Гид по чаю и завтрашнему дню - Лора Тейлор Нейми

всегда в последнее время. По его лицу расползается улыбка, гр-р, он сразу понял, о чем я. Хитрая задница!

– Ладно, может, нам действительно нужно кое-что прояснить, – говорит он.

Я киваю.

– Во-первых, ты моя подруга и всегда ей будешь.

– А ты мой друг.

– Хорошо. Это хорошо. – Он улыбается. – Но как мы… то, как мы…

– Да, все это. Я хочу сказать, друзья обычно не…

– Нет, ты права. Так что это значит, что мы… – говорит он небу, звездам, побледневшим от желтых уличных фонарей.

– Но…

Pero…

И вот опять. Один слог на его языке, два – на моем.

– Но, да, – говорит он, на этот раз мне. – Видишь, я застрял здесь. – Он проводит по моей руке, от локтя до запястья. – Если бы мы были…

Мы не заканчиваем предложения, но я все прекрасно понимаю.

– Верно. Только мы не…

Он берет меня за руку.

– Ну, конечно. Я понимаю, через что тебе пришлось пройти и что ты потеряла. Я также понимаю, что ты приехала не навсегда.

Майами. Третье сердце на этой улице, которое пытается любить меня еще сильнее.

– Но ты и я, – говорю я. – Мне нравится то, что между нами, и мне весело…

Он обнимает меня за плечи.

– Мне тоже нравится то, что между нами, и мне тоже очень весело. Слишком весело, чтобы просто уйти.

– Тогда не уходи? – Не оставляй и ты меня.

– Нет, Лайла. – Он обнимает меня крепче, чтобы скрепить свои слова, и добавляет: – Давай поступим так. Давай создадим новую категорию отношений. Не будем вешать на них конкретный ярлык. Оставим его пустым, а дальше будет видно.

– Ты это имел в виду, когда говорил, что не просишь лишнего у бога, вселенной или самой жизни?

Я чувствую его кивок.

– Именно это я и имел в виду.

– Я никогда этого не делала. Я всегда требовала того, что хочу, от каждого, кто меня слушал. Даже если меня не слушают, я стараюсь быть услышанной и понятой. Поэтому я оказалась здесь. – Я отстраняюсь, и он смотрит мне в глаза, когда я говорю: – Но это также привело меня сюда.

Он выдыхает, обнимает меня одной рукой за плечи и ведет нас дальше.

– Майами ждет – чертовски везучий город. Как и твоя семья, и твой бизнес, – задумчиво говорит он.

– Да. – Золотой кулон в виде голубя бьется о грудь при ходьбе.

– И когда тебе станет лучше, ты снова кого-нибудь встретишь. – Он прижимает меня чуть крепче. – Но у меня есть пара требований к любому твоему будущему чуваку. Гипотетически говоря, разумеется.

Я прыскаю от смеха. Затем шмыгаю носом.

– Какие требования?

Он смотрит на меня, как будто я сама должна была догадаться.

– У него сто процентов должен быть мотоцикл. Так и быть, давать ему имя не обязательно.

– Ты очень щедрый.

– Еще какой. – Орион грозит пальцем. – И он должен уметь нормально заваривать чай. Потому что теперь ты без него не сможешь жить. А еще он должен сидеть с тобой и просто смотреть на этот прекрасный мир, потому что ты слишком много работаешь.

– Договорились, – говорю я. – Что-нибудь еще?

– Еще очень много всего, Лайла.

Она должна будет делать ему сэндвичи. Я бегу по Сент-Кросс, и это не просто пробежка – на этот раз я бегу, словно лесной пожар, и надеюсь, что бег оставит меня опустошенной и очищенной, как кукурузную шелуху.

Кейт заставила меня пообещать, что я никогда не буду бегать по ночам, но у меня не было выбора. Когда Орион оставил меня у «Совы», мы были отрешенными и спокойными, решили не думать слишком много о наших отношениях и о том, что будет завтра. Мой разум сам все знает, но непланирование для меня в новинку. Непланирование – что-то новое для девушки, у которой многие годы была табличка с собственными именем, написанным нестираемыми чернилами: Лайла Рейес, главный пекарь. Новое для девушки, чья жизнь была с любовью расчерчена: кубинка Лайла, дочь, сестра и племянница, рожденная в Майами, которой суждено было добиться успеха.

Мое сердце не понимало, что Орион имел в виду под «дальше будет видно». Мне пришлось вынести это на улицы.

Мои ноги с силой бьют по асфальту. Туман окутывает меня и охлаждает жар, поднимающийся от моей кожи, когда я задаю слишком смелые вопросы.

Она должна будет печь для него. Мой разум задерживается на этом требовании. Muy importante. Он любит лимон. Это не обязательно должна быть кубинская выпечка, но она должна быть достойной. Она наверняка будет добавлять слишком много сахара, эта девушка, которая завоюет сердце Ориона.

Мои мысли сменяют направление, и я тоже бегу по другому маршруту на развилке. Сколько планов я построила в последнее время, которые в итоге сорвались? Квартира со Стеф и тщательно спланированная поездка в Диснейленд на мой восемнадцатый день рождения? Бац! Будущее, которое я выковала на кухне, готовя рядом с бабушкой и наблюдая, как она седеет? Вдребезги. Дата на ее надгробии – страшный монстр.

Мы с Орионом не будем ничего планировать и вешать ярлыков. Может, тогда из этого что-нибудь выйдет.

Или получится наоборот, и через пару недель время окажется очередным страшным монстром.

Она должна будет бегать с ним. Примерно на третьей миле он, скорее всего, замедлится и определенно начнет жаловаться. Она должна будет пинать его под зад, чтобы пробежать четыре мили. И у него получится. Затем она позволит ему заварить для нее чай, эта везучая, везучая девушка.

Везучая девушка, которую я, возможно, возненавижу? Просто за то, что она есть, за то, что она здесь, когда мои цели требуют того, чтобы я была… там? Эмоции жгут горло. No puedo. Сегодня мне не хватит асфальта, чтобы все обдумать, потому я решаю воспользоваться методом Ориона и ничего не планировать. Такое чувство, что я пробую новый рецепт.

Вместо этого я заставляю работать свое тело.

Уже так поздно, что деревья в тумане похожи на призраков. Я бегу в жутком ночном облаке, отчего по спине ползут мурашки. Но я в безопасности. За несколько миль я слышала только призрачное дыхание листвы, шлепанье моих кроссовок по асфальту и металлическое динь-динь-динь – собачка на замке моей куртки. Однако, когда я добегаю до следующей развилки, которая ведет либо в город, либо к автомобильному шоссе, из-за поворота доносится незнакомый звук. Ш-ш-ш, ш-ш-ш, ш-ш-ш, пс-с. Затем опять.

Я перехожу на шаг и достаю телефон, на всякий случай. Я иду вдоль кирпичной стены до угла. Свернув, я вижу силуэт человека в худи. Затем штрихи черной краски из баллончика на небольшом кирпичном участке – символ бесконечности.