Три осколка луны - Аркадий Арно

в Сурове. Остановились в недорогой частной гостинице «Озерная»» на самой окраине. Туда приезжали загулявшие парочки: снять номер на сутки или двое. Светиться не хотелось: возможно, не только они интересовались покойным патологоанатомом Скороходовым. Алексей только один раз заехал домой, чтобы взять бесценный груз, спрятанный в его комнате, на антресолях, да охотничью двустволку, и поспешил в «охотничье логово» – так обозвал их комнатку на двоих Гордеев. Компаньоны храбрились: а что им оставалось делать?

Из гостиницы Алексей позвонил Вениамину Панову, не так давно вернувшемуся из командировки, и попросил о встрече. Они приехали в поликлинику, где работал Панов, дождались конца рабочего дня и встретили хирурга у крыльца.

– Это я вам звонил, – признался Алексей. – Нам надо поговорить.

Хирург подозрительно оглядел двух мужчин, один из которых, постарше, держал в руках объемный чемодан, а другой, помоложе, картонную коробку; и кивнул:

– Прошу на ближайшую лавочку.

Когда они уселись, Алексей едва сдерживался. Наверное, ему хотелось как можно скорее взять быка за рога. Но едва он раскрыл рот, Гордеев перебил его:

– Вениамин Павлович, скажите, как погиб ваш друг Борис Скороходов?

– А вам это зачем? – ответил тот вопросом. – Вы – следователи?

Неожиданно для себя Гордеев решил брать нахрапом:

– Следователи не следователи, а знать необходимо. – Он многозначительно кивнул на коробку. – Ваш друг, работая в морге, похищал трупы.

– Что?! – Лицо Панова сморщилось в изумлении. – Вы спятили?

Но коробка уже была открыта Алексеем.

– Загляните…

Хирург осторожно заглянул в коробку. В первое мгновение он отшатнулся, точно там лежало что-то противоестественное, но потом, со все возрастающим интересом, уставился на содержимое.

– Это… скульптура? – спросил хирург. – Воск?

На дне коробки, в поролоне, который развернул Алексей, покоилась женская голова, чуть помятая, и скрещенные руки. В уголке прятался отломанный мизинец.

– Вот именно – скульптура, – признался Гордеев. – И в материале не ошиблись: воск. Похожа на живую, верно?

– А зачем вы показываете это мне?

– Когда-то, почти десять лет назад, у моего коллеги, – Гордеев указал на Алексея, – погибла сестра. Утонула в озере.

– В Оленьем, – добавил Алексей.

– В Оленьем, – согласился Гордеев. – Ее труп попал в морг, где тогда работал Борис Скороходов. На следующий день мать и отец девушки опознали тело. Но домой к ним попала вот эта кукла, с предостережением, что трогать покойницу не стоит, можно повредить внешность. Конечно, просьбу исполнили. Эту куклу и похоронили. А тело заменил муляж – дешевый манекен.

– Вы хотите сказать, что она пролежала в могиле… сколько?

– Почти десять лет.

– Невероятно.

– Мы так не думаем. Побеседовать с Борисом Скороходовым уже не удастся. Но хотелось бы поговорить с кем-то, кто бы смог ответить на вопрос: куда делся настоящий труп.

– Какую-то чертовщину вы рассказываете… Почему я должен вам верить?

Алексей вытащил из кармана несколько фотографий сестры, где она была одна, с друзьями, смеялась, улыбалась в объектив.

– Посмотрите, какое сходство, – попросил Гордеев. Он был настойчив. – Или я ошибаюсь?

– Да, действительно. – Панов взял фотографии и стал перебирать их, то и дело переводя взгляд на восковую голову. – Сходство и впрямь есть…

– Скажите, а что у них за семья? Я говорю о Скороходовых. Кто они такие?

– Мать умерла рано, сын воспитывался с отцом. – Гордеев невесело усмехнулся. – Папаша – чудак. Для меня – человек из далекого прошлого. Кстати, врач. Где только не работал! В том числе и за границей. В Азии, в Южной Америке, в Африке. Подцепил лихорадку, много болел. Инвалид. Теперь, я слышал, дачник: взращивает сад, делает яблочное вино, торгует им через посредников. Тем и живет. – Он пожал плечами. – Так говорят… Наши отцы когда-то дружили, а потом… разошлись во взглядах. – Панов усмехнулся, покачал головой. – В политических. Бывает: старые друзья стали едва ли не врагами.

– Кто за кого? – спросил Гордеев.

– Какая разница, – отозвался Панов.

«И то верно, – подумал Петр, – его-то какое дело». Но спросил:

– А с отцом вашим связаться можно?

– Вы не станете его накручивать?

– Ни в коем случае. Даю слово! И в политических взглядах буду покладист.

Панов вытащил из кармана записную книжку, ручку, что-то чиркнул на листочке и отдал его Гордееву.

– Благодарю. – Петр спрятал обрывок бумаги в карман. – А кого еще вы знаете из тех людей, что работали и дружили с Борисом?

– Еще одного человека, Маркушу. Он работал с Борей как раз лет этак десять назад. Вместе они и пили. Только, слава богу, у Маркуши не было машины, чтобы спьяну разогнаться и врезаться в дерево. После смерти приятеля он стал пить еще сильнее. Потом, я слышал, бросил. Он живет где-то в черте садовых участков, с южной стороны, – он вопросительно взглянул на собеседников. – Вы ориентируетесь?

Алексей утвердительно кивнул:

– Наилучшим образом.

– Где-то недалеко от Оленьего озера, – продолжал доктор Панов. – Я как-то проезжал на машине и встретил его там… Увидел, – поправился он. – Останавливаться не стал – не захотел. Я и раньше его недолюбливал, старался Бориса от него отвадить, да не получилось. На грызуна он похож мелкого, и фамилия у него похожая: Суслин, Суслов. Не помню…

В этот же день они колесили по всей южной окраине Мохова в поисках дома Маркуши, коллеги покойного Бориса Скороходова, пока не остановились на берегу сбросившего лед озера, длинного и широкого, уходившего клином далеко через леса и луга. Там, на другой стороне, за неподвижной гладью еще холодной воды, вырастал дивный особняк с высокой крышей, построенный, надо сказать, со вкусом и умением. Не то что дома на этом берегу озера, потеснившие тут и там старые дачи и деревянные халупы.

Гордеев сразу вспомнил его – дом, мимо которого он всякий раз проезжал в электричке, направляясь из Сурова в Мохов. И все время ночью… Хоть и с большого расстояния, полускрытый деревьями, дом смотрелся панорамно, ярко.

– Счастливчик, кто в нем живет, – рассудил Гордеев. – Глаз не отведешь.

…Особенно от зыбкого отражения особняка, путавшегося в ярких весенних облаках.

Скрипнула калитка…

Петр и Алексей обернулись. Щуплый человечек непонятного возраста, скверно одетый, в кепке, закрывал за собой деревянную дверцу. Кивнув на озеро, он спросил:

– Как вам домишко-то, а? Хоромки на другом берегу?

Человечек вышел на дорогу, где остановились двое путешественников, и стал приглядываться к ним, точно хотел понять, чего им тут, страдающим от безделья, надобно. Гордеев даже сморщился: было в оборванце что-то отталкивающее, неприятное – совсем не связанное с костюмом.

– Добрые хоромки, – первым ответил старший компаньон.

– Не мои, – язвительно бросил оборванец.

– И не наши тоже, – откликнулся Алексей.

– Не ваши, ох, не ваши! – подтвердил его слова незнакомец и едко усмехнулся: – Что верно, господа чужестранцы, то верно.