Каракалпак - Намэ - Тулепберген Каипбергенов

— Что делать будем? — спрашивает отец. — Новую дочь родим, эту заново перевоспитаем или купим новый котел и ковер?

Порешили купить новый котел и новый ковер. Так и сделали и восвояси воротились. Через год получают такую же весточку.

Тогда отец и говорит матери:

— Если каждый год будем ей новое приданое справлять, так скоро сами по миру пойдем. Поезжай-ка ты к ней и научи ее уму-разуму.

Приехала мать и укоряет дочь свою:

— Неужели трудно раз в день ковер подмести и котел поскрести? Вот и платье твое совсем порвалось. Неужели трудно раз в день прихватить его ниткой?

Дочь говорит:

— Спасибо, мама, за совет. Я так и сделаю. Проходит еще год. И дочь снова шлет весточку: «Ковер весь вытерся давно,

У котла пробито дно,

А платье в ногах путается».

Опять поехали родители к дочери. И видят, что ковер она до дыр протерла, котел до дыр проскребла, а из платья столько ниток торчит, что стало оно напоминать плакучую иву.

Потому-то и говорят люди, что любой совет дураку во вред.

Из советовматери:«Путник с хорошими намерениями надеется на восход. Путник с плохими намерениями надеется на закат. Это хорошо, Сере, что с восходом своей жизни ты хочешь успеть многое сделать и понять».

2

Весной 1941 года я окончил четвертый класс. Назначили день собрания, на котором нам вручат табели, и учитель велел прийти с родителями. Это только так говорится — «с родителями», но в пору посевной родителям некогда расхаживать по собраниям, поэтому явились мы кто со старшим братом, кто с дядей или тетей, а я — с дедушкой.

Когда учитель объявил годовые отметки, дедушка расцвел от удовольствия. Он выкатил грудь, как петух, и по-петушиному же посматривал по сторонам: все ли понимают, что речь идет о его внуке? Понимали конечно же все. Ведь аул не велик, и каждому ясно, что коли говорят о Тулепбергене Каипбергенове, значит, говорят о внуке старика Хакимнияза. Однако, услышав, что мне дают еще и бесплатную путевку в пионерский лагерь, расположенный около райцентра, дедушка не сдержался и громко крикнул:

— Молодец, внучек, я доволен тобой, Тулек!

Никто, кроме дедушки, не переиначивал так мое имя. Почему он это делал, я могу лишь гадать. Может, оно и впрямь труднопроизносимое? Но ведь он же сам и назвал меня Тулепбергеном, и надо думать, что имя это должно было ему нравиться. Может, оно длинновато? Впрочем, я этого не нахожу. Имя — не кличка. Это лошадь нужно называть покороче, чтобы удобнее было на нее прикрикнуть. А чтобы величать человека, не стоит жалеть времени и воздуха в легких.

Но как бы там пи было, а дедушка звал меня кратко — Тулек. Само собой, что не хотел он ни обидеть меня, ни унизить. Скорее всего, ему показалось, что так мое имя звучит нежнее. Но, повторяю, это лишь догадки.

Моего сокращенного, а точнее сказать, искаженного имени в ауле никто не знал, поэтому все вроде бы и удивились: о ком это говорит старый Хакимнияз? Только учитель Муса-ага сразу все понял и тут же сочинил стихотворение:

«Стал Бердымурат Бердахом,Ноникто не знал об этом».[37]Стал Туленберген Тулеком,И об этом все узнали.

Раздался общий смех.

Я расплылся в улыбке. Еще бы — меня опять сравнили с Бердахом, и не кто-нибудь, а сам учитель. «Когда стану известным поэтом, — подумал я, — тогда возьму себе псевдоним — Тулек».

А дедушка помрачнел и насупился. Он не любил, когда смеялись над его словами, особенно если сам он ничего веселого в них не находил. Учитель заметил и это. Он догадался, что невольно задел старика, и, чтобы сгладить неловкость, радушно улыбнувшись, обратился к дедушке:

Уважаемый Хакимнияз-ата, могу ли я задать вам два вопроса?

— Хоть сто, — буркнул он.

— Вот мой первый вопрос, — все так же приветливо и не обращая внимания на дедушкину сердитость произнес Муса-ага. — Какие дни своей жизни, уважаемый Хакимнияз-ата, вы считаете наиболее счастливыми?

На лице у дедушки сердитость сменилась серьезностью. Видимо, сперва он хотел ответить что-то резкое, но вопрос показался ему значительным, из тех, с какими и подобает обращаться к пожилым почтенным людям, а потому он и призадумался, подыскивая столь же значительный ответ.

