, что расставила Сара. Сейчас они горели.

Взгляд доктора сфокусировался. Перед ним полыхал камин, а перед камином стояла Барбара. Абсолютно голая.

Доктор сел в постели и отвернулся, намереваясь встать.

– Извините, Барбара. Я забыл, что отдал вам свою комнату. Я сейчас уйду.

– Сядьте, мистер Джейкобс.

2

Он сел, сложил руки на коленях.

– Посмотрите на меня, – велела Барбара.

Взгляд доктора завис на полпути к женщине.

– Посмотрите на меня!

Майкл Джейкобс посмотрел.

– Что вы видите?

Он увидел гребень из черепахового панциря в её жидких волосах.

– Прошу, Барбара, не надо… – он покачал головой.

– Я вам нравлюсь?

– Барбара…

– Вы ничего не видите, – её голос звучал властно. – Перед вами стоит красивая, пышущая здоровьем женщина. И я люблю эту женщину…

Ему вспомнился день, когда он сидел в оранжерее у открытого окна, утёс был залит солнцем, где-то близко плескалось море. Воздух был чистейшим, цветочные ароматы комнаты мешались с ним, создавая множество образов. А может, это было из-за диэтиламида, тогда он его впервые попробовал. Ему казалось, что растения вокруг стали огромных размеров, их краски были неестественно яркими. Казалось, что