Миры Пола Андерсона. Т. 3. Орион взойдет - Пол Андерсон

Оставалось только завидовать ему.

Буквально на миг крохотные глазки учена прицелились в него стволами винтовок, ухмылка померкла и голос притих; Джовейн невольно усомнился в том, что учитель и в самом деле пьян.

— Господин замка, — проговорил тот, — геология и история в равной мере свидетельствуют о том, что существуют моменты, когда эволюция делает новый виток — к худшему или лучшему. Быть может, подобное событие произойдет через час. Если так, выпьем за прогресс.

Он расхохотался, извлек пробку, приложился к бутылке, пожелал хозяину добра и отправился к своей новой фаворитке.

Джовейн проследовал дальше.

Яго Диас Гарсайя ожидал его в назначенной комнате. Невысокий, борода лопатой, в полотняной блузе и полосатых брюках состоятельного бюргера Центральной Эспейни; Ирмали подметила верно, он, действительно казался воякой куда больше, чем был на самом деле. Когда вошел Джовейн, Гарсая привстал и изобразил полнейшее внимание. В конце концов, он мог находиться перед следующим Капитаном Домена.

— Добрый день, сэр, — приветствовал он Джовейна. Франсей его был безупречен — с легким налетом гасконезских интонаций.

— Приветствую. Пожалуйста, садитесь. Не желаете ли? Джовейн предложил коньяк и сигареты, хотя сам не курил. Это была не простая любезность, хозяин обязан сделать подобный жест, если представитель Клана Таленс встречается с посланником Женерала Эспейни.

Тот был до бестактности прямолинеен и буквально через минуту уже спросил:

— Насколько серьезны ваши намерения в предполагающемся заговоре?

Джовейн поборол удушье, чтобы ответить с равной степенью откровенности:

— Стопроцентные. Я уже постарался все объяснить, но позвольте еще раз все повторить — вкратце. Потом, если вы сочтете мою позицию разумной, мы обратимся к подробностям. — Позволив глотку бренди прокатиться по пищеводу, он продолжил:

— Я принадлежу к Домену Скайгольма. Поймите меня правильно, я предан только ему. Я воевал за свою страну, получил раны, рисковал жизнью, но тем не менее недоумеваю, почему мне так часто приходится обмениваться выстрелами с вашими воинами. Тем более если учесть, что народ ваш по большей части предан геанству; передо мной уже начали проступать контуры нового цикла всемирной цивилизации… Но не будем обмениваться лозунгами. Дело в том… — Гнев охватил его, кулак его непроизвольно ударил по ручке кресла. — Дело в том, что Таленс Донал Ферлей умер. После смерти Тома он был бы явным наследником капитанского места, хотя подобный исход едва ли следовало бы приветствовать. Однако Клан немедленно возвел его сына Иерна в статус сеньора, и поговаривают, что этот осел, этот технопоклонник, может быть избран… — Он глотнул. — К тому же Иерн — мой личный враг, и я способен сделать кое-что ради Геи. Ненависть может питать Жизненную Силу, не правда ли?

Диас Гарсайя кивнул.

— Полагаю, что так, — ответил он. — Я не адепт, как вы знаете. Я офицер и служу моему Женералу. Мы хотим только одного — чтобы следующее правительство Домена с большей благосклонностью отнеслось к законным интересам Эспейни, чем это делало прошлое. Если в дополнение правительство ваше станет геанским… что ж, тогда мы действительно сможем заложить ядро новой цивилизации. — Он затянулся сигарным дымком. — Очень хорошо, — проговорил он, — давайте обсудим подробности. Никто не знает, что произойдет. Например, кандидата менее противоречивого, чем Иерн Ферлей, будет сложнее отодвинуть в сторону, но в случае…

Вы хотите получить оружие. Эспейнь не может предоставить его непосредственно: в таком случае разведка Скайгольма немедленно отметит, что мы производим больше, чем используем, и выяснит место, куда оно направляется. Однако в Мерике мы связаны с Юанью, где можно найти посредника, который устроит сделку. А в наших горах очень удобно втайне тренировать людей… Словом, переходим к деталям, сзр.

Джовейна просто распирало от счастья.

Лоза, Лоза моя, пусть сгустки солнечного света Оставят запыленные бутыли, напомнив нам Закаты льдистые и виноградник, И кисти, налитые алым соком, Что слаще поцелуев, Которыми мальчишка наделяет свою девчонку, Когда скрестятся легких две тропы, И не считай им цену!

Альдебаран среди Гиад не столь уж ярок, Как пламенный кларет[62], что сердце согревает.

Ни золото, ни белизна зимы на море Не схожи с мягким током шардонэ.

Так пей же, пей — доколе не настало время уходить.

— И вновь наши смиренные виноделы сотворили свое повседневное чудо…

— Плик на время умолк… — Ба! — фыркнул он, извлекая сокрушительный дискорд из своей лютни и хлопнув инструментом по столу. — В изобилии, так что нам хватит. Налей-ка доверху, моя дорогая.

Сидевшая напротив Сеси удивленно глядела на него из-за свеяей, пытавшихся разогнать сумрак. Примеру ее на скамьях за ближайшим столом последовало четверо посетителей — моряк, пара рабочих и пейзан, приехавший на рынок — более в «Золотом петушке» никого не было.

Посетитель повалит попозже, когда мужчины пообедают дома, как сейчас это делал хозяин, аслаждавшийся обедом наверху в обществе своей семьи.

— Почему ты остановился? — спросила барменша. — Прелестная песня.

— Ерунда, — фыркнул англеман, — избитая донельзя. В ней нет ни капли вдохновения. Потом мне просто вдруг надоело квакать банальностью о вине и любви, когда можно выпить. — И с внезапной игривостью добавил:

— А потом заняться любовью!

Сеси качнула головой:

— Разве твоя песня предназначалась не мне?.. Ты умолк прямо на середине.

Плик вздохнул:

— Да, я намеревался воздать тебе должное, но эта песня, увы, не достойна моей Лозы. — Плнк покачал головой, прищелкнув языком, склонил набок. — Обещаю тебе сочинить что-нибудь получше. — Он помедлил. — Кстати… могла бы и предоставить мне повод для вдохновения. Сама знаешь какой, пышечка. Начнем с бокала бургундского.

— Я заплачу, Плик, — предложил на брежанеге рабочий.

— Спасибо тебе, Ропарж, — ответил поэт на том же языке. — Если ты способен повторить угощение еще разок, тогда я, возможно, сумею сотворить другую песню… настоящую, чтобы забурлила кровь в жилах.

— Только на нашем линго, ладно? А то я не слишком хорошо понимаю англей. А как насчет твоей «Бандитской баллады»? — Ропарж повернулся к своим компаньонам. — Тебе она тоже нравится, не так ли, Конег? И тебе, загородник, понравится… не сомневаюсь. Бодрит.

Плик подумал.

— Так она ж подрывная. — Многочисленные куплеты песни превозносили подвиги — боевые, за пиршественным столом и в постели — полулегендарного разбойника Жакеза, пять столетий назад ставшего наконечником копья в отпоре, оказанном пейзанами угнетателю Местромору. — Она популярна среди ваших — я слышал, как ее орали на окраинах Кемпера и в селах. Стоит, должно быть, того, чтобы пели.