— Я считаю счастливыми все дни, когда руки мои заняты делами, а голова — заботами.

— А какие дни кажутся вам самыми грустными? Тут уже дедушка отвечал не задумываясь, потому

что, давая ответ на первый вопрос, уже ожидал, что следующий будет именно таким.

— Мои печальные дни, — сказал он солидно, — это те, когда я ничем не занят.

— А почему? — спросил кто-то из «родителей», вернее сказать, из тетей и старших братьев.

Дедушка ждал и этого и, разумеется, уже заготовил ответ:

— Потому что, когда человек ничем не занят, в голову ему лезет всякая чепуха. Думаешь-думаешь и наконец даже у родных и близких находишь тьму всяких недостатков. Так и знайте: если человек всех бранит и корит — значит, он бездельник.

— Ребята, — сказал учитель, обращаясь к нам. — Подумайте над словами уважаемого аксакала, потому что на лето всем вам я даю задание. — напишите сочинение на тему: «Самый счастливый и самый печальный день каникул». С таким сочинением каждый из вас должен прийти первого сентября, и за него каждому из вас я поставлю первую отметку.

Если бы знал Муса-ага, что первого сентября школа не откроется, что никто из учеников не выполнит его задания, что самым печальным для всех нас окажется один и тот же день наступившего лета, что сам он больше не встретится со своими учениками, — если бы знал это наш учитель, то сказал бы, конечно, другие слова. Если бы знал…

Мы с дедушкой, довольные, возвращались домой. И, по обыкновению, он начал философствовать, потому что любил порассуждать, находясь в хорошем настроении.

Рассуждения моего дедушки:

— А все-таки очень умный человек этот твой учитель Муса Джуманиязов. Ученого сразу видно. Знания дают человеку дополнительный глаз. Вон, смотри, это край земли. Каким зорким ни будь, а дальше ничего не разглядишь. Но если знаешь, что там находится, то можно сказать, что видишь ты дальше края земли. Или вот ты, например. Так на тебя глянуть, то видно рубашку, шапку видно. Но если я знаю, что у тебя в сердце и в голове, то могу сказать, что вижу тебя насквозь.

Знания, скажу я тебе, даже лучше, чем здоровье, потому что здоровье с годами изнашивается, а знания лишь накапливаются.

И уж конечно знания лучше всякого богатства. Когда умирает умный, ученый человек, все горюют, печалятся, потому что понимают, что стали беднее умом. А когда умирает богатый, то радуются даже его дети, потому что станут богаче.

Внезапно нам повстречался коше-бий.

— Хакимнияз-ата, — сказал он, — а внук-то ваш, оказывается, отличник!

Откуда коше-бий узнал то, что говорилось на родительском собрании? Ведь мы еще не успели дойти от школы до аула, и надо полагать, что другие ребята тоже еще не дошли до своих домов. Но, видимо, вести и впрямь идут впереди людей. А коше-бий па то и коше-бий, чтобы первым узнавать любые сведения, касающиеся каждого аульчанина.

— В соответствии со своим званием я должен дать вашему внуку ряд поучительных советов на его будущую жизнь, — продолжал коше-бий.

Поучения коше-бия:

В штатном расписании городского училища числится учителем один сотрудник, которого все зовут «эта», хотя по возрасту лет он еще не стар, а просто рано состарился. Старение его организма произошло по той причине, что он во имя научного познания отрекся от всех земных благ и даже позволил произвести в отношении себя операцию кастрирования.

Я должен со всей определенностью засвидетельствовать перед вами, что в результате данной операции ума у него не прибавилось, зато многое убавилось и голос стал тоньше.

Хочу посоветовать вашему внуку, чтобы он не повторял подобных жизненных ошибок и не все приносил в жертву науке.

Дедушка укоризненно поглядывал на коше-бия: мол, не следует такие вещи рассказывать безусому юнцу, но коше-бий, не смутившись нисколько, продолжал: — Личный подсобный участок, находящийся в пользовании моего соседа, огражден колючим забором. Однажды по двору соседа прогуливались его индивидуальные куры, и вдруг одна из них подверглась внезапному нападению со стороны ястреба и была похищена им и унесена в когтях.

Свидетелем данного происшествия оказался мой бойцовый петух. Такое поведение ястреба он воспринял как личное оскорбление и пришел в страшное негодование, которое выразил при помощи истошного крика и царапанья земли когтями лапы. Затем петух устремился в погоню за похитителем, но не смог преодолеть высоту забора и застрял в колючках. Я с трудом извлек его из колючек в изувеченном состоянии. Вечером того же дня указанный петух стал продуктом для супа